– Да-да, ты весь в делах, как и обычно, – усмехнулся Баг, прихлебывая чай: надо же, вкусно!

– Ну… да. Какие у нас планы?

– Я не хотел бы затруднять тебя, драг еч… Перестань, перестань! Ты – мой гость. Значит, так: мы пообедаем, только не здесь, не в самом центре. И если ты не против, немного позднее, чем принято, а то ведь в обеденный час тут не протолкнуться, ну да ты знаешь. – Да, Баг хорошо знал этот обычай ханбалыкцев: время принятия пищи, чи, так сказать, фань три раза в день, для них было почти священно. Каждое учреждение, служба или ведомство, не говоря уж о вольных предпринимателях и людях свободных занятий, свято соблюдали два часа, традиционно отводимые для дневной трапезы – с полудня до двух; в это время все харчевни и закусочные были переполнены, ибо ханбалыкцы щедро вознаграждали себя за смирение, проявленное при вкушении завтрака, и найти свободное место почиталось за удачу. – Потом – на воздухолетный вокзал, встретим твоего напарника. Но сначала я должен тебе показать кое-что интересное. Ты, наверное, и не слышал даже.

– Да, в Ханбалыке перемены поразительные. Так много нового…

– Ну… да. Помнишь усадьбу. Ли? Ну тут недалеко, на Дашаларе? О! Там теперь появилось удивительное место. Нет-нет, не скажу, ты сам увидишь и все поймешь. Так что допиваем чай и – вперед.

Полог откинулся, и в чайную вошли, весело переговариваясь, несколько преждерожденных в официальном платье – по виду служащие какого-то близлежащего управления. Приближался обеденный час, и в чайной “Жасмина аромат” становилось все более оживленно.

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

21-й день первого месяца, отчий день,

вечер

Главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, мудрый и бдительный попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Мокий Нилович Рабинович вместе с вернувшейся под отеческий кров на зимние каникулы дочерью, юной красавицей Ривою, вечерком отчего дня заехал к Оуянцевым-Сю на улицу Савуши<Как уже упоминалось, дом Богдана располагался на улице Савуши, названной именем древнего богатыря-степняка, как раз напротив знаменитых александрийских Островов. Известно, что Савуша, как и множество других ордусян, выполнявших по зову сердца свой интернациональный долг, участвовал в гражданской войне в Византии на стороне законного православного императора Иоанна Кантакузина и геройски пал в 1345 году в бою прошв византийских сепаратистов и активно поддерживавших их деньгами и прямой агрессией латинян. В нашем мире Папа Климент VI в 1343 году призвал всю Европу к крестовому походу в поддержку прокатолических противников Кантакузина; вероятно, нечто в этом роде происходило и в раннеордусскую эпоху. > запросто, почайпить. Давние дружеские отношения между сановником и его непосредственным подчиненным позволяли это делать без напряжения и без задних мыслей, каковые порой еще приходят, когда сослуживцы, пребывающие в явственном должностном неравенстве, принимаются вдруг ходить дружка к дружке трапезничать да семейничать по-всякому: мол, а чего хочет, коли зовет? а на что рассчитывает, коли едет? Сей этап, ежели он и мелькнул когда в отношениях между Богданом и Мокием Ниловичем, давно остался в прошлом; Рабиновичи и Оуянцевы-Сю много лет уж дружили домами. Вот только супруга Мокия Ниловича, Рахиль Абрамовна, не смогла на этот раз последовать за мужем к хлебосольным Оуянцевым; с молодости учительница Божьей милостью, последнее время она то и дело пропадала в командировках, распространяя бесценный опыт, накопленный за тридцать с лишним лет преподавания в начальных классах по несчетным школам Ордуси. Во вторницу она отбыла в Надым по приглашению тамошней городской палаты народного образования, а нынче, часов, как прикидывал Великий муж, этак пять назад, вылетела рейсовым воздухолетом в Жмеринку, где более двух с половиною веков назад обосновался ее род (видно, оттого-то Раби Нилыч по рассеянности и называл иногда затруднительные положения жмеринками).

В канун лунного Нового года и несколько дней после оного транспорт Ордуси трудится с удвоенной нагрузкою. Так уж исстари повелось-сложилось: Новый год христианский, с елками да пенистым “гаолицинским” – он больше для молодежных радостей, с танцами да лирическими приключениями, а те, кто постарше, проводят его обычно с возлюбленными наедине (особливо если взрослые детки в отъезде или увеселяются со сверстниками); а вот Новый год лунный – здесь уж по древнему ханьскому обычаю большие семьи собираются под одною крышей, хоть по двадцать человек, хоть по сорок… Есть, конечно, и иные Новые года (вот Наврузбайрам, к примеру), их тоже отмечают всякий особо; Господь милостив, праздников много в Ордуси, а всей работы не переделаешь и всех денег не заработаешь, главное – чтобы жизнь в охотку шла. И Мокий Нилович назавтра собирался с дочкой в полет в родную Хайфу, на всю седмицу, а Рахиль Абрамовна, погостевав денек у своих в канун празднества, должна была аккурат перед самым двадцать четвертым днем месяца с мужем воссоединиться на средиземноморском бреге; дом мужа – это святое. Недаром еще великий Учитель наш Конфуций говаривал: “Если человек лишен человеколюбия, то что ему ритуалы? Если человек лишен человеколюбия, то что ему музыка?”<“Лунь юй”, III: 3. >

Еще несколько дней назад Богдан тоже уверен был, что на праздник сможет выбраться с женою вместе к родителям, в Харьков, – но тут, как гром средь ясного неба, как сладкая роса<Сладкая роса (гань лу) – древнекитайский синоним того, что мы называем манной небесной, подарком судьбы и пр. Одним из бесчисленных титулов Будды в китайском буддизме является выражение “Ганьлу-ван” – “Князь Благодати”, что дословно переводится как Князь Сладкой Росы. > на скромно трудящееся поле, пало на него приглашение к императорскому двору на празднование удивительного двойного юбилея.

Фирузе страшно гордилась мужем и всячески пыталась нынче днем втолковать маленькой Ангелине, какая честь оказана их семье. После она утверждала, что та вполне ее поняла…

Поглядели, умиляясь, на мирно спящую Ангелину. Перешли к столу. Потолковали о погодах, потолковали о видах на озимые урожаи, потолковали об увидевших свет в последние месяцы шедеврах изящной словесности и каллиграфии. Все, как подобает просвещенным людям.

Перешли к вопросам более насущным.

– Не тушуйся, Богдан, – говорил Мокий Нилович, аккуратно промокая носовым платком лоб, слегка запотевший от обилия выпитого горячего чая. – Ханбалык посмотришь… Эх, красивый городище… Величавый!

– Неловко, Раби Нилыч, – отвечал Богдан. – Несообразно… Я еду, а вы, начальник мой прямой, – нет. Что ж вас-то они не пригласили?

Раби Нилыч улыбнулся добродушно и так широко, что даже косматые брови его, казалось, еще больше встопорщились и слегка задрались кверху.

– Говорю ж тебе – не тушуйся. Заслуги твои перед империей неоспоримы. А я на своем веку везде побывал, все повидал. И дворцы, и чертоги. Мы ж с повелителем всего, что меж четырьмя морями<То, что между четырьмя морями (сы хай) – устойчивое, возникшее еще в глубокой древности китайское обозначение всего известного материкового мира. >, почитай, одногодки, первый раз видались чуть не четверть века назад, а последний – когда в числе прочих вновь назначенных улусных главных цензоров я ко двору представляться ездил и от него подтверждение на должность получал… Хороший он. Человеколюбивый. Тоже постарел, наверное… Ты, главное, успей там поглядеть поболе. Смену караулов у центральных врат обязательно подгадай застать. В Запретном городе исстари Восьмикультурная Гвардия дежурит, так в веках повелось. Молодцы все на подбор, из маньчжур обязательно. Так когда, скажем, стражей из Полка славянской культуры сменяют стражи Полка культуры, к примеру, тибетской – то-то радость, то-то загляденье! Народ загодя сбирается…