Мне было больно за Марго еще и потому, что, как там ни говори, угасала она на чужбине. Хотя и крепилась, но состояние у нее было тревожное, что ее оставили, уехали… Это психология, тут человек не властен. Быть может, и ко мне поэтому особенно привязалась, говорила: «Я только вам верю, что буду жить…»
Очень ей не хотелось умирать. А умерла спокойно, крепко держала за руку, позвала: «Доктор, доктор!..» И все.
Сколько лет прошло, а не забылось. Почему — не знаю…
Телеграмма, переданная через дорожную службу:
УЛАН УДЭ НАЧАЛЬНИКУ ВОКЗАЛА ПЕРЕДАТЬ НАЧАЛЬНИКУ ВЛАДИВОСТОКСКОГО ПОЕЗДА НОМЕР ДВА ВЫШЕДШЕГО МОСКВЫ ТРИДЦАТОГО ДЛЯ ИНТУРИСТА БРЕХТА ГЛУБОКОЙ СКОРБЬЮ СООБЩАЕМ ЧТО ГРЕТА СКОНЧАЛАСЬ ЧЕТВЕРТОГО ИЮНЯ ДЕВЯТЬ УТРА ТЧК ВОСЕМЬ УТРА ОНА ПОЛУЧИЛА И ПРОЧИТАЛА ВАШУ ТЕЛЕГРАММУ БЫЛА СПОКОЙНА ТЧК ВЫРАЖАЕМ ИСКРЕННЕЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЕ ВАМ ВАШЕЙ СЕМЬЕ ПОСТИГШЕЙ ТЯЖЕЛОЙ УТРАТЕ ТЧК СДЕЛАЕМ МАСКУ ТЧК КРЕПКО ЖМЕМ РУКУ = ФАДЕЕВ АПЛЕТИН =
Ответная телеграмма:
МОСКВА КУЗНЕЦКИЙ 12 ИНКОМ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ АПЛЕТИНУ И ФАДЕЕВУ БОЛЬШОЕ СПАСИБО ЗА ВАШЕ ТОВАРИЩЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ГРЕТЕ И МНЕ Я ПРОШУ СДЕЛАТЬ ДВЕ ПОСМЕРТНЫЕ МАСКИ И НЕСКОЛЬКО ФОТОСНИМКОВ И ТЕЛО ПРЕДАТЬ КРЕМАЦИИ = БРЕХТ =
Из дневника Брехта:
«…4.6.41 утром в 9 часов она умирает. В 8 часов она еще получила мою телеграмму и стала очень спокойна после нее. Я это узнаю в 10 часов вечера на другой стороне озера Байкал. Наш маленький монгольский переводчик переводит мне телеграмму».
Телеграмма, поданная во Владивосток до востребования:
ВЛАДИВОСТОК ИНТУРИСТ ТРАНЗИТНИКУ БРЕХТУ
ГРЕТА СМЕРТЬ НЕ ОЖИДАЛА ДУМАЛА ТОЛЬКО О ЖИЗНИ ПРОСИЛА КНИГИ ВСПОМИНАЛА ВАС ЕДИНСТВЕННОЕ ЖЕЛАНИЕ СКОРЕЕ ВЫЗДОРОВЕТЬ ПОЕХАТЬ ВСЛЕД ЗА ВАМИ ТЧК ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ СПОКОЙНА ЗАВТРАКАЛА ХОРОШО ЧИТАЛА ВАШУ ТЕЛЕГРАММУ ПРОСИЛА ШАМПАНСКОЕ СКОРО ПОЧУВСТВОВАЛА ПЛОХО ДУМАЛА ОБЫЧНЫЙ ПРИСТУП ЖДАЛА ОБЛЕГЧЕНИЯ ПРИСУТСТВОВАЛ ВРАЧ ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ПОВТОРИЛА ТРИ РАЗА СЛОВО ДОКТОР УМЕРЛА СПОКОЙНО КАК БУДТО УСНУЛА ТЧК ВСКРЫТИЕ ПОКАЗАЛО ПОСЛЕДНЮЮ СТАДИЮ ОБОИХ ЛЕГКИХ ОГРОМНЫЕ КАВЕРНЫ СЕРДЦЕ ПЕЧЕНЬ СИЛЬНО УВЕЛИЧЕНЫ MAСКА ДЛЯ ВАС СДЕЛАНА СООБЩИТЕ ПОЛУЧЕНИЕ АВИАПИСЬМОМ СЕРДЕЧНЫЙ ПРИВЕТ = МАРИЯ =
Из подборки стихов «После смерти моей сотрудницы М. Ш.»:
I
На девятый год бегства от Гитлера,
Изнуренная скитаниями,
Холодом и голодом зимней Финляндии,
Ожиданием визы на другой континент,
Умерла товарищ Штеффин
В красном городе Москве.
II
Мой генерал пал
Мой солдат пал
Мой ученик ушел
Мой учитель ушел
Моего опекуна нет
Нет моего питомца.
Из воспоминаний Гуго Гупперта:
«…Едва могу постичь, как это смертельно больная придавала исключительное значение и настаивала на том, чтобы Брехт немедля продолжал путь без нее и перестал заботиться о ней. Иначе она не находила покоя. А вскоре затем Грета Штеффин успокоилась навсегда: тихо и скромно, как жила, действовала и посвящала свой талант великому…
В глубоком оцепенении, потрясенные, несли мы, друзья, на кладбище доброго товарища. И казалось взаправду, будто большая душа Маргарет, в своем благородном самоотречении вызвавшись на сей раз заместить нас всех, уходила во тьму, так просто и без эффекта, как будто для прелестной, стройной женщины, лишь переступившей порог тридцатилетия, было самым естественным угаснуть без жалобы, в полном развитии высокого художественного интеллекта, незаурядного дарования и необыкновенной внутренней способности к любви.
…После похорон Мария Остен плакала безудержно, как ребенок. И я несколько дней был неразговорчив. Грета была сама доброта. Жаль, что ее имя не обозначено ни в одном литературном словаре. Мне она оставила, подобно прощальному дару, свои суждения энтузиастки о моих работах. Я все еще храню их в памяти как залог ее чуткости и моего поклонения».
Из рассказа Рут Берлау (Лунд):
— Между тем мы ехали сибирским экспрессом во Владивосток… Ежедневно приходили телеграммы о состоянии Греты Штеффин. И телеграмма о ее смерти гоже поспела в обычный срок. Тот, кто все эти дни отсылал телеграммы, был очень чуток. Понимал, о чем он сообщает. Брехт боялся, что Грета Штеффин в трудную минуту начнет звать его. Но она не спросила о нем, а только о враче. Коммунистка! Последнее, что она сказала, было: «Доктор! Доктор!»
Четыре дня Брехт не улыбался. Я предложила ему свое купе (у меня было отдельное, в то время как он ехал вместе с Вайгель, Штефом и Барбарой)… Впервые он улыбнулся снова, когда мы вышли из поезда на волю. Тут стояли русские парнишки и продавали ландыши. Это были любимые цветы Греты…
Из стихотворений, посвященных сотруднице М. Ш.:
С тех пор как ты умерла, маленькая, строгая,
Я брожу, ничего не видя, не зная покоя,
В недоумении натыкаясь на серый мир,
Без дела, словно уволенный.
Запрещен мне
Вход в мастерскую,
Как всем посторонним.
Улицы и бульвары я вижу
В столь непривычном дневном освещенье,
Что едва узнаю их.
Домой
Не могу вернуться: мне стыдно,
Что я уволен
И в горе.
1941 г.
Пометки, сделанные рукой Аплетина на письме Брехта от 30.5.41.:
«3) Деньги, которые я занял для нее, переслать мне», — «Пересланы и получены Брехтом во Владивостоке 9.VI.41».
«4) …Все остальное может взять и раздать т. Мария Остен» — фраза жирно подчеркнута чернилами.
«5) Оставшуюся сумму, из тех денег, которые, я оставил для Штеффин, положить на счет Лиона Фейхтвангера». — «Взято 2 тыс. на похороны».
«6) Мария Остен обещала сделать простую маску с лица Штеффин…» — «Сделано 2 маски».
Телеграмма, переданная из Владивостока в 09.45 утра 9.6.41, с пометками на ней рукой Аплетина:
МОСКВА ВОКС ГЕОРГИЕВСКАЯ 17 АПЛЕТИНУ БАНК ДАЕТ ДОЛЛАРОВ НО НЕ ХОЧЕТ ДАВАТЬ РАЗРЕШЕНИЕ НА ВЫВОЗ ЗА ГРАНИЦУ ПРИВЕТ = БРЕХТ =
Надпись чернилами от верхнего угла телеграммы, сделанная рукой М. Я. Аплетина, состоявшего одновременно в руководстве Всесоюзного общества культурной связи с заграницей — ВОКС: «Телеграмма была передана т. Детиновым по телефону ок. 12 час. Приняты меры, Внешторг дал молнию, подтверждающую разрешение на вывоз валюты, с уведомлением. Подтверждено выполнение в 12 ч. дня. М. Аплетин. 9.VI.41 г.»
Письмо, отправленное из Владивостока:
«Дорогой товарищ Аплетин,
Я надеюсь, у Вас было не чересчур много хлопот с пересылкой долларов Греты. Ошибку явно совершил местный банк, который не понял московской телеграммы. Теперь я получил 940 долларов и разрешение на вывоз. И за это снова спасибо!
Могу ли я еще раз — в последний раз — написать по поводу Гретиного дела? Я понял Вашу телеграмму так, что Вы хотите послать рукописи, фотографии и маску мне по адресу: Вильгельму Дитерле, 3351… Голливуд, Калифорния, и в качестве отправителя будет указан санаторий (т. е. санаторий «Высокие горы». — Ю. О.) Это очень хорошо. Если можно, мне приятно было бы также получить на этот адрес несколько мелочей из вещей Греты, которые я хотел бы иметь на память. Это фигурки маленьких слоников и другие фигурки и дорожные шахматы из Гретиного чемодана. Есть там и несколько частных фотографий, которые она, по-моему, взяла с собой в клинику. Может быть, Лидия вместе с Марией разыщут эти вещи. Марии я написал, что сделать со всем остальным.
