Мистер Дрелинкурт сухо ответил:

– Насколько мне известно, милорд Уинвуд считается не самым неумелым фехтовальщиком.

– В общем, да, – признал граф после недолгого размышления. – Не думаю, что его можно назвать неумелым. Это будет слишком строго, пожалуй. Я бы оценил его как фехтовальщика посредственного.

Мистер Дрелинкурт дрожащей рукой принялся собирать рассыпавшиеся по полу газетные страницы.

– Очень хорошо, милорд, очень хорошо. Это все, что вы хотите мне сказать? Мне предписан отдых, знаете ли.

– Раз уж вы заговорили об этом, – сказал граф, – припоминаю, что было кое-что еще. Ах да, вспомнил! Скажите мне, Кросби, если вас еще не очень утомил мой визит, разумеется, почему вы вызвали Пелхэма на дуэль? Я буквально сгораю от любопытства.

Мистер Дрелинкурт метнул на него опасливый взгляд.

– Это вполне простительно, и я вас понимаю! Собственно, теперь я думаю, что должен был принять во внимание состояние его светлости. Он был пьян, понимаете ли, пьян до изумления!

– Вы меня огорчаете. Но прошу вас, дорогой кузен, продолжайте!

– Это была несусветная глупость – пьяный приступ злобы, и больше ничего. Его светлости, видите ли, не понравилась моя шляпа, которую я надел за карточным столом. Его поведение иначе как буйным не назовешь. Короче говоря, не успел я сообразить что к чему, как он сорвал у меня с головы шляпу. Согласитесь, мне не оставалось ничего иного, кроме как потребовать удовлетворения.

– Разумеется, – поддакнул граф. – Надеюсь, теперь вы удовлетворены, Кросби?

Мистер Дрелинкурт в негодовании уставился на него. А его светлость небрежно закинул ногу за ногу.

– Странно, как легко ввести человека в заблуждение! – вслух подивился он. – Мне стало известно, причем из заслуживающего доверия источника, что Пелхэм выплеснул стакан вина вам в лицо.

Возникла неловкая пауза.

– Ах, вот вы о чем… Но его светлость был не в себе. Не отдавал отчета в своих поступках, я бы сказал.

– Значит, он все-таки выплеснул вино вам в лицо, Кросби?

– Да, о да! Я же сказал, он разбушевался не на шутку и не соображал, что делает.

– Такое впечатление, что он старательно искал с вами ссоры. Может такое быть? – предположил Рул.

– Я склонен согласиться с вами, кузен. Он совершенно определенно искал ссоры, – пробормотал Дрелинкурт, бесцельно поправляя перевязь, поддерживающую руку. – Если бы вы там были, то сами увидели бы, что остановить его не было никакой возможности.

– Мой дорогой Кросби, если бы я присутствовал там, – мягко сказал граф, – мой благонамеренный, но заблуждающийся молодой родственник не совершил бы столь вопиющего акта вандализма по отношению к вам.

– В с‑самом деле, кузен? – запинаясь, пробормотал мистер Дрелинкурт.

– В самом деле, – ответил Рул и поднялся, подхватив с кресла свою трость и шляпу. – Он бы предоставил это дело мне. А я, Кросби, взял бы в руки палку, а не шпагу.

Мистер Дрелинкурт испуганно вжался в подушки.

– Я… я не понимаю, что вы имеете в виду, Маркус!

– Вы желаете, чтобы я объяснил вам? – осведомился его светлость.

– Право, я… право, Маркус, ваш тон… моя рана… Я должен просить вас немедленно оставить меня! Я не в состоянии более продолжать этот разговор, тем паче, что я решительно не понимаю, к чему вы клоните. К тому же я жду своего доктора!

– Не тревожьтесь, кузен, – сказал граф. – Сейчас я не стану пытаться исправить то, чего не доделал Пелхэм. Но на вашем месте я бы возблагодарил Господа за свою рану.

Мило улыбнувшись на прощание, граф вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мистер Дрелинкурт мог бы утешиться, если бы знал о том, что его оппоненту досталось от графа немногим меньше.

Рул, навестив его перед тем, как нанести визит Кросби, без труда вытянул из виконта всю историю, хотя Пелхэм и пытался поначалу придерживаться той версии, которую позже поведал мистер Дрелинкурт. Однако под взглядом спокойных серых глаз графа, лениво потребовавшего от него рассказать правду, он сбился, запутался и в конце концов без утайки поведал ему о том, что случилось на самом деле. Рул терпеливо выслушал его, ничем не выразив своего отношения, и лишь в самом конце обронил:

– Я, очевидно, должен поблагодарить вас за столь героический поступок, Пелхэм?

Виконт, которого граф застал за завтраком, подкрепился большим глотком эля и небрежно ответил:

– Что ж, не стану отрицать, что действовал поспешно, но я был слегка подшофе.

– Мысль о том, что бы вы сочли себя обязанным совершить, будь вы более, чем слегка, подшофе, приводит меня в содрогание, – заметил граф.

– Проклятье, Маркус, не хотите же вы сказать, будто я должен был сделать вид, что ничего не случилось? – пожелал узнать Пелхэм.

– Нет, что вы! Ни в коем случае! – сказал Рул. – Но вот если бы вы воздержались от поспешных действий на публике, я чувствовал бы себя в неоплатном долгу перед вами.

Виконт положил себе на тарелку кусок говядины.

– Можете не беспокоиться, – заявил он. – Я принял меры к тому, чтобы не начались всякие разговоры. Я сказал Пому, чтобы он пустил слух, будто я был пьян.

– Это было очень предусмотрительно с вашей стороны, – сухо ответствовал Рул. – А вы знаете, Пелхэм, что я очень недоволен вами?

Виконт отложил нож и вилку и покорно проговорил:

– Провалиться мне на этом самом месте, если я понимаю почему!

– Мне очень не нравится, когда меня вынуждают делать что-либо, – любезно пояснил Рул. – Я полагал, мы с вами сошлись на том, что вы предоставите мне… э‑э… самому уладить свои дела, причем так, как мне представляется целесообразным.

– Что ж, это ваше право, – сказал виконт, – и я не стану вам мешать.

– Мой дорогой Пелхэм, вы уже испортили все, что могли. До этого прискорбного происшествия пристрастное отношение вашей сестры к Летбриджу не привлекало… э‑э… ненужного внимания.

– Оно привлекло внимание этого гнусного червяка, – возразил виконт.

– Пелхэм, умоляю, напрягите мозги и постарайтесь думать хоть иногда, – вздохнул его светлость. – Вы забываете, что Кросби – мой наследник. Единственное стойкое чувство, которое он способен проявить, – яростное неприятие моей женитьбы. И он ни от кого не скрывал своего отношения. В сущности, насколько мне известно, он стал едва ли не посмешищем высшего общества. И, если бы не ваше злополучное вмешательство, мой дорогой мальчик, рискну предположить, что его слова сочли бы порожденными завистью и личной неприязнью, только и всего.

– О, – пристыженно пробормотал виконт, – теперь я понимаю.

– На это я и рассчитывал, – сказал Рул.

– Маркус, но им двигала злоба и зависть! Черная зависть!

– Вне всякого сомнения, – согласился Рул. – Но когда брат дамы вспыхивает благородной яростью (не думайте, будто я не сочувствую вам, мой дорогой Пелхэм, напротив, я от всего сердца симпатизирую вам) и заходит так далеко, что навязывает ссору болтуну, а потом и завуалированно предостерегает весь остальной свет (а именно это вы и имели в виду, не так ли, Пелхэм? Да, я уверен в этом!) на тот случай, если кому-либо вздумается повторить скандал, – что ж, это порождает массу слухов и сплетен! И теперь, я полагаю, каждая пара любопытных глаз будет устремлена на Хорри и Летбриджа. За что, Пелхэм, я должен благодарить вас.

Виконт покаянно покачал головой:

– Все так плохо? Я дурак, Маркус, набитый дурак. И всегда был им. Говоря по правде, мне дьявольски хотелось сразиться с тем недоноском. Я должен был заставить его взять свои слова обратно. И, можете мне поверить, так бы оно и случилось.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – согласился Рул. – Однако теперь уже слишком поздно. Впрочем, не расстраивайтесь чрезмерно, Пелхэм: по крайней мере, вы можете утешиться осознанием того, что стали единственным человеком, кому удалось вынудить Кросби драться. Куда вы его ранили?

– В плечо, – ответил виконт с набитым ртом, прожевывая говядину. – Хотя мог убить его не меньше дюжины раз.