— Ну, болящий, ты готов? Пошли.
— Идем, идем, наш редкий гость.
Прощаясь с Ириной, Жуков задержал ее руку в своей.
— Могу порадовать вас, Ирина Петровна. Лестные слухи о вас дошли до района. Вас полюбили на Косе за чуткость и добросердечность.
— Не смущайте меня, Андрей Андреевич.
— Вот, вот! И за вашу скромность. Слыхал я краешком уха в райздраве, что вас намереваются забрать в районную больницу. Там в таких опытных работниках нужда большая.
— Я не согласна.
— Почему? — удивился Жуков.
— Во-первых, я тоже полюбила здешний народ. Рыбаки и их жены — душевные люди. Я как в родной семье.
— Спасибо, Петровна! — заулыбался Васильев.
— Погоди, Григорий, — отмахнулся рукой Жуков. — То, что вы сказали, Ирина Петровна, приятно слышать. Бронзокосцы и мне большая родня. Бог связал нас одной веревочкой еще в тридцатом году… Ну, а во-вторых?
— Во-вторых, через год я еду учиться в медицинский институт.
— Это похвально. Желаю вам удачи во всех делах ваших.
— Спасибо.
У порога Жуков обернулся и сказал:
— А все же… нашим рыбакам будет жаль расставаться с вами, Ирина Петровна.
Жуков и Васильев вышли на улицу. Косые лучи заходившего солнца ломко дробились на волнах, золотили белогривые волны. Жуков посмотрел на море, спросил:
— Рыбаки в море?
— Да. Пошли невода ставить.
— С ночевкой на воде?
— Как водится.
— А море не разгуляется?
— Нет, шторма не будет. Это оно играет.
Вдруг Жуков остановился и хлопнул Васильева по плечу.
— Григорий. А ведь я привез тебе радостную весть. Магарыч будет?
— Тише, ты… — и Васильев повел вокруг настороженным взглядом.
— А что? — непонимающе посмотрел на него Жуков.
— Подслушать могут… Скажут, что секретарь райкома вымогательством занимается.
Жуков раскатисто захохотал.
— Ах ты, идол чирийный… Купил… Чтоб тебе фурункулы эйное место осыпали… Поймал на удочку, а?..
— Не будь таким прытким на клев. Ну, говори, какая у тебя весточка?
— А магарыч?
— Надо же знать, за что ставить его.
— Хорошо. Ты помнишь, на какую сумму ваш колхоз сдал имущества моторо-рыболовецкой станции при ее создании?
— Считая и флотилию?
— Все, все.
— На один миллион двести тысяч рублей.
— А теперь идем в контору МРС. Там расскажу.
Кавун и бухгалтер сидели за столом и рассматривали подшитые в папке бумаги. Вдруг Кавун радостно вскрикнул:
— Ось вона!
— Да не вона, а воны, — поправил входивший в комнату Жуков. — Нас двое, и мы рода мужского.
— А-а-а, дорогой наш гостюшка! — поднялся Кавун, по привычке дергая себя за усы-сосульки. — Здорово був!
— Здравствуй, Юхим Тарасович.
— Таки приихав, а?
— Соскучился и приехал.
— Добре. Сидай и выкладывай новости.
— Новость одна… Ты получил указание свыше — возвратить колхозу «Заветы Ильича» полную стоимость имущества, которое было передано им МРС при ее создании?
— Получил. Нынче. Вот и цюю бумагу раскопав, — ткнул он пальцем в приемо-сдаточную ведомость. — На мильён двисти тысяч карбованцев.
Васильев подскочил на стуле.
— Так вот какая весточка! Чего же ты, Андрей, сразу не сказал…
Кавун протянул ему пухлую руку:
— Поздравляю, голова колгоспу.
Жуков молча улыбался. Васильев взволнованно проговорил:
— Погоди, Юхим Тарасович… Не поспешай… Уж не думаешь ли ты поздравлениями отделаться?.. Гони прежде колхозу деньги, а потом и поздравления будем принимать.
Все засмеялись. Жуков сказал:
— И ты, Григорий, не торопись. Деньги колхоз получит. Вопрос решен.
— Получит, — подтвердил Кавун.
— А я еще не все сказал, — и Жуков с хитринкой посмотрел на Васильева.
— Не томи, Андрей, — сгорал от любопытства Васильев, смахивая платочком со лба росинки пота.
— Государственный банк сохранил и возвращает колхозу «Заветы Ильича» его довоенные денежные средства в сумме… семьсот тысяч рублей.
— Добре! — гаркнул Кавун.
— Ну, Гришенька? — подмигнул Жуков Васильеву. — Сколько теперь на счету у вашего колхоза денежек? Подсчитал?
Васильев кивнул головой. У него даже голос стал сиплым, с хрипотцой, как у деда Панюхая.
— Около двух миллионов… Вот это — да… За такие вести, Андрей, я любого магарыча не пожалею…
— А не будет это похоже на вымогательство? — подшутил теперь над ним Жуков.
— Что ты! Дело законное… Вот радость-то будет для наших колхозников… Миллион девятьсот тысяч!..
— Хорошо, Григорий, раз дело законное. Но лучшим магарычом для меня будет — искупаться в море. Люблю морские ванные в вечернюю пору.
— Идем купаться. А то меня на радостях так в жар бросило, что я весь взмокрел.
— И я з вами, — сказал Кавун. — Пишлы.
Из тридцати семи молодых рыбаков, ушедших на фронт, вернулись домой только восемь — в их числе Виталий Дубов, Сашка Сазонов и Пронька Краснов.
В колхозе «Заветы Ильича», как и в других рыболовецких артелях, ощущалась острая нужда в людях. Поэтому старогвардейцы бригады деда Панюхая и рыбаки бригадира Краснова Михаила Лукича снова отказались от пенсионных книжек и продолжали рыбачить.
— Получит МРС моторные суда, тогда и на отдых пойдем, — так рассуждали старики.
Выходили в море, чередуясь, все — и стар и млад, рядовые работники и начальство. Сегодня утром вернулись с лова Васильев, Анка и Таня, а в ночь ушли с рыбаками Кавун, Орлов и Дарья. Те рыбаки, что были помоложе, размещались на баркасах, в их распоряжении были ставные невода, а старики промышляли рыбу кошельковым неводом с борта моторного бота.
Сашка, как всегда точный и аккуратный моряк, перед заходом солнца притащил «Медузой» на буксире пустые баркасы к месту лова. Рыбаки стали рассаживаться по баркасам. Панюхай, увидев, как Дарья спрыгнула вслед за Орловым, забеспокоился.
«Как бы эта шельма привлекательная не совратила мово зятька. Надобно уберечь его», — и, покряхтывая, он стал спускаться по штормтрапу в тот же баркас.
— Кузьмич, куда вы? — крикнула Дарья. — Оставайтесь на «Медузе». Вам же покойнее будет там.
— Мне и на баркасе вольготно. А покою рыбак не любит со дня крещенья его в морской купели.
— Да мы сами управимся.
— Без меня вам не управиться. Зятек-то мой кто? Летак, а не рыбак. Надо ж его к нашему ремеслу приучать.
— Давай, давай, отец, к нам, веселее будет, — и Орлов поддержал его за талию: баркас качало волной.
Панюхай уселся на чердаке баркаса и распорядился приказным тоном.
— Дарья — на весла! Зятек — за руль! Курс — вон на тот буек. Полный вперед!
— Командовать всяк горазд, Кузьмич, а вот грести не каждый.
— И грести могем.
— Так садитесь за второе весло.
— Сама же сказывала, что без меня управишься. Греби, девка, греби. С тела не спадешь.
— Помочь вам? — предложил свои услуги Орлов.
— Управлюсь! — и она, досадуя на Панюхая, налегла на одно весло, чтобы сделать разворот, но не рассчитала и подставила борт баркаса набежавшей волне. Удар был такой силы, что Панюхай чуть-чуть не сорвался в воду.
— Тише, скаженная! — завопил Панюхай, подтягивая к себе сползавший за борт невод.
Орлов, выронив из руки румпель, закатывался от смеха. Панюхай злился на Дарью:
— Вот чертяка, а не баба. И как тебя Григорий терпит?
Баркас взлетел на гребень и плюхнулся носом в распадок между волнами.
— Побей меня бог, она малость тронутая, — перекрестился Панюхай, испуганно блуждая глазами. — Слышь, Дарья? Тише, сказываю… — взмолился он.
Баркас шел вразрез волнам, и Дарья вела его весело, ходко.
— Нет, Кузьмич, сам дал команду: «Полный вперед!», так держись теперь! — и она с ожесточением рвала воду веслами.
«Вот это рыбачка, отчаянная душа!» — с восхищением подумал Орлов и крикнул Панюхаю:
— Подходим к буйку, отец!
Панюхай обернулся. По носу баркаса в одном кабельтовом, покачиваясь на волнах, приветливо помахивал красным флажком буек.