Маршрут их движения по Восточной Пруссии был извилист и запутан. Сразу из Кёнигсберга отряд направился в Виттенбург. Затем они были в Тарау, Кройцбурге и Ландсберге.

В своем имении близ Ландсберга главный лесничий устроил отличный банкет для офицеров. Присутствовали и дамы. В тот вечер Гельмут и Вернер выпили на брудершафт и несколько дней с восторгом вспоминали пикантные подробности.

Из Ландсберга они повернули на Бартенштайн. Потом резко на восток. Гердауен, Норденбург, Даркеман. Оттуда на Гумбиннен. После Гумбиннена маршрут пошел по кольцу. Икстербург, Таппиау… И снова Бартенштайн, Алленштайн, Хохенштайн, Нойденбург.

Когда они вернулись в Ландсберг, Вильгельм Хорст вновь отправил в лес Дитриха, а сам собрался в Кёнигсберг.

– Сегодня последняя ночь, друзья, – сказал он. – Утром возвращайтесь домой.

…Работы по устройству бункера были закончены. Дитрих подозвал шарфюрера, начальника эсэсовской команды.

– Что будете делать с пленными? – спросил он.

– Определенных указаний не получал, унтерштурмфюрер, – ответил шарфюрер. – Мне приказано беспрекословно выполнять все ваши распоряжения.

– Пленных ликвидировать, следы уничтожить. Используйте яму, что не подошла для бункера. Ясно?

– Так точно, унтерштурмфюрер.

– Послушай, Гельмут, но я слышал, как Хорст говорил, что пленных отправят в западные земли, – сказал фон Шлиден.

– По-моему, их лучше отправить на небо, – сказал Гельмут и махнул шарфюреру рукой. – Идите!

– Тебе лучше знать, – сказал Вернер фон Шлиден, повернулся и пошел прочь по тропинке.

Через сотню шагов он услышал, как справа полоснули тишину сухие автоматные очереди. Раздался заглушенный лесом человеческий крик. Его перебили новые выстрелы… Вернер фон Шлиден с силой прижался лбом к морщинистой коре старой сосны.

…Кранц попытался подняться, опираясь спиной о ствол приютившего старика вяза. В это время раздались выстрелы, и Кранц неожиданно вспомнил, что услышанный им ночью голос принадлежал их лесничему Августу Шранке.

Так рождались «оборотни»…

В тайне ото всех, глубокой ночью закладывались склады оружия для тех, кто был призван открыть огонь в спину русского солдата. И было бы наивным считать, что Вернер фон Шлиден своим присутствием в одном из отрядов уже свел на нет усилия гитлеровцев в Восточной Пруссии. Он мог знать только часть тайников и не знал пока ни одного «оборотня» по имени. Все это предстоит ему сделать впоследствии.

Ночью рождались «оборотни»…

А за четверть века до описываемых событий, в далеких горах Дагестана возникла большая настоящая человеческая дружба… Она и позволила гауптману Вернеру фон Шлидену стоять сейчас, кутаясь в плащ, в заповедном лесу Восточной Пруссии, стоять у края ямы для потайного бункера и внешне спокойно наблюдать, как русские военнопленные под командой эсэсовцев укладывают туда оружие, предназначенное против его братьев.

– Ну, братцы, – сказал Арвид Вилкс, – начнем, пожалуй…

Он привстал в седле и выхватил шашку из ножен.

– Во имя революции! Вперед!

Десять конников вырвались из-за скалы на дорогу перед ущельем и, сверкая клинками, понеслись к провалу между скалами. Дорога была узкой, и всадники растянулись по двое: скакать в три корпуса было невозможно.

В первые мгновения пулемет молчал. Верно, ошеломил белогвардейцев мужественный бросок этой десятки. Но так было лишь в первые мгновения. И вот пулемет заговорил:

– Ду-ду-ду-ду-ду!

Первая очередь прошла высоко, и всадники продолжали рваться по дороге в ущелье. Но вот срезало пулями задних бойцов. Один завалился в седле, а лошадь продолжала нести вперед его тело. Конь второго взвился свечкой и с маху, вместе с седоком, ринулся в пропасть.

Еще очередь – и новые жертвы… Не доскакал отряд Арвида Вилкса до мертвого пространства, не успел доскакать. Ударила пуля и в начальника разведки. Согнулся он, припав лицом к гриве коня, а рядом кунак его скачет, Ахмед.

– Арвид! – крикнул он, но Вилкс молчит и только ниже и ниже клонится его голова.

Ахмед оглянулся и увидел, что лишь двое они идут верхом, порезал пулемет остальных ребят. Вот его только пули никак не берут… Тогда Ахмед выхватил Вилкса из седла, бросил к себе на коня поперек, развернулся и, бросая лошадь из стороны в сторону, чтоб сбить прицельный огонь пулемета, поскакал к спасительной скале. И не хватило ему всего десятка шагов. Пуля догнала коня. Споткнулся тот, и Ахмед вместе с другом покатился по серой от пыли дороге. Но тут же вскочили бойцы и втащили их за скалу. Арвида Вилкса отнесли к лекарю Иоганну Шванебеку на перевязку, а Ахмед весь в пыли стоял перед командиром полка латышских стрелков Лапиньшем, скрипел зубами и требовал дать ему коня, чтоб одному пойти под пули и разделаться с этой сволочью.

– Успокойся, джигит, – сказал Лапиньш. – Я знаю, что ты пойдешь на смерть не дрогнув. Только нам нужна твоя жизнь.

И тут к командиру полка подошел адъютант и тронул его за рукав.

Суровая страна – Дагестан…

Но люди, которые живут в этой стране, искренние, добрые к тем, кто пришел к ним с открытым сердцем, кто стал их другом, и всегда они беспощадны к врагу. Могучие, величественные горы научили их верить человеку на слово, свято относиться к законам гостеприимства. Свободные в своих ущельях и долинах, словно соседи их – орлы, дагестанцы мужественно защищали свои скалы от многочисленных пришельцев и не опускали оружия даже тогда, когда враг их был в тысячу раз сильнее и совсем не было надежд на победу…

…И вот словно снежная лавина понеслась по Кавказу Гражданская война. А когда достигла она Дагестанских гор и Каспийского побережья, пришла в кумыкские, даргинские, лезгинские, лакские и аварские аулы, лучшие джигиты встали под знамена советской власти.

И когда народы Дагестана узнали, что по приказу Председателя Совета народных комиссаров Владимира Ильича Ленина в горы идет полк латышских стрелков под командованием коммуниста-ленинца Лапиньша, идет, чтоб добить белогвардейскую нечисть и сбросить ее в Каспий, дагестанские аулы направили своих сыновей на помощь посланцам вождя.

Разбитые на Северном Кавказе части белой армии пробивались через Дагестан к Азербайджану и в Грузию, территории которых были оккупированы английскими интервентами. Белые офицеры надеялись перегруппировать свои вооруженные силы в Закавказье и оттуда вновь угрожать существованию советской власти.

Латышские стрелки вместе с красными партизанами Дагестана по пятам преследовали беляков, стремясь обойти их, перекрыть горные перевалы и не дать уйти на ту сторону Главного Кавказского хребта.

Наконец латышскому полку и партизанам Лапиньша удалось вырваться к перевалам. Им оставалось пройти горное ущелье и выйти в тыл белым частям. Тогда врагов уже ничто не могло спасти.

Казалось, еще немного, заключительный бой – и операция выполнена. Можно будет по прямому проводу доложить в Кремль, что ни один белогвардеец не ушел в Закавказье.

Но… Едва первые разъезды втянулись в ущелье, сверху полоснула кинжальная очередь пулемета. Дорога через ущелье была закрыта напрочь: белые опередили Лапиньша.

Полк временно укрылся за скалой. Нечего было и думать идти через ущелье, очереди скосили бы людей. Это верное самоубийство, а другой дороги не было…

– Что будем предпринимать, товарищи? – обратился к своим командирам Лапиньш.

– Может быть, попытаться в обход? – неуверенно сказал один из собравшихся.

Начальник штаба прикинул расстояние по карте.

– Переход займет не меньше двух суток, – сказал он.

Не годится, произнес комполка. – Белые уйдут в Закавказье, прорвутся к Баку.

– Есть предложение…

Вперед выступил начальник разведки Арвид Вилкс.

– Беру с собой десяток ребят, из-за прикрытия разгоняем коней, проскакиваем аллюром пристрелянную зону, пока беляки соображают, мы влетаем в мертвое пространство, под скалу, а там… И – эх!