Виссарионовцы считают необходимым изменить преподавание истории в школе. Чтобы молодое поколение не могло «попасться на удочку царства силы, которое идет через учебники истории, — пишет один из авторов их журнала «Земля обетованная», — учителя должны выбрасывать из своего повествования войны, больше внимания уделять истории искусств».

В религиозных ipynnax много «специалистов» в филологии. Открыть смысл явления им помогает этимология знаковых понятий, которые окрашены резко положительно или отрицательно. При этом русские слова в основном наделяются положительными коннотациями, тогда как доля русской этимологии в словах с отрицательными коннотациями минимальна.

В прихрамовой среде распространены «переводы» таких слов, как «демократия», «демократ», «демонстрация» (их возводят к слову «демон»), «революция» и т.д. Этимология может быть и вымышленной: слово «пролетарий» в Белом Братстве возводят к придуманному слову «летарий», означающему «астрального мутанта», чье сознание не развивается.

Наделяются этимологией и слова — символы современной эпохи. Слово «президент» в прихрамовой среде переводят «с латыни» как «посвященный» (в масонство) или «с церковного языка» — как «самозванец, политический вор», а в «модном» слове «пацан», по мнению одного из информантов, таится еврейское ругательство «поц». Эти слова специально зашифрованы врагами для поругания православных святынь и русского народа (ср. традиционное представление о еврейском, татарском или бесовском происхождении матерной брани). Произнося их, человек бессознательно хулит Бога, унижает себя как русского и православного.

Реже обсуждается этимология положительно окрашенных понятий; тут главное — найти доказательства их русского или славянского происхождения. Поиски славянских корней в локусах Святой земли распространены в большей степени среди неоязычников; несомненно сходство этой практики с реконструкциями А. Т. Фоменко.

Наконец, есть представление об особых духовных языках. Прихрамовая среда воспринимает русский, в особенности церковнославянский язык, как сакральный. «Церковными людьми» реформа правописания расценивается как поругание православия: з на с в приставке бесзаменена для призывания беса, твердый знак в конце слова упразднен для «лишения твердости» и т. д. С другой стороны, существует язык сатанинский. Для Белого Братства это «международный цифровой язык». В прихрамовом восприятии ИНН, состоящий из абстрактных, хаотических чисел, заменяет имя — слово.

Лингвистические нелогичности не смущают толкователей. Показательна попытка перевести знаковое для православных апокалиптиков слово «компьютер»:

А «потом я стал искать, и оказывается, «компью» с английского — «счет». «Тер» с древнегреческого — «пожирающий зверь». Так вот, получается «счет зверя». Еще по-другому раскладывается это слово. «Ком» — «комиссар», «коммунист», «комсомолец», «компьютер», то есть все они имеют корень «ком». А все они — лжепророчество. <...> Дальше, «пью» с японского — «дракон». <...> Причем, по откровению, я еще не нашел, но, по откровению, «ком», «пью» и «тер» — это «счет» на древних языках. (Из интервью с мужчиной около 40 лет, прихрамовая среда.)

В современной культуре мифологические представления не исчезают, а адаптируются к новым культурным условиям. Кроме того, кризис советской символической системы вынуждает наше общество к поиску новых ценностей, черпаемых из мифа. Распространенное в религиозных субкультурах современной России представление о науке и знании обусловлено его двояким происхождением. Из традиционной культуры, где «знать» означает обладать магическим даром, а ученый (врач) сродни колдуну, происходит настороженное отношение к науке, из секулярной — восприятие познания как способа постижения истины. В любом случае представители этих субкультур не проходят мимо этого явления и претендуют на описание мира наукообразным языком. Им необходимо рациональное подтверждение иррациональных идей. Так, религиозным и мифологическим концептам находится научное подтверждение, а научные понятия мифологизируются.

Юлий Шкроб

Первое мое знакомство с водородом — в романе Ж. Верна «Таинственный остров»: инженер С. Смит рассказал о грядущем мировом энергетическом кризисе и о вероятном пути его преодоления — когда все дрова, уголь, нефть сожгут, основой жизни станет водород. Как большинству пятиклассников, мне эта проблема показалась элементарно простой.

— Давайте, — сказал я руководителю автомобильной секции Дома пионеров, — переоборудуем наш учебный «газик» с бензина на водород.

— А водород где возьмем?

— Из воды электролизом, — блеснул я познаниями в физике [* Лет через тридцать эту идею всерьез разрабатывал международный консорциум — проектировалась ГЭС в Баб-эль-Мандебском проливе, часть энергии которой предполагалось развозить по всему миру в сжиженном виде вместо нефти.].

— А не рванет? — усомнился педагог. — Он ведь взрывоопасен в любой концентрации.

Но важно ему было не это, а мое мальчишеское самолюбие: отличный педагог не мог подавить инициативу, но и не хотел потакать невежественному авантюризму. Он понимал грандиозность задачи, а его цель была совсем иная — подготовить будущих допризывников к дефицитной тогда профессии шоферов.

Я забыл о водороде ненадолго: в «Пионерской правде» из номера в номер печатался роман — к стыду своему, не помню ни названия, ни фамилии автора — о двух молодых американцах, журналисте и изобретателе. Финальный инженер в обычной аптеке нашел жидкость, разлагающую воду на кислород и водород. Флакона хватало на превращение целого бака воды в отличное топливо! Друзья проехали на своем «фордике» через всю Америку без капли бензина. Твердолобый адмирал изобретение для ВМФ не купил...

Много лет спустя я узнал: молекула воды необычайно прочна. Разорвать межатомные связи в реакции замещения могут только непомерно дорогие опасные в обращении остродефицитные щелочные металлы и — теоретически — алюминий. Это никогда не происходит практически из-за мгновенного образования на поверхности металла оксидной пленки, исключающей контакт с водой.

Прошли года, я кое-чему выучился, в частности, конструировать самолеты и искусственные спутники Земли (ИСЗ). О водородном топливе пришлось вспомнить при драматических обстоятельствах.

Проект века, дело национального престижа и большой политики — орбитальная научно-исследовательская лаборатория, — застрял из-за ерунды: бортового источника электропитания. Все известные оказались слишком тяжелыми, ненадежными, малоемкими. Десятки невиданно сложных научных и инженерных проблем решены или почти решены. «Задышали» аппараты и целые системы, совсем недавно казавшиеся фантазией. Вложены невообразимые средства. И все насмарку из-за паршивого источника тока!

Неужели придется уступить заокеанским конкурентам первенство в мирном космическом соперничестве?! Было отчего волноваться академику В. Н. Челомею и кремлевским начальникам.

Лично меня эта паника задевала мало, работы по теме, за которую отвечал я, постоянно отодвигались в интересах самой главной. Но напрасно я дремал второй час на пятиминутке у зама генерального конструктора А. И. Эйдиса. Его гневный взгляд вдруг упал на мои сонные глаза:

— Вы напрасно улыбаетесь.

— Но это не моя тема...

— Эта тема — всех, понимаете, всего соцлагеря, а не только тех, кто назначен ее выполнять. Немедленно отправляйтесь в свою любимую патентную библиотеку. Не может быть, чтобы там не нашлось что-нибудь ценное!