Дальше из записок Гесса узнаем, что Лей дал Гитлеру следующий ответ: «Рабочие, безусловно, подчинятся. Но национальный дух будет подорван. Вера поколеблена. Если же война затянется, настроение может окончательно переломиться».
Лей знал, что говорит. А Гитлер знал, что он говорит правду. Высокий моральный дух немецкой нации второй половины 30-х годов опирался ведь не на слова или призывы, а на ту реальную социальную программу, которую проводили нацисты, иными словами, — на вторую часть названия режима — " ...-социализм". (Об этом не любят писать историки. Но об этом помнят немцы.)
Приведенные ниже письма Маргариты — сестры Рудольфа (Руди) Гесса и жены Роберта Лея — дают любопытную картину немецкого социализма 1937-1938 годов и едва ли нуждаются в комментариях.
(Письма приводятся без сокращений, с сохранением пунктуации подлинника, лишь в последнем письме опущена первая, малозначительная часть.)
30 апреля 1938 года.
"Милый Руди!
Ты упрекнул меня в том, что я не знаю Германии... Я не сразу почувствовала этот упрек.
Мне очень захотелось рассказать тебе о нескольких впечатлениях, которые появились и еще появятся у меня во время этой поездки, и может быть, ты найдешь время ответить мне — то ли и так ли я видела.
Я опишу только то, что меня тронуло, "зацепило" по-настоящему.
Итак, мы прилетели в Берлин 30 утром. Опускаю весь тот сумбур и ажиотаж, которые всегда окружают Роберта, где бы он не появлялся.
Он предоставил мне свободу, и я решила для начала просто походить по улицам Берлина.
Сегодня здесь повсюду оживление. Много женщин гуляют с маленькими детьми, лет 3-4-х (значит, родились в 34-35 годах). У детей в руках флажки.
Я видела, как малышка пыталась таким флажком поковырять в песочнице; мать ее за это шлепнула (Позже я рассказала Роберту. Он сказал: "С флажками ходят по твердому".) Все заняты украшением всего. В Тиргартене (берлинский парк. — Авт.) юная пара развешивала гирлянду из флажков на деревце у самой ограды. Здесь ее никто не увидит. Выясни лось — дерево им показалось грустным, и они захотели нарядить его к празднику. Смешные милые мальчик и девочка!
В булочных пекут пирожки, выносят прямо на противнях на улицу, бесплатно. Одна женшина сказала, что пробует уже в третьем месте и везде хорошие: хозяева не поскупились все положить, как надо — и сахар, и ваниль и начинки.
На Кюрстен (улица. — Авт.) открыли новый магазин, в два этажа: на первом продукты, на втором одежда, обувь, товары для домашнего хозяйства, детские игрушки. Рабочих привозили целыми автобусами; при входе всем вручали разноцветные карточки (они называются талоны). Мне это объяснил рабочий, дежуривший у одного из входов. Он сказал: "Жаль, фрау, что вы не член нашего Трудового фронта, сегодня привезли очень красивые ткани. Многие женщины захотят использовать свои талоны на более нужные вещи, но для такой красивой фрау это очень бы подошло. Вы, конечно, можете пройти, — добавил он, — нам приказано всех пропускать, особенно женщин, но без талонов вы не сможете ничего купить.., так что уж не ходите лучше". Он меня пожалел! Спасибо, товарищ.
А в кино меня не пустили! Я еще поняла бы, если б по удостоверениям Трудового фронта пропускали бесплатно, а без них — за деньги, но чтобы — всех бесплатно, но только по удостовереньям, это, по-моему, уже не национальный, а какой-то... трудфронтовский социализм.
1 мая 1938 года
Сегодня впечатления расплывчаты. Берлин похож на пожилую даму, украсившуюся лентами и бантами. Этому городу не идут легкомысленные и дешевые украшения. У берлинцев плохой вкус. Но берлинцы стали улыбчивы. Это очень приятно.
Парады, митинги, качания, спортивные игры... Со всех сторон музыка, все идут толпами, все машут цветами, громко смеются... У берлинцев, оказывается, бурный темперамент — никогда не видела столько поцелуев на улицах.
Речи воспринимаю плохо. Не могу уловить смысл. (Роберт: "Меньше смысла — чаше сердцебиенье".) Я знаю, что канцлер выступает в Мюнхене, а тебе достался Нюрнберг. Как там?
Я ездила по городу только до семи часов. Банкет был в новой Рейхсканцелярии. Выручила Магда. (Магда Геббельс. — Авт.) Пробыли там с ней полчаса и ушли вместе.
Салют, гуляния, карнавал на набережной... Только сегодня я узнала, что 1 мая — также и день вермахта. (?)
Высокий моральный дух немецкой нации второй половины 30-х годов опирался ведь не на слова или призывы, а на ту реальную социальную программу; которую проводили нацисты, иными словами, — на вторую часть названия режима — "...-социализм".
2 мая 1938 года
Напросилась к Роберту в "оруженосцы". У него такая свита, что в ней может рассосаться целый полк. Однако, чувствую, что мое присутствие многих смущает.
С утра посетили три завода, три школы, Университет.
Речи, речи...
"...Демократический принцип большинства всегда и везде означает лишь победу более низкого, плохого, слабого, трусливого и безответственного.
...Принадлежность к элите определяется не происхождением, богатством или образованием. Люди, обладающие энергией, способные лучше других воплощать требования национального духа, готовые твердо идти к своей цели — вот те "частицы массы", из которых выдвигаются вожди.
...Человек должен признавать авторитет. Общность без авторитета немыслима. Фюрер, воплощающий авторитет, неприкасаем. Все, что говорит фюрер всегда верно".
Сколько раз я слышала подобное! Но я безумно боюсь, что это хотя бы раз услышат из уст своего отца наши дети.
Посетили клуб Национальной студенческой организации. Как Роберт не хотел туда ехать!
Студент задал вопрос, согласен ли доктор Лей с определением террора, как меча, сверкающего в руках героев свободы?
Мой любимый не задумался ни на минуту: "У нас хладнокровно слушают рассказы об ужасах, совершаемых тиранами по отношению к защитникам свободы, о наших жестоко изуродованных женщинах, о наших детях, убитых у материнской груди, о наших пленных, в страшных муках искупающих свой трогательный и возвышенный героизм.., а излишнюю медлительность в наказании нескольких чудовищ, упившихся невиннейшей кровью отечества, называют ужасной бойней".
Аплодисменты. "Все-таки, да или нет?" — снова спрашивает студент. "Конечно, нет" — отвечает доктор Лей. "Тогда для чего вы только что процитировали Робеспьера? Ответ: "Чтобы показать, насколько не изменилось наше эмоциональное "да". Но мы научились ставить заслоны нашим "внутренним убеждениям" в виде цивилизованных законов. Аппарат СС — не "сверкающий меч", а скучный следственный орган". (?)
Жены вождей - Магда Геббельс, Герда Борман и Ева Браун - вместе с Гитлером пьют чай в "Гнезде орла", любимой резиденции фюрера
Гитлер и Ева Браун в альпийской резиденции фюрера
Последний визит на новостройку, незапланированный. Два больших трехэтажных дома, развернутых входными дверями друг к другу, между ними — спортивная площадка. Дома новенькие, краска на дверях еще не высохла; при нас вставляли стекла на верхних этажах. Около домов — толпа людей, грузовики, тележки с пожитками, мебель, кучи вещей. Все шумят, кричат; полицейские стоят тут же, не вмешиваясь. Эти дома должны были заселить к Первому мая, но строители что-то не доделали, и заселение отложили. Когда Роберт был уже в городе, рабочие решили вселяться сами, не дожидаясь официального разрешения. Они вывезли из своих старых бараков все вещи и потребовали у мэра ключи от своих новых квартир. Но ключей им не дали. Тогда они послали делегацию к Роберту. Делегацию не пропустили. Они послали еще и еще... Так тянулось до вечера. Их семьи сидели на улице с детьми, голодные и злые и ругали власти. Когда Роберт приехал, мэр уже распорядился всем раздать ключи, но рабочие пошли на принцип — они решили дождаться вождя Трудового фронта и высказать ему все. Не знаю, что услышал Роберт в первые минуты общения и что говорил в ответ, но я заметила, как женщины, сразу, едва только он вылез из машины, принялись таскать вещи в дома. Роберт, продолжая разговор, взял какой-то чемодан и понес к дому. Свита тут же последовала его примеру. Хирль тоже взял чемодан, его секретарь схватил сразу два, мэр тащил узел, в котором что-то Гремело и звякало, должно быть, посуда. Хюнлейн поднял на руки мальчика лет четырнадцати, с парализованными ногами. Мальчик, обернувшись, попросил не забыть его тележку. Я увидела среди вещей эту тележку, на которой мальчик, наверное, привык передвигаться. Его мать положила на нее связанные подушки. Я взяла тележку и чемодан и пошла к дому. Чемодан у меня туг же забрал мой телохранитель; он же помог этой семье перенести остальные вещи.
