Автобус, подпрыгивая, покатил но бревенчатому мосту.
— Огневку проедем, а там и наш Синий Колодец, — сказал дядя Степан.
Глава пятая
Пшеница разбежалась до самого горизонта, собрала все свои силы, покраснела от натуги и выкатила на край неба, словно каравай свежего поджаристого хлеба, солнечный шар. Небо синеет, звенит жаворонками. Розовеют на деревьях яблоки.
— И у мамы в Москве такой восход солнца? — спрашивает Женя.
— Само собой, — отвечает папа. — Стоит вовремя проснуться… Такой восход видит человек, вставший на десять минут раньше солнца. Дежурный петух всю ночь не смыкает глаз, чтобы не опоздать.
— И воробьи по утрам поют?
— Безусловно… У всех своя радость: у петуха — петушиная, у воробья — воробьиная.
За столом дядя Степан, Варвара Гавриловна, Дуся и Коля — дети дяди Степана и Варвары Гавриловны, Женин папа и Женя.
На завтрак — очищенная картошка, пироги, кувшин парного молока, творог и сметана, яйца, огурцы, лук, укроп, петрушка.
Женин папа спрашивает у Коли:
— Как звать тебя, мальчик?
Коля молчит. Молчит и смотрит в сторону. Смотрит в сторону, поджимает губы и краснеет.
— Он забыл, — догадывается дядя Степан.
— А вот и не забыл, — бурчит сквозь сжатые зубы Коля и убегает.
Попробуй теперь найди его… Коли нет в хлеву, на чердаке, в погребе, в смородиновых кустах, и в конуре Топа под сенями, где нередко, как сказала Дуся, гостит петух, Коли тоже нет.
Он возвращается с таким видом, словно не он восемь минут назад убежал, а убежала Дуся, Варвара Гавриловна, Женин папа — Антон Васильевич, обеденный стол убежал на своих четырех ногах — только не мальчик Коля. Он оглядывает всех радостными глазами, подходит к Жене и опускает рядом с Жениной тарелкой букетик из двенадцати темно-красных вишен, окруженный зелеными листочками.
Вот что делает мальчик Коля.
И тогда Антон Васильевич — Женин папа — снова спрашивает:
— Как твое имя, мальчик?
Коля как воды в рот набрал.
— После скажет, — говорит дядя Степан. — Поест и скажет. На пустой желудок не очень-то помнишь свое имя.
А Коле не до смеха: он ест пироги с творогом и творог с молоком.
Не отстает от Коли и Женя. Правда, парное молоко не очень по вкусу Жене.
Как бы между прочим Антон Васильевич объясняет:
— В парном молоке абсолютно все витамины.
Не поднимая головы от пирога, Коля сообщает:
— Молоко дает наша Лыска. Я пасу Лыску на Стрелице.
— Сама увидишь, как Лыска дает молоко. И подоишь. Лыска смирная… Хочешь? — говорит Варвара Гавриловна.
— Хочу.
Женя отвечает, думая о Лыске, а Варвара Гавриловна спрашивает о пирогах. И когда девочка произносит: «Хочу» — Варвара Гавриловна кладет Жене на тарелку два пирога с творогом.
Перед тем как бежать на улицу, Женя заходит в комнату за мячом.
Куда, куда, куда вы удалились… —
поет по радио Ленский из оперы Чайковского «Евгений Онегин».
Женя любит Пушкина. На школьных утренниках читала его стихи:
Блеснет заутра луч денницы,
И заиграет яркий день…
Женя знает, что такое «денница»: утренняя заря, вот что такое денница. Сейчас так не говорят, а Пушкин говорил.
Сегодня была настоящая пушкинская денница.
И куда запропастился мяч?
Заговорил репродуктор:
«Внимание! Внимание! Говорит радиоузел Синего Колодца!
Передаем объявления… Сегодня во Дворце культуры будет показан новый художественный фильм «Двенадцать стульев»… Повторяю…»
В Синем Колодце радиоузел. Синий, как синька, как небо, как глаза Ленки Овчинниковой, колодец… В колодце прозрачная, вкусная, синяя вода…
* * *
Женя пишет письмо маме…
«Здравствуй, мамочка!
Мы смотрели с папой восход солнца, и овес усатый, словно кошка, и цветущее картофельное поле. Все это я видела и раньше. А вот как доят корову, никогда не видала. Корову зовут Лыска. У нее на лбу круглое белое пятно… А вся Лыска черная.
Лыска спокойно жевала, а Варвара Гавриловна доила Лыску. Попробовала и я.
Лыска пошевелила ушами и вытаращилась на меня.
— Ты ее щекочешь, — объяснила Варвара Гавриловна, — и Лыске смешно. А когда смешно, не очень-то захочешь доиться. Дои ровнее.
Начала доить ровнее. Лыска ни с того ни с сего шагнула в сторону, опрокинула подойник и замычала. Она так смеется.
— Не тушуйся, — сказала Варвара Гавриловна, — научишься. Не сразу Москва строилась.
Парное молоко уходило в землю вместе со всеми витаминами, и мне было жаль полезных витаминов…»
— Хочешь посмотреть наш кирпичный завод, Евгения? — спрашивает дядя Степан.
Женя давно хотела увидеть, как делают кирпичи. Готовые кирпичи она тысячу раз видела. Из кирпичей строили дома. Каменщики поднимались вместе с домами в небеса и там прятались за облаками. Как-то в один прекрасный день Женя видела: каменщик за облаками густо курил. Прилетел грач или голубь — снизу не очень-то разглядишь, — выхватил клювом сигарету изо рта каменщика и сердито улетел.
Иногда Женя думает: зачем человек врет? Случается, и себе самому врет. Или это вовсе не вранье: человек сочиняет.
«Больше воображения! — призывает учительница Глафира Капитоновна. — Больше выдумки в сочинениях на свободную тему!» Вранье или не вранье сочинять? Жюль Верн, например… или — Ленка Овчинникова.
Женя ступает за папой и дядей Степаном, забегает вперед, старается, чтобы они наступали на ее тень.
На Стрелице мальчик Коля пасет Лыску. Корова задумчиво жует траву и стегает длинным хвостом по своим черным бокам, как бы перегоняет себя с места на место. Поест в одном вкусном месте и гонит себя дальше.
Белые и темно-серые, большие и малые гуси сидят на тихом пруду. И под каждым гусем точно такой же. Женя поняла: отражения. Гусь сует вытянутую шею, как удочку, в пруд. Во все стороны расходятся круги. Нижние гуси ныряют в воду.
Белый гусь поймал красным клювом серебряную рыбку и, не дожидаясь, пока рыбка заговорит, проглатывает ее.
За прудом — березовая роща. Из рощи летят голоса, стук железа о железо, вспыхивают круглые белые огни.
В березовой роще — мастерская по ремонту тракторов.
Из рощи спешит по своим делам трактор. И вдруг — стоп: остановился. Тракторист соскакивает на землю. К нему бегут два человека в замасленных куртках, третий без куртки и без рубахи, черный, как негр. Надо же так загореть!
Трактор — он только что урчал, двигался, спешил — умолк, насупился, ни на кого не глядит. К нему подходит черный, как негр, человек с гаечным ключом.
Трактор набычился, еще крепче молчит. Черный человек лезет в трактор, видно, как лопатки шевелятся под загорелой кожей человека.
Трактор вздрогнул, и его глаза вспыхнули.
Загорелый отряхивается, как после купания, достает из кармана чистую тряпку, вытирает руки и довольно улыбается.
Трактору это не понравилось, он снова замолкает.
Одним махом с лица черного человека соскакивает улыбка.
— Митрича звать надо, вот что, — советует другой слесарь из мастерской в замасленной куртке.
— Митрич в район поехал за шестеренками, — говорит загорелый с тряпкой в руках.
— Дела-а-а…
— Разрешите, пожалуйста. — Женин папа берет у слесаря в замасленной куртке гаечный ключ и лезет под трактор.
Ни с того ни с сего Жене становится жарко, по ее щекам и по носу щекотно ползут капельки пота.
Слесаря переглядываются. Загорелый печально улыбается и, размахивая тряпкой, убегает в березовую рощу.
