— Обязательно приходите завтра в гости. Дикая утка еще осталась. На охоту в прошлое воскресенье ездил…
Дорогу между портом на Енисее — Дудинкой и Норильском начали строить зимой 1935 года. Шпалы с рельсами клали прямо на снег, который перед этим смешивали с нарубленным хворостом и потом заливали водой. Мосты тоже делали изо льда. Ледяной мост через реку с малопривлекательным названием Дурома был длиной восемьдесят метров, через реку Косую — сто двадцать шесть. Работали днем и ночью при свете прожекторов. Использовали беспрерывно дующий здесь ветер: вагонетки с грузом для стройки шли под парусами. Рельсы и шпалы подвозили мотовозом на двух платформах, которые сопровождала специальная бригада. Мотовоз почти каждую поездку сходил с рельсов, опрокидывался, и бригада под команду «Раз-два — взяли!» возвращала мотовоз в исходное положение.
17 мая 1936 года дорогу закончили. В этот день у реки Амбарной сомкнулись рельсы: их укладывали одновременно с двух сторон. На следующее утро с обеих конечных станций вышли навстречу друг другу два поезда. В июне в эти края пришла весна, и снег начал таять. Вскрылись реки, поползли насыпи, и целые участки дороги повисли в воздухе наподобие Чертова моста. Летом ледяные насыпи заменили на земляные, а вместо растаявших ледяных переходов через реки построили деревянные.
Но трудности на этом не закончились. Зимой дорогу заносило снегом, высота сугробов достигала двенадцати метров. Под тяжестью снега рвались телефонные провода. Снегоочистителей не было, и единственным орудием оставалась лопата. На очистке стокилометровой дороги ежедневно работало полторы тысячи человек. Но и эта армия справлялась не всегда. Поезд, вышедший из Дудинки 7 ноября 1939 года, прибыл в Норильск в июне 1940-го; его занесло снегом. Понятно, что все это время дорога не работала.
Шли годы. В наиболее опасных местах начали строить крытые дощатые галереи высотой семь метров. Но это обходилось дорого и не всегда помогало. Защита железной дороги от заносов стала проблемой номер один. Решить ее удалось инженеру путей сообщения М. Г. Потапову.
Во время самых сильных метелей, когда света божьего не было видно, он часами стоял вблизи полотна, наблюдая, как ведет себя снег, наткнувшись на снеговой щит. Обычные щиты, два на два метра, тут не помогали, они просто тонули в сугробах. Потапов заменил их другими, перед которыми старые казались карликами, и поставил не прямо, а наклонно к ветру. Получилось лучше: снег, разбежавшись по наклонной плоскости, взмывал вверх, и часть его уносилась за насыпь. Затем начались другие пробы: на каком расстоянии от рельсов лучше всего ставить щиты? Потом родилась идея поднять их над землей, оставив внизу пустое пространство. Получилось совсем хорошо. Ветер, ударяясь о щиты, завихрялся и не пускал снег на полотно железной дороги…
Я смотрю на эти высоченные, решетчатые, с козырьками сооружения, укрепленные на прочных столбах. Их не убирают на короткое лето, а лишь латают, pi они бесконечным конвоем сопровождают стальные пути.
За окном уже Норильск: трубы комбината, заводов, разноцветные дымы, монументальные каменные здания, озеро в центре города, названное Теплым за то, что в него поступает отработанная в ТЭЦ вода. Кстати, эта ТЭЦ — одна из крупных в стране. Она дает Норильску столько тепла, сколько потребляет большой современный промышленный город.
Норильск никогда бы не вырос столь стремительно, его вообще бы не было на карте, если бы о будущем городе не позаботилась природа: она создала и положила здесь рядом руду и уголь. Иногда они лежат так близко друг от друга, что пласт угля вклинивается в пространство между рудными залежами.
В прошлый мой приезд сюда мне показывали угольную шахту, куда надо было не спускаться, как обычно, а подниматься в клети. Угольный пласт здесь лежит в верхней части горы Шмидта.
Эта гора так названа в честь геолога и ботаника Федора Богдановича Шмидта, который в 1866 году по командировке Петербургской академии наук приехал в низовья Енисея искать труп мамонта. Мамонта он не нашел, но мимоходом, по просьбе дудинского купца Куприяна Сотникова обследовал угольную залежь у пустынной реки Норилки. Лет через тридцать норильским углем заинтересовался племянник Сотникова, который с помощью аборигенов добыл здесь и вывез на оленях в Дудинку несколько тысяч пудов каменного угля. Углю дал высокую оценку руководитель гидрографической экспедиции 1895 года А. И. Вилькицкий, закупивший значительную часть топлива.
В 1919 году норильское месторождение детально обследовал молодой горный инженер Николай Николаевич Урванцев, возглавивший небольшой отряд. Тогда же нашли и заявочный столб купца Сотникова. До ближайшего оседлого жилья — села Дудинки, насчитывавшего с десяток бревенчатых изб, было сто верст тундры, изрезанной речками и озерами.
Кроме угля геологи обследовали на берегу реки Норилки еще и руду, также в свое время обнаруженную Сотниковым. Анализ руды показал наличие в ней «целого букета» металлов, таких, как медь, никель, кобальт, платина.
Рудой, естественно, заинтересовались в Москве, и Урванцев был снова назначен начальником экспедиции, отправившейся в те же места. Геологи остались на зимовку и поставили из лиственничных бревен небольшой одноэтажный дом. Он сохранился и поныне. В старинных городах взяты на учет и охраняются законом памятники архитектуры и истории — церкви, замки, крепостные стены. В Норильске охраняется этот урванцевский дом, на стене которого висит мемориальная доска: «Первый дом Норильска, построенный геологоразведочной экспедицией Н. Н. Урванцева летом 1921 года. У этого дома зимовщики в 1922 году провели первую в Норильске первомайскую демонстрацию».
Следующие одна за другой экспедиции расширили и углубили знания о полезных ископаемых края.
Шло время. В марте 1935 года в ЦК ВКП (б), в кабинете Сталина, состоялось совещание по никелевой проблеме. Кроме Сталина присутствовали члены Политбюро, были приглашены также О. Ю. Шмидт, начальник Гланникеля Языков и молодой, недавно окончивший Московскую горную академию А. Е. Воронцов — руководитель геологических и разведывательных работ в Норильске, один из первооткрывателей Норильских месторождений. Совещание началось докладом Языкова. Выступил Орджоникидзе, который рассказал о нехватке в стране цветных металлов, и особенно никеля, крайне нужного для развития тяжелой промышленности. Правда, с прошлого года стал давать продукцию один из уральских заводов, начато строительство комбинатов в Мончетуидре и Актюбинске, но это не решает проблемы, и выход из создавшегося положения может быть только один — создание никелевой промышленности в Норильске.
Воронцов рассказал о рудных запасах Норильска и о том, как их надо осваивать. На столе лежала карта Севера страны, члены Политбюро рассматривали ее и задавали вопросы о климате, населении, быте зимовщиков. Совещание перешло в беседу, Сталин вспомнил свою курейскую ссылку, рассказал о пургах в том краю, а затем, снова перейдя на официальный тон, одобрил идею строительства комбината в Норильске.
Комбинат достраивали уже во время войны. Первого мая 1942 года из Норильска в портовую Дудинку по недавно проложенной железной дороге, соединяющей эти два кружка на карте, отправился поезд, состоящий из паровоза и единственного вагона, в котором лежала первая тонна норильского никеля. В тот же день специальный самолет доставил металл в Красноярск, а оттуда на один из военных заводов. Специалисты подсчитали, что тонны норильского никеля хватит на броню для двадцати шести танков.
За никелевым заводом в строй вступили медеплавильный, агломерационная и обогатительная фабрики, другие предприятия. Наши союзники по войне назвали это «русским чудом». Американская газета «Нью-Йорк геральд трибюн» напечатала статью своего корресподента, побывавшего здесь в годы войны:
«Среди американцев не многие слышали о Норильске, но для русских Норильск является символом торжества человека над природой Севера. С некоторых пор это процветающий индустриальный центр. В Норильске имеется несколько небольших парков, постоянный театр, электрическая централь, футбольный стадион, залы для танцев, кинокартин и лекций. Есть средняя школа, металлургическое и промышленное училища.
