Во время этой борьбы Норр отказывался идти на компромисс принципов Общества в отношении нашей позиции нейтралитета. Эта твёрдая позиция, неправильная понятая общественностью и неправильно представленная нашими заклятыми врагами в церковных и «патриотических» кругах, всё ещё признавалась и почиталась Федеральными правительством.

В течении всей Второй мировой войны нас не беспокоили на этом правительственном уровне. Я разговаривал с нашим юридическим консультантом Гайденом Ковингтоном об этом, и его комментарии были интересными и объясняли всё.

«Гайден, — спросил я, — почему несмотря на то, что Закон о шпионаже всё ещё действует, правительство не пыталось преследовать нас во время Второй мировой войны, как это было в 1918 годы?»

«Основная причина — это то, что мы невиновны, и правительство знало это, — ответил он. — Если бы Свидетели Иеговы или кто-то из работников Общества были виновен в незаконной деятельности согласно Закону о шпионаже, их бы преследовали во время Второй мировой войны точно также. То, что правительству не удалось использовать Закон о шпионаже во время Второй мировой войны, доказывает, что не было ни одного виновного».

«Изменилась ли точка зрения Правительства в отношении преследования при помощи этого закона?»

«Да. Теперь они признают, что отказ на основании убеждений совести от участия вооружённых силах и объяснение другим этих причин не являются нарушением Закона о шпионаже. В самом начале Второй мировой войны несколько решений в пользу Свидетелей Иеговы было вынесено Верховным судом Соединённых Штатов в отношении законности деятельности Свидетелей Иеговы и того, что их литература не имеет подрывного характера. Эти решения стали основой Свидетелей Иеговы против преследований из-за Закона о шпионаже, и Департамент юстиции знал это».

«Ты думаешь, что правительство было более терпимым во время Второй мировой войны?»

«Да. Мнение Федерального правительства во время Второй мировой войны было лишено предрассудков».

«Как ты думаешь, почему?»

«Я скажу тебе причину. Те решения судов в пользу свободы слова выносились после Первой мировой войны и до Второй мировой войны. Это заставило Департамент юстиции изменить своё прежнее реакционное отношение к ограничению свободы слова из-за возражений на основании совести.

Достойно похвалы то, что Департамент юстиции был более либеральный и не такой чувствительный к военной истерии во время правления президента Рузвельта, каким он был во время президента Вилсона. Президент Рузвельт и его генеральный прокурор Френсис Биддл были настроены максимально разрешить свободу слова в Соединённых Штатах, несмотря на войну. Тот факт, что сам Конгресс ввёл освобождение от военной службы для лиц, у которых есть религиозные возражения в отношения участия в войне, также помогло сделать мнение Департамента юстиции более либеральным».

«Тогда что ты можешь сказать о причинах, почему у нас было столько проблем с призывом во время Второй мировой войны?»

«Большинство наших проблем были из-за позиции, которую заняли некоторые местные призывные комиссии и окружные суды. Лишь небольшая часть призывных комиссий во время Второй мировой войны была беспристрастной. Первыми предубеждение проявили федеральные окружные суды. Но после большого числа исков, которые продолжали стекаться по всей стране, многие судьи начали менять своё мнение и поступать решительнее. Позже они заняли более сдержанную позицию в ведении слушаний дел, касающихся Свидетелей Иеговы.

Также было беспристрастным Национальное бюро призывной службы, от лица которой действовал генерал Херши. Между ним и мной было заключено соглашение, чтобы сделать исключение для наших полновременных служителей и членов семьи Вефиля. Он написал предписание для местных призывных комиссий в отношении этого. Некоторые комиссии прислушались к этому, другие нет. Это были произвольные и капризные действия со стороны этих комиссий, отрицающие возражения на основании служения и совести, которые приводили к преследованиям Свидетелей Иеговы за нарушение призывного закона.

Примерно 4 500 Свидетелей Иеговы были приговорены к заключению окружными судами, потому что они отклонили право указать на то, что призывные комиссии нарушают закон, отказывая тем, кто имеет возражения на основании совести и вопросов служения. Такой образ действия был одобрен Верховным судом в деле «Фалбо», решение в котором было принято во время войны. Но после того, как война в Европе закончилась, пришли изменения. Тогда суд принял решение в деле «Истеп» в нашу пользу, отменив и осудив то, что Свидетелям Иеговы отказывали в их правах защищаться против обвинений, выдвинутых в их адрес.

Отношение окружных судей, за исключением одного или двух по всем Соединённым Штатам, было аналогичным. Те были против любой защиты, с которой выступали Свидетели Иеговы во время слушания их дел. Их отношение, конечно же, изменилось, когда Верховный суд вынес решение в деле «Истеп». Но было уже слишком поздно, и это не могло помочь 4 500 мужчинам, которые попали в тюрьму без права быть выслушанными».

Эти 4 500 мужчин были проблемой для федеральных тюрем. Нет, они не были непослушными. Наоборот. Но тюремные власти также как и Общество интересовалось их духовным благополучием, и в тюрьмах не было священников, которые бы могли дать нашим юношам тот библейский совет, который им был нужен. Было заключено соглашение между м-ром Джеймсом Беннеттом, директором Федерального бюро тюрем, и Т. Салливаном и мной, чтобы мы могли регулярно посещать тюрьмы и проповедовать нашим братьям, утешать их, давать советы на различных встречах, которые они будут проводить сами, а также помогать им, если у них возникнут какие-то проблемы с их начальством. К тому же был заключён договор, согласно которому, литературу Общества можно было высылать по почте в тюрьмы.

Меня назначили посещать около двадцати таких учреждений, один раз в шесть недель. Чтобы сделать круг я проезжал тринадцать тысяч километров. Поезда были наполнены солдатами и их семьями, переезжавшими из места в место. Я провёл много ночей в вагонах для курящих, от чего на следующий день я чувствовал себя как копчёная колбаса. Я провёл много часов на маленьких станциях в переходах, ожидая поздних поездов. Я очень уставал из-за напряжённых поездок, но радость от моего назначения компенсировала всё.

Одна из самых серьёзных проблем, с которой мне пришлось иметь дело, была вакцинация. Департамент здравоохранения в Вашингтоне издал приказ, что все заключённые и охранники должны пройти вакцинацию. Некоторые наши ребята в тюрьмах рассматривали этого, как переливание крови, и отказывались подчиняться. Это привело к значительным проблемам. Потом пришёл приказ из Вашингтона, согласно которому всех мужчин, отказавшихся вакцинироваться, нужно было отравить в изолятор. Это не изменило решения наших мужчин. Тюремные власти колебались быть чрезмерно строгими в этом отношении, однако у них был приказ их начальства. И во время волнения я прибыл с моим обычным визитом. Мне нужно было дать совет нашим юношам по этому поводу.

Я попросил у директора тюрьмы разрешения поговорить со всеми мужчинами, которые отказались вакцинироваться.

Он сказал: «Вы не можете этого сделать, потому что все мужчины в изоляторе по приказу из Вашингтона, и они должны оставаться там, пока они не подчинятся».

«Что ж, — ответил я, — они останутся там до конца своей жизни, потому что они не из тех, кто идёт против своей совести. Но если вы разрешите поговорить со всеми этими мужчинами, мы что-то сможем сделать, но если они будут в изоляторе, то я ничем помочь не смогу».

Тогда директор позвонил в Вашингтон и пересказал им сказанное мной. Ему сказали разрешить всем мужчинам посетить эту встречу и позволить всем им провести столько времени на встрече, сколько Макмиллан сочтёт нужным.