В пять зазвонил телефон.
«Вот и всё, — пронеслось вихрем у меня в голове. — Это конец, его нашли на обочине. Он лежит, сбитый машиной, велосипед искорёжен… А может, команда гребцов Принстонского университета вытащила его из воды с посиневшим, опухшим лицом. — В горле у меня застрял комок. — Если бы я взял его на пикник, ничего этого не случилось бы. Это я хотел убить его за то, что он поднял меня ни свет ни заря. А теперь слишком поздно».
— Питер, возьми трубку, — попросила мама.
— Алло, — с трудом выдавил я. Как я скажу об этом маме…
— Привет, Пита!
— Фадж! Где ты?
— Угадай.
— На железнодорожном вокзале?
— Не-а.
— На автостанции?
— Не-а.
— В полиции?
— Не-а. Сдаёшься?
— Да. Где ты?
— В «Кондитерской Сэнди».
— Что?
— В «Кондитерской Сэнди».
— Это возле шоссе?
— Да.
— Вы доехали до самого шоссе?
— Это было нетрудно.
— Дэниел с тобой?
— Да.
Мама выхватила у меня трубку.
— Фадж, ангел мой! Я так рада, что ты жив-здоров! Мы так волновались! Никуда не уходи. Не двигайся с места. Мы сейчас приедем.
Мы прыгнули в машину. Я устроил Тутси в детское сиденье, и мы поехали. Нашли папу и миссис Манхейм — они колесили вокруг озера. Мы рассказали новость, и они поехали следом за нами.
Фадж и Дэниел стояли перед кафетерием. Они казались очень маленькими. Фадж держал пакет с выпечкой, на нём была надпись «Сэнди». Мама остановилась, выпрыгнула из машины и обняла Фаджа.
— Я так рада тебя видеть!
Я снова почувствовал комок в горле.
— Осторожней, мамочка, — сказал Фадж, — кексы раздавишь.
Дома Фадж уселся на любимый мамин стул и сказал:
— Мы зашли в кафе рядом с кондитерской и купили один на двоих бутерброд с ветчиной.
— Ещё съели по три маринованных огурчика, — добавил Дэниел, устраиваясь поудобнее на папином стуле. — И пили крем-соду.
Мама, папа и миссис Манхейм сидели рядком на диване и смотрели на беглецов.
— Знаешь, сегодня ты поступил неправильно, — начала мама.
— Это было крайне неразумно, — сказал папа.
— Не говоря уж о том, что опасно, — добавила мама.
— И попросту глупо! — сказал я.
— Мы, конечно, очень рады вас видеть живыми и здоровыми, — сказала миссис Манхейм, — но всё же очень сердимся.
— Очень! — с нажимом произнесла мама.
— И вас придётся наказать, — сказал папа.
Фадж и Дэниел переглянулись.
— Какое наказание вы бы сами предложили? — спросил их папа.
— Уложить нас сегодня спать в восемь вечера, — сказал Фадж.
— Это не совсем соответствует случаю, — сказала мама.
— В семь? — зевнув, предложил Дэниел.
— Уложим, — сказала миссис Манхейм, — потому что вы устали. Но это не годится для наказания.
— Может, забрать у них велосипеды на месяц? — предложил я, думая, что все сейчас в один голос закричат: «Питер, прошу тебя». Но вдруг стало очень тихо.
— Нет! — крикнул Фадж.
— Нечестно! — взвыл Дэниел.
Мама, папа и миссис Манхейм смотрели друг на друга.
— По-моему, вполне адекватное наказание, — наконец высказался папа.
— Я тоже так думаю, — кивнула миссис Манхейм.
— Согласна, — сказала мама.
Я не мог поверить. В кои-то веки меня приняли всерьёз.
— Как же мы будем добираться до школы? — надул губы Фадж.
— Пешком, — сказала мама. — Так же, как добирались, пока у вас не было велосипедов.
— Мамочка, — завёл волынку Фадж, — если ты меня любишь…
— Это именно потому, что я тебя люблю. Именно потому, что мы все вас любим…
Фадж встал и топнул ногой.
— Зря я вам кексы купил!
Папа взял их велосипеды, скрепил цепью с замком и поставил на полку в гараже.
— Надеюсь, это вас научит, что нельзя убегать всякий раз, когда вам что-то не понравится.
— Побег ничего не решает, — сказала мама.
— А нам было весело, — сказал Дэниел. — Вот так-то, ха-ха!
— И вкусно, — сказал Фадж. — И мы доказали, что мы достаточно взрослые, чтобы ездить на озеро. Вот так-то!
— Ничего подобного, — усмехнулся папа. — Вы доказали, что не готовы пользоваться такой привилегией, как собственные велосипеды, только и всего.
Фадж с Дэниелом снова переглянулись. И хором заревели.
На ужин мы заказали пиццу. Дэниел ненадолго прервал плач, чтобы напомнить маме:
— Я не ем ничего с горохом и луком.
— Разве такое забудешь, — сказала мама.
Когда Дэниел с миссис Манхейм ушли к себе, мама поставила в музыкальный центр новый диск Моцарта, и мы все уселись за круглым столом в гостиной собирать семейный пазл — закат в горах. Пока мы собрали один угол.
— Пита однажды тоже убегал, — сказал Фадж, покусывая кусок пазла.
— Я только задумал побег, но не убежал, — уточнил я, отобрал у него кусочек и поставил на подходящее место в картине.
— И папа убежал, когда не хотел больше работать. — Фадж сгрёб в кучку оранжевые кусочки.
— Ты о чём это? — насторожился папа.
— Мы же поэтому переехали в Принстон, разве нет?
— Конечно, нет, — возмутился папа. — Кто тебе такое сказал?
— Сам додумался, — гордо сказал Фадж.
— Так знай: ты ошибся!
— Тогда зачем мы переехали?
— Для разнообразия, — объяснил папа. — Перемены ради.
— Вот поэтому я и хотел на озеро, — сказал Фадж. — Для разнобезобразия.
— Кстати, раз уж заикнулись о Принстоне и переменах, — вступила в разговор мама, отодвигая тарелку с третьим кексом. — Милли с Джорджем скоро возвращаются, и мы должны решить, что делать дальше.
— В каком смысле? — не понял я.
— Ну, искать здесь другой дом или готовиться к возвращению в город.
— В смысле, у нас есть выбор? — уточнил я. — Я всегда думал, что мы приехали на год. И всё.
Тутси подошла к столу, схватила несколько кусочков пазла и убежала.
— Эй, а ну верни, — я ринулся за ней. Догнав, протянул ей резиновую мышь, и Тутси бросила добычу.
— Я лично не любитель каждый день кататься на поезде в город и обратно, — пробурчал папа, — но если остальные жаждут остаться в Принстоне, я готов.
— Каждый день кататься в город? — переспросил я.
— Да. Я возвращаюсь на работу в агентство.
— Больше писать не будешь?
— Пока нет. Выяснил, что не слишком у меня это получается. Может, я никогда и не закончу свою книгу.
Я точно знал, что он не закончит. Но смолчал.
— Зато в рекламе я дока. И по работе соскучился. — Он взглянул на меня. — Но это не значит, что я хочу стать директором агентства, Питер.
— Я понял. Понял, — говорю. — А как же ты, мам? Кем ты будешь?
— Ну… Если папа снова пойдёт работать, я бы с удовольствием доучилась, получила степень по истории искусств. Может, в Нью-Йоркском университете.
— В смысле, в Нью-Йорке, да? — уточнил я.
— Да. В Гринвич-Виллидж.
— Значит, вы оба хотите вернуться?
Мама взяла папу за руку и сказала:
— Наверное, да.
— А ты, Питер? — спросил папа. — Чего бы ты хотел?
— Не знаю. Я уже как-то привык здесь, но по Нью-Йорку всё равно скучаю.
— Я не помню Нью-Йорка, — сказал Фадж.
— Да помнишь ты, — сказал я.
— Нет. Я смогу там ездить на велике?
— Кое-где — да, — сказал я. — В Центральном парке, например.
— Центральный парк я помню.
— И квартиру нашу ты помнишь, — говорю. — И лифт с Генри, лифтёром…
— Ой, точно. Генри и лифт помню.
Мама с папой засмеялись.
— А ты, Тутси? — сказал Фадж. — Где хочешь жить? В Принстоне или Нью-Йорке?
— Ню! — сказала Тутси.
— Вы слышали? — обрадовался Фадж.
— Ню-ню! — повторила Тутси.
Мама с папой обменялись недоумевающими взглядами.