– Мы надеемся, что теперь уже скоро. Но мама чувствует себя неважно, и я пока не загадываю наперед. А ты… ты-то счастлива, милая?

Горация энергично затрясла головой.

– О да! Вот только иногда я не могу отделаться от ч‑чувства, будто украла М‑Маркуса у тебя, Лиззи. Но ведь ты по-прежнему предпочитаешь Эдварда, не так ли?

– Да, – смеясь, ответила Элизабет. – Ты считаешь, что у меня дурной вкус?

– Что ж, п‑признаюсь, я не п‑понимаю тебя, – откровенно заявила Горация. – Но, п‑пожалуй, это оттого, что ты не настолько любишь светский шик, к‑как я. Л‑Лиззи, пусть это дурно с м‑моей стороны, но должна сказать тебе, что это очень здорово, когда можешь иметь все, что захочешь, и п‑поступать соответственно.

– Пожалуй, – с некоторым сомнением согласилась мисс Уинвуд. – Наверное, ты права. – Она искоса взглянула на профиль Горации. – Лорд Рул… разве не мог он сопровождать тебя в этой поездке?

– Если н‑на то п‑пошло, – призналась Горация, – он бы поехал, вот только я х‑хотела побыть с вами наедине, поэтому он и отказался от этой идеи.

– Понимаю, – сказала Элизабет. – Но разве тебе не кажется, милая, что вам было бы лучше приехать вдвоем?

– О нет, что ты, – уверила ее Горация. – Он все понимает. И, как мне представляется, муж с женой, если они светские люди, почти ничего не делают вместе.

– Хорри, милая, – с трудом подбирая слова, заговорила мисс Уинвуд, – не хочу уподобляться Шарлотте, но я слыхала, что когда… когда их жены чрезмерно увлекаются светской жизнью… джентльмены иногда начинают искать развлечения на стороне.

– Я знаю, – с умудренным видом кивнула Горация. – Но, видишь ли, я пообещала, что не стану вмешиваться в дела Рула.

Беспокойство Элизабет ничуть не уменьшилось, но она не стала более говорить ничего. На следующий день Горация вернулась в город, и известия о ней Уинвуды получали посредством почты и «Лондон газетт». Письма ее, однако же, были не слишком содержательными, но было очевидно, что она от всей души наслаждается жизнью, полной светских событий и увеселений.

Элизабет получила более подробную весточку о сестре от мистера Херона, когда тому случилось в очередной раз навестить ее.

– Хорри? – переспросил мистер Херон. – Ну да, я видел ее, но уже довольно давно, любовь моя. Она прислала мне приглашение на прием у нее дома, который состоялся во вторник на прошлой неделе. Все было просто великолепно, но ты же знаешь, что я не любитель шумных празднеств. Тем не менее я побывал там, – добавил он. – Мне показалось, что Хорри была в ударе.

– Счастлива? – взволнованно поинтересовалась Элизабет.

– Вне всякого сомнения! Милорд тоже буквально лучился дружелюбием.

– Он выглядел… по нему было видно, что он увлечен ею? – продолжала расспросы Элизабет.

– Любовь моя, – рассудительно заметил мистер Херон, – вряд ли можно было ожидать, чтобы он открыто проявлял свои чувства на людях. Он был таким, как всегда. Разве что улыбался чуточку больше обычного, как мне показалось. Видишь ли, Хорри, похоже, произвела в городе настоящий фурор.

– О боже! – воскликнула мисс Уинвуд, обуреваемая самыми дурными предчувствиями. – Только бы она не натворила чего-нибудь! – Бросив взгляд на лицо мистера Херона, она вскричала: – Эдвард, ты что-то слышал! Умоляю, расскажи мне немедленно!

Мистер Херон поспешил успокоить ее:

– Нет-нет, ничего особенного, любовь моя. Просто до меня дошли слухи, что Хорри, кажется, унаследовала роковую страсть к игре. Но сейчас играют почти все, сама знаешь, – он пожал плечами с самым равнодушным видом.

Но мисс Уинвуд ничуть не успокоилась, да и неожиданный визит миссис Молфри, которая явилась в гости на следующей неделе, не развеял ее опасений.

Миссис Молфри остановилась в Басингстоке вместе со свекровью, а к Уинвудам прикатила утром, дабы засвидетельствовать свое почтение. И она изъяснялась куда как откровеннее мистера Херона. В гостиной она уселась в кресло лицом к софе, на которой возлежала леди Уинвуд, и, как впоследствии отметила Шарлотта, тому, что с нею не случилось припадка, мама была обязана собственной силе духа, а не заботе и предупредительности, каковые должна была проявить гостья.

Вскоре стало ясно, что визит миссис Молфри имел совершенно конкретную цель. Шарлотта, неизменно старавшаяся сохранять объективность, сказала:

– Готова биться об заклад, что Тереза попыталась взять Хорри под свое крылышко. Вы знаете, что она всегда действует исподтишка. Откровенно говоря, у меня язык не поворачивается винить Хорри за то, что она осадила ее, хотя я далека от того, чтобы оправдывать излишества Хорри. Горация, такое впечатление, стала притчей во языцех для Лондона.

Леди Уинвуд, услыхав об этом, самодовольно припомнила те дни, когда сама была некоронованной королевой высшего света.

– Королевой! – вскричала миссис Молфри. – Да, тетя, и в этом нет ничего удивительного, но Хорри далеко не красавица, и если она королева, о чем я еще не слышала, то совсем иного рода.

– Мы, например, считаем Хорри очень милой, Тереза, – с мягким укором заметила мисс Уинвуд.

– Конечно, милочка, но вы лица заинтересованные, как и я, кстати. Никто не любит Хорри больше меня, а я списываю ее поведение на детскую незрелость, можете не сомневаться.

– Мы прекрасно знаем, – заявила Шарлотта, напряженно сидевшая в кресле, словно аршин проглотила, – что наша Хорри совсем еще ребенок, но нам трудно поверить, что ее поведение может быть настолько достойным порицания, чтобы прибегать к оправданиям подобного рода.

Пристыженно выслушав столь суровую отповедь, миссис Молфри принялась бесцельно перебирать завязки своего ридикюля, после чего с неуверенным смешком заметила:

– О, конечно, дорогая моя! Но я собственными глазами видела, как Хорри сорвала с руки браслет во время вечеринки с картами у леди Доллаби – жемчуга и бриллианты, потрясающая штучка! – и швырнула его на стол, чтобы сделать ставку, потому что все деньги к тому времени она уже проиграла. Только представьте себе: джентльмены, вечно такие безрассудные, да к тому же несколько человек принялись подзадоривать ее, ставя перстни и заколки для волос против ее браслета, и все остальное в том же духе.

– Пожалуй, Хорри поступила не слишком умно, – сказала Элизабет. – Но я не думаю, что случилось нечто столь уж из ряда вон выходящее.

– Должна заметить, – заявила Шарлотта, – что питаю глубочайшее отвращение к азартным играм в любом их виде.

Совершенно неожиданно в разговор вступила леди Уинвуд.

– Азартные игры всегда были нашим слабым местом, – заметила она. – Ваш отец питал к ним нездоровое пристрастие в любом виде. Да и сама я, когда здоровье позволяет, с большим удовольствием играю в карты. У меня сохранились самые теплые воспоминания о тех чудесных вечерах в Ганнерсбери, когда мы играли в серебряного фараона с принцессой. И мистер Уолпол тоже был с нами! Мне не нравится твое предубеждение, Шарлотта: это невежливо по отношению к памяти вашего отца, вот что я тебе скажу. А сейчас азартные игры снова в моде, к чему я отношусь вполне одобрительно. Но я должна сказать, что удача никогда не была на стороне Уинвудов. И не говори мне, что это злой рок теперь преследует мою маленькую Горацию, Тереза! Она проиграла браслет?

– Что до этого, – неохотно признала миссис Молфри, – то его в конце концов сняли с кона. В игральную комнату вошел Рул.

Элизабет метнула на нее быстрый взгляд.

– Да? – сказала она. – Он остановил игру?

– Н‑нет, – с неудовольствием протянула миссис Молфри. – Ничуть не бывало. В свойственной ему манере он этак негромко заметил, что оценить стоимость безделушки будет затруднительно, и забрал его со стола, надев обратно Хорри на запястье, после чего поставил вместо него столбик золотых монет. Я не стала задерживаться, чтобы посмотреть, что будет дальше.

– О, какой ловкий ход с его стороны! – вскричала Элизабет, у которой заалели щеки.

– И впрямь, можно утверждать, что он повел себя очень умно и с большим достоинством, – снизошла до похвалы графу и Шарлотта. – И если это все, что ты можешь рассказать нам о поведении Хорри, Тереза, то должна признать, что ты лишь зря потратила время.