Похоже, старейшина прекрасно понимал, что жертва не придется по вкусу Оуру. Он ежился, как мог, и не отрывал лба от пола.
Третье объяснение: дар жителей — лучшее, что смогли предоставить селяне, не нарушая договора. И это крайне плохо. Оуру остро нужны новые руки.
Вообще говоря, первую жертву он рассчитывал получить еще два месяца назад, но тогда был черед той самой деревни, которую он испепелил ради Юнис.
От трупов остался лишь пепел, Оуру не досталось даже скелетов.
— …Ты точно не лжешь? — спросил Оур, сверля старейшину хищными глазами.
Не выдержав давления, старейшина дрожащим голосом ответил:
— П-понимаете, есть еще одна… но мы не смогли послать вам кого-то с такой внешностью…
— Хорошо. Приведите мне эту девушку.
Оур не возлагал особых надежд на внешность деревенских девушек. В конце концов, вряд ли в деревнях есть непревзойденные красавицы. Да и девственниц Оур требовал не для любовных утех, а из-за ценности, которую они представляют с точки зрения магии.
— Но…
— Я не буду повторять.
Суровый взгляд Оура все же подействовал на сомневающегося старейшину, и тот пулей выбежал из дома. И причина его сомнений стала ясна, как только он привел с собой девушку.
Великолепные длинные волосы черного цвета, бледная кожа, приятные пропорции тела, аккуратное лицо.
И портящий все огромный уродливый шрам, покрывающий левую половину лица.
Оуру услышал, как ахнула стоящая рядом с ним Юнис.
— Понятно, она уродина, — честно сказал Оур.
Скорее всего, та сильно обожглась в детстве. Ужаснее всего контраст обезображенной выжженной кожи с прекрасной уцелевшей стороной. У одежды девушки длинные рукава, но судя по едва выглядывающим кончикам пальцев, ожоги покрывают не только лицо, но и всю левую половину тела. Вряд ли такая девушка возбудит хоть кого-то.
— Да, мы сочли, что она настолько отвратительна вашему глазу, что даже не рассматривали ее… — пусть слова Оура немного успокоили старейшину, он продолжал говорить немного напряженно.
— Девушка. Назови свое имя.
— Меня зовут София.
В противовес старейшине, в голосе девушки не слышалось и намека на страх. Даже когда Оур назвал ее уродиной, она не повела и бровью. Ее глаза похожи на застывшие льдинки, а на лице не увидеть ни единой эмоции.
— Интересно…
Оур ухмыльнулся. Омолодив себя магией, он не утратил жизненного опыта. Оур прекрасно понимает, что очень редкий человек не изменится в лице, когда на него смотрят таким взглядом.
— Старейшина, мне нравится эта девушка. Я забираю ее с собой.
— К-как скажете, мы не против… тогда, что насчет Мари?.. — удивленно, но заискивающе обратился старейшина к Оуру.
— …Прости, но я не могу позволить Марибель вернуться, — Оур не собирался отпускать человека, видевшего лабиринт, пусть даже частично. — И в то же время, наш договор гласит, что я буду забирать по девушке в год. Этот принцип нельзя так просто нарушать… Десять лет. В течение следующих десяти лет вы можете не присылать мне девушек.
— С… спасибо вам!
Несомненно, старейшина переживал за Марибель, а еще больше — за то, что делать следующие несколько лет. Именно поэтому слова Оура несказанно обрадовали его. В то же время и сам Оур не хотел получить в следующем году еще одного младенца.
— Решено. Следующие десять лет девушек не присылайте, но не забывайте ежемесячно посылать урожай.
С этими словами Оур применил к себе, Юнис и Софии заклинание телепортации.
Когда злой маг исчез, старейшина с протяжным воплем опустился на стул.
Он искренне радовался тому, что ужасный маг, приводивший в ужас всех девушек деревни, наконец оставил их в покое.
Когда они вновь оказались в комнате призыва, то не увидели Марибель и Лилу. Нет и скота, появившегося вместе с Марибель. Наверняка Лилу повела его в загон.
— Сюда, — обратился Оур к Софии, молча смотревшей на единственную в комнате дверь, и повел девушку в угол.
Затем он коснулся стены, и рука его прошла сквозь камень, как сквозь воздух. Эта стена — просто иллюзия, скрывавшая истинный выход… А дверь на самом деле — просто обманка, которая ведет к яме, усеянной копьями.
Мера предосторожности на случай, если кто-то сюда все же доберется.
София прошла вслед за Оуром молча, не удостоив ловушку даже удивленным взглядом. Она казалась бесчувственной куклой.
— …Слушай, Оур, эта девушка не кажется тебе… странной? — шепнула Юнис, шедшая сбоку от Оура.
— Чем? — зато Оур вовсе не пытался сдерживать свой голос.
— Я не знаю, но… я сейчас не про ее шрам…
Судя по словам Юнис, даже она сама не понимала, что ее смущает.
Оур с интересом бы выслушал мнение еще и Лилу, но не стал задерживаться, привел Софию в свою комнату, а обернувшись, сразу же приказал:
— Раздевайся.
София безмолвно сняла свою одежду. Все ее движения плавные, в них нет и тени страха или стыда.
Под чутким взглядом Оура София сняла одежду, затем нижнее белье и осталась в чем мать родила.
От жалости Юнис свела брови и отвела взгляд. Шрамы Софии показались ей поистине кошмарными.
Ожог шел от лица по левой половине тела: по шее, руке и груди, спускаясь к поясу.
Оур даже мысленно похвалил девицу за то, что она умудрилась не умереть от такого.
Даже оставшись совершенно голой, София совершенно не менялась в лице и не пыталась как-либо прикрываться. Вид этой совершенно неподвижной девушки наводил на мысли, что смотришь на какую-то безвкусную марионетку.
Но Оур понимал, что еще не видел ее истинного характера.
— …Ты прекрасна, — тихо сказал он, и лицо Софии слегка дрогнуло.
Действительно, если рассматривать лишь правую половину тела Софии, она несравненно прекрасна. Длинные черные волосы, и такие же темные большие глаза. Бледная, словно фарфор, блестящая кожа, стройные руки и ноги, но при этом очень внушительные и заметные округлости. Красота, достойная изысканнейшей куклы.
Но все ее прелести словно существуют для того, чтобы подчеркивать уродливость левой стороны. Скальп, на котором уже не осталось волос, покрыт волдырями, как поверхность луны. Левое веко сгорело дотла, во всей красе демонстрируя ужасный обожженный глаз. Под истончившейся кожей лица видны мышцы, а губы опухшие, как напившиеся крови пиявки.
Ее кожа полностью выгорела, и тело покрывают рубцы, грубые, как колени старой коровы. На ее левой груди нет ареолы, от которой осталась лишь немного выделяющаяся цветом неровность. Нет и соска, вместо которого лишь шрам, похожий на затвердевшую магму.
Если рассматривать лишь площадь ожогов, то пострадавших участков тела все же меньше, чем уцелевших. И все же шрамы выглядят так, будто эта девушка создана, чтобы своим видом демонстрировать контраст между красотой и уродством.
— Как ты заработала эти шрамы?
Юнис с беспокойством посмотрела на Оура. В ее глазах легко читается немой вопрос: «Зачем ты спрашиваешь об этом?»
— В детстве я облилась горящим маслом, — однако глаза Софии не дрогнули.
— Почему?
— Нас атаковали бандиты, и я сама пролила его на себя.
Юнис изумленно выпучила глаза.
— Это из-за бандитов в деревне практически нет твоих ровесниц?
— Да. Они похищали, насиловали и убивали всех мало-мальски красивых девушек. Остались лишь уродливые, и я — самая уродливая из них.
Оур слегка улыбнулся. На лице Софии так и не появилось эмоций, но они просачивались в ее слова.
— Благодаря твоей жертве, деревне больше не угрожают бандиты. Гаргулья, которую я оставил, убьет всех, кто попытается напасть на нее.
— Хорошо, — София равнодушно кивнула.
Она словно показывала, что на самом деле ей безразлично. И, скорее всего, так оно и есть.
— Ты знаешь девочку по имени Марибель? Ей около четырех-пяти лет, ее прислали в качестве жертвы до тебя.
— …Скорее всего, это ее настоящее имя. Мы в деревне называли ее Мари.