Тони улыбнулся с большей искренностью. Он почувствовал симпатию к своему соседу Конечно, Дэвид честолюбив и талантлив, но у него хватает здравого смысла понять, что когда настанет тот далекий день, Тони Кэмпбелл со своими акциями будет естественным преемником Джима Паркера. И Тони вдруг подумал, что, когда придет его время, Дэвид Бэттл может оказаться ему весьма полезным.

Он вздрогнул, когда Дэвид снова словно прочел его мысли.

— Я думаю, мы с вами можем сделать кое-что полезное для корпорации. Мы можем ей пригодиться.

— Вы как будто имеете в виду что-то конкретное.

— Да. Период президентства Джима Паркера обещает быть самым значительным в истории «Нейшнл моторс». Джим похож на Герберта Гувера, который, как никто, обладал всеми качествами, необходимыми президенту Соединенных Штатов. И, как Гувер, он сядет в лужу.

— Кажется, я замечаю какие-то признаки нелояльности по отношению к суитуотерскому другу?

— Наоборот. Джим поднимет корпорацию на новую высоту. И я постараюсь помочь ему в меру сил. Но наши дела пойдут так хорошо, что правительство постарается разделаться с нами.

— Значит, вы предсказываете мне пиррово президентство?

— Да, если мы не сумеем это предотвратить.

— Плевать против ветра? — Тони покачал головой. — Нет, нас изнасилуют как пить дать! — Он засмеялся. — Наверно, мы все будем президентами «Нейшнл моторс» — вы, я, Бэд Фолк, Клири. Когда от корпорации останутся рожки да ножки, какая разница, кто будет президентом. Но как же вы думаете это предотвратить, Дэвид?

— Уделяя время руководству не только нашими корпорациями, но и нашим государством.

— Вы слышали про Ромни? — спросил Тони.

— А вы? Да, он сторонник разорительных реформ. Но я имею в виду наших единомышленников. Мне кажется, президенты и вице-президенты наших крупнейших корпораций должны уделять политической деятельности не меньше времени, чем председатели и заместители председателей крупнейших профсоюзов, а не то нас постепенно сомнут. Мы не должны оставаться просто наемными управляющими, пользующимися плодами трудов тех гениев, которые основали автомобильную индустрию.

— В Детройте вас такие взгляды не сделают популярным, — сказал Тони.

— По-моему, мы сумеем подать наш крестовый поход, как надо. Обратимся к инстинкту самосохранения. Это необходимо сделать. Думаю, кое-чего мы сможем добиться, Тони. Спасем «Нейшнл моторс» и спасем государство. Что годится для «Дженерал моторс», годится и для «Нейшнл моторс».

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Тони, — И, пожалуй, не хочу понимать. Где вы набрались этих линдберговских[14] идей?

— Подозреваю, что нам с вами еще долго идти общим путем. Мы в одной когорте, так, кажется, это называется?

— Ну, когда настанет время, вы мне скажете, чего вы от меня хотите. Если это не повредит моим акциям, я согласен.

— Ваши акции обеспечивают нам приличный старт. Если же мы привлечем на свою сторону старика Данкуорта, а также акции страховых компаний, с нами будут считаться.

Тони повернулся и посмотрел Дэвиду прямо в лицо.

— Насколько я понял, вы предлагаете объединиться и взять руководство корпорацией в свои руки?

— На днях мой тесть пришел на заседание административного комитета, посмотрел вокруг и спросил, куда же делась старая гвардия. А я ответил, что перед ним и есть старая гвардия. Теперь настало наше время, Тони.

— Поэтому вы и летите сейчас со мной?

Дэвид Бэттл решил, что он зашел уже достаточно далеко. Он сказал:

— Тони, вице-президентом по производству буду теперь я.

Тони спросил после долгой паузы:

— А Фолк и Клири знают об этом?

— Нет. Кроме Джима это знаете только вы. Даже Пирсон не знает.

— Пирсона кондрашка хватит.

— Почему?

— Католик еще ни разу не поднимался у нас так высоко.

— Вы шутите.

— Нет, я говорю совершенно серьезно. Еще никогда в «Нейшнл моторс» католик не поднимался так высоко.

— Ну, я не стану говорить ему, что связан с папой прямым проводом.

— Что ж, Дэвид, поздравляю. Стало быть, я попадаю к вам в подчинение? Да, конечно.

— Вы так на это смотрите?

— Нет. Я буду сотрудничать с вами, Дэвид, можете рассчитывать на это.

— Я в этом уверен. Надеюсь, вы знаете, что я считаю вас самым несомненным кандидатом из всех. — Дэвид улыбнулся. — И помню, что ваши акции стоят тридцать два миллиона долларов.

Тони Кэмпбелл криво улыбнулся.

— Да, лучше не забывайте про мои акции.

Он сидел в безмолвном смятении. Что все это означает? Что президентом после Джима Паркера будет Дэвид Бэттл? Нет, черт возьми! Это означает только, что какое-то время Дэвид будет номинально его начальником. А затем Тони Кэмпбелл займет президентское кресло, принадлежащее ему по праву. Дэвид знает это и будет вести себя соответственно. Дэвид Бэттл не угроза. Они отлично поладят.

Тони расстегнул ремень.

— Пойду-ка побеседую с кем-нибудь посмазливее.

Дэвид смотрел, как Тони шел по проходу в кухню, к хорошенькой стюардессе с красивыми бедрами. Он угрюмо улыбнулся своим мыслям. Маневр удался: он заставил Тони проглотить горькую пилюлю и сохранил с ним хорошие отношения. Если он будет осторожен, то сумеет прибрать Тони к рукам. А он будет очень осторожен.

До того как появилась семнадцатилетняя Джини Тэмплтон, никто по-настоящему не знал Энтони Кэмпбелла. Он не укладывался в рамки обычных представлений. Получалось нечто парадоксальное. Люди совсем не знали его именно потому, что слишком хорошо знали.

У Дэвида Бэттла было столько же обличий, сколько знакомых. Подобно большинству, Дэвид Бэттл умел показать себя каждому новому человеку с наиболее выгодной стороны, и каждый по-своему воспринимал его. А вот с Энтони Кэмпбеллом дело обстояло иначе. Самые разные люди, соприкасавшиеся с ним, воспринимали его одинаково. Он ни к кому не приспосабливался. Каждый, кто его знал, видел все того же золотого робота. И неизбежно отказывался принять его простоту. И так же неизбежно начинал видеть в нем собственные эмоции и склонности, а так как обычные мерки к Тони Кэмпбеллу не подходили, то в результате никто о нем толком ничего не знал.

И в самом деле он не был человеком в обычном смысле слова. Он был лишен индивидуальности, подлинности, специфических черт, которые проявлялись бы в зависимости от обстоятельств. Он был отражением, пародией на образец добродетели. Все люди были прекрасного мнения об отражении, которое было Тони Кэмпбеллом. Им не за что было уцепиться, чтобы думать о нем скверно. Он был золотой. Он все делал хорошо. И делал не только хорошо, а с энтузиазмом, но без души. Он был зеркалом благородства. Его достоинства и его улыбка были одинаково ослепительны и — одинаково механистичны. Он любил жизнь, но любил ее странно и удивительно — с бесчувственным равнодушием автомата и с прямолинейной примитивной похотью сатира. И те, кто был ближе всего к Тони Кэмпбеллу, думая, что крепко держат его на самом деле сжимали в руке шарик ртути.

Тони Кэмпбелл был созданием необычной среды и необычных обстоятельств внутри этой среды. Отец его был богат, как Крез. Детство Тони прошло в гранитном доме на Чикагском бульваре в районе внушительных особняков высшего общества, недалеко от деловой части Детройта. Он был единственным сыном, единственным ребенком Роджера Кэмпбелла, второго президента «Нейшнл моторс». В 1935 году Тони завел связь с четырьмя молоденькими девушками. Это доказывало большой талант. Ему было тогда пятнадцать лет.

Некоторые родители, жившие в этом фешенебельном районе и имевшие дочерей, считали, что Тони Кэмпбеллу, пожалуй, доверять нельзя. Но они не располагали никакими доказательствами. Тони был образцовым студентом. Он был прекрасным, скромным спортсменом. Он был симпатично прямодушен и мило почтителен со старшими. А его семья бесспорно была безупречной. Пусть удалившийся теперь от дел Роджер Кэмпбелл явился в Америку из Шотландии без гроша за душой — ему потребовалось всего семнадцать лет, чтобы сменить Эйвери Уинстона на посту президенте корпорации; таким образом нынешнее богатство и прошлые заслуги сделали его почтеннейшим детройтцем.