Нина давно вынашивала мысль о создании центральной больницы, но не было ни средств, ни подходящего места. Здесь, рядом со строительной площадкой, можно было многое сделать, и она упорно принялась осуществлять свою идею.

— Оно и верно. Если всё по-умному да с расчётом, тайга и прокормить может. А то ведь у всех на уме одно золото, прах Его возьми. А сколько добра бесполезно пропадает…

Печник был разговорчивый человек. Да и, как видно, немало успел повидать на своём веку. Он начал рассказывать о своём житье на разведке. Но она уже не слушала. Сквозь хрипоту настройки доносилась из репродуктора передача местного радиовещания.

«…Дальстрой раздвигает свои границы до реки Яны. Геологические партии на притоках Индигирки. Комплексная экспедиция с Чукотского полуострова сообщает…»

— Куда уже добрались. Вот она, Россия-матушка, попробуй обойди, — одобряет печник, а голос из репродуктора продолжает:

«В районе Аркагалы открыто крупнейшее месторождение угля. Дорожники штурмуют Бурхалинский перевал. Начато строительство пятой базы на реке Берелёх. Скоро колонны автомашин двинутся в новый золотоносный район Колымы и обратными рейсами повезут по предприятиям Дальстроя тысячи тонн дешёвого топлива…»

— Лиственницу вырастить сто — сто пятьдесят лет надо, попробуй их напастись. Уголёк — это дело. Если с умом… — комментирует печник.

«Второй завод/ приступил к серийному выпуску сварных катеров/ для колымских речников. Первые пять судов отгружены на пристань Среднекан. Авторемонтный завод освоил капитально-восстановительный ремонт машин/ отечественной марки ЗИС-5. На устье Утиной первая таёжная ТЭЦ дала ток. Вошла в строй обогатительная фабрика…»

Печник заскрежетал лопатой по железному листу, набрасывая глину в растворный Ящик.

— А ведь обжили Колыму, доктор. Ни цинги тебе, ни голодовок. Вон и радио кричит и кино показывают. А строят посёлки, как грибы… Глядишь, и станет Колыма такай же смирной, как Сибирь. А давно ли наш Томск за край света считали. — Он посмотрел на Матвееву и кивнул на дверь. — Да вы идите, доктор, не убегу. Раз надо, значит покончу сегодня.

Ночь наступала из распадков. Над рекой, как бы просачиваясь сквозь лёд, ползли вверх столбы испарений. Над островами блеснули звёзды, но сразу же начали затухать в серой туманной мгле. Становилось темно. Уже не доносились тяжёлые вздохи пилорам. Смолкли и циркулярные пилы и дробное постукивание плотничьих топоров. В посёлке становилось тихо. В комнате было прохладно. Нина разделась и легла, укрывшись с головой.

Сильный стук в окно и знакомый голос заставили вскочить босиком.

— Нина, Нина! Открой! Я привезла тяжелобольного, нужна срочная помощь, — приложившись губами к стеклу, выкрикивала Татьяна.

Матвеева набросила на плечи платок, сунула ноги в меховые туфли и распахнула дверь. Вбежала Татьяна, покрытая снегом и инеем с ног до головы.

— Да откуда ты? Что случилось? Разденься! — Матвеева хотела помочь ей сбросить шубу, но Татьяна уже совала ей платье.

— Пошли скорее, он в кузове пикапа без сознания. Боялась, что не довезу…

— Да расскажи толком кто и что с ним стряслось?

— Заключённый Иванов, да ты его знаешь — Копчёный. Мы организуем новые бригады для прииска. Целую неделю уговаривали мы с Юркой Копчёного пойти бригадиром. Наконец он согласился. Сегодня вечером привезли с приисков парней, а наш бригадир у лекпома на койке и не встаёт. Мы туда. Что такое? Лекпом махнул рукой: отлежится. Мы к Иванову — молчит, только скрипит зубами и тяжело дышит. Смерили температуру — сорок.

— Надо было пригласить поселкового врача, — заметила Нина.

— Пригласили. Внешних повреждений нет, только на животе и груди синяки и кровоподтёки. Стали разбираться. Оказалось, вечером кто-то позвонил из заправки и попросил Копчёного срочно прийти. Шофёры нашли Его ночью за проходной в снегу. Как только он не замёрз?! Потом уже он мне признался, что по пути на заправку из-за машины выскочили трое, набросили на голову капот и били по животу чем-то тяжёлым. А остальное он не помнит. Только когда я рассказала врачу, в чём дело, она определила внутреннее кровоизлияние и велела везти к хирургу. Ну, я сразу к тебе.

— Старый воровской приём. Но то что именно Иванова? Это странно…

— Ты понимаешь, Нина. Кто-то хочет помешать нам в создании этих бригад и старается не допустить в бригаду Копчёного. Это активное сопротивление. Значит, нас уже боятся. Это же настоящая тайная война.

— Ты, Таня, не ходи. — Матвеева надела пальто и пошла к выходу. — Я отвезу Его в операционную, вызову хирурга. А ты раздевайся и отдыхай. Я скоро вернусь.

— Ты проверь всё сама. Это очень важно и для нас, и для него…

— Всё понимаю, Танюша. — Нина вышла.

Вернулась она к рассвету усталая и бледная.

— Ну что? — вскочила с кушетки Татьяна.

— Если останется жив, то должен сказать спасибо тебе и своему сильному организму. Сделали серьёзную операцию. Разрыв кишечника в нескольких местах. Удивительно, как он не умер. Ещё час-два — и началось бы общее заражение. Тогда не помогло бы уже/ никакое хирургическое вмешательство.

Двое суток не приходил в себя Копчёный, метался, бредил. Всё это время Татьяна почти не отходила от Его постели.

Он то угрожал вывернуть наизнанку Гайдукевича и показать Его настоящее нутро и тут же начинал говорить страшные вещи. То скрипел зубами, ругался, сводя с ним какие-то счёты. Но больше всего жаловался, что устал от такой жизни и решил всё старое завязать несмотря ни на что.

Из бреда Татьяна поняла, что Колюха Гайдукевич совсем не простой уголовник. В избиении Копчёного и в тайной борьбе за уголовную молодёжь он играет чуть ли не главенствующую роль. Но больше всего взволновало Татьяну, что убийство, за которое отбывает срок Лыков, совершил Гайдукевич. Татьяна решила всё проверить. Лыкова она знала. Он пришёл и попросился в бригаду. Это был совсем запуганный паренёк.

Утром Копчёный очнулся и долго удивлённо смотрел на Татьяну. А потом вспомнил всё и помрачнел.

— Значит, это не сон. Значит, вы? Спасибо за всё. Не забуду. Теперь-то и я не отступлюсь. — Он порывисто протянул ей руку. Татьяна вскочила и строго прикрикнула:

— Лежите спокойно. Двигаться вам Ещё нельзя.

Он кивнул головой и виновато улыбнулся.

— Лежу, лежу. Ещё раз спасибо, — прошептал он и закрыл глаза. Теперь Его лицо стало спокойным.

Вечером Матвеева сообщила, что кризис миновал и Копчёный будет жить. Татьяна сразу же уехала.

Собирая в лагере бригаду, она увидела Колюху. Он подозрительно крутился около парней, а Лыков стоял в уголочке и боялся пошевелиться, Татьяна возмутилась и решила припугнуть Колюху.

— Мне многое стало известно о вас, Гайдукевич, Если вы будете нам мешать, то мне придётся попросить поднять некоторые старые дела. В частности, дело Красюка, побег с пересылки и Ещё кое-что.

— Я? Мешаю? Милаха, да вы проснитесь. — Он беспечно и весело улыбнулся. — А по части старых дел мои косточки десятки раз перемыты и выскоблены. Так что привет вашей тёте. Я сам собираюсь весной проситься на прииск. Бери — не работник, а разлюли-малина.

Он оскалил зубы и, потряхивая большой челюстью, беззвучно расхохотался…

Когда Колосов пришёл в клуб, совещание всё Ещё обсуждало горноподготовительные работы. В фойе было пусто. Пахло краской, олифой. Портьеры были задёрнуты, и мягкий полумрак как бы предупреждал/ о необходимости соблюдать тишину.

Юра Ещё ни разу не был здесь. К новому году клуб Ещё не закончили. А тут запуржило. Машины постоянно простаивали в заносах, и приходилось мотаться день и ночь. Да и жил он теперь на территории базы. Татьяна тоже переехала в новый дом. Ходить в посёлок было далеко, да и не хватало времени.

Он хотел подняться на второй этаж, но Его окликнул Самсонов.

— Брат Юрка! Тут тебя вспоминали несколько раз. Краснов спрашивал, когда ты должен появиться.

— Как— спрашивал? Он сам приказал мне прийти после перерыва. А горняки ведь так: дорвутся до трибуны— не скоро их вышибешь оттуда.