Мальчик Коля шмыгнул носом и решительно подошел к Жене. В одной руке у него две красивые титовки, в другой — два очень белых налива. Коля снова шмыгает носом и с трудом извлекает из кармана штанов темно-зеленый полосатый огурец.

Глубоко благодарная, Женя смущенно говорит:

— Спасибо.

Но Коля уже убежал.

«Волга» спешит в Новоселенск.

В воздухе душистая свежесть. Такая бывает лишь после дождя и только на лугах и полях России, населенных цветами и травами, каких нет больше нигде в мире.

Перед самым носом «Волги» проскочил заяц. Он стремительно пронес свое серое пружинистое тело с прижатыми к спине длинными ушами.

Женя с испуганной радостью крикнула: «Заяц!» Анисим Данилович Сурвилло подмигнул Жениному папе: мол, вот кого можно у нас встретить на самой обычной проселочной дороге среди светлого утра.

Лес сменился лугом, красноватым с белизной полем цветущей гречихи. Видно, как пчелы старательно, по-деловому кружат над гречихой, устраиваются на цветах, а другие пчелы, уже потрудившись, тяжело летят с гречишного поля.

Синеколодезная «Волга» остановилась у высокого четырехэтажного кирпичного здания с вывеской «Новоселенский райком КПСС».

Антон Васильевич сказал:

— Ты посиди, Женя, в машине, а мы через минуту вернемся.

— Может, и не через минуту, — сказал дядя Сурвилло, — может, через две.

— Там видно будет.

— Так-то верней, — согласился дядя Сурвилло.

— Погулять можно? — спрашивает Женя, радуясь, что ей не придется идти в учреждение.

— Только от машины далеко не уходи.

— Зачем я буду далеко уходить от машины? Я возле машины, как возле родного дома.

Едва за Антоном Васильевичем и дядей Сурвилло захлопнулась входная дверь райкома, Женя вышла из «Волги».

Улица как улица. Один дом на ней четырехэтажный, остальные трех-, двух- и одноэтажные. Женя читает вывески: «Райисполком», «Райфинотдел», «Райбиблиотека», «Райздравотдел»… Все рай да рай, только паракмахерская и зубоврачебный кабинет — не рай, а все остальное рай.

А вот и сквер. Подстриженные густые кусты, зеленый пушистый газон, окруженный цветами. В центре сквера — фонтан. Брызжет, искрясь и отражая радугу цветов, вода.

Дома любуются сквером. Еще бы! Такому скверу с фонтаном и Москва позавидует. Летучая вода фонтана повторяется в широких окнах. Новоселенцы выходят из подъездов домов. По асфальту бегут машины, велосипеды, лошади, запряженные в телеги…

Женя вернулась к «Волге». Папы и дяди Сурвилло еще не было.

По тротуару мчится рыжий мальчик в матроске с якорями на воротнике, совсем как боцманский сын Вова. Похожий на Вову мальчик бьет палкой железный обруч. Обруч вздрагивает, подскакивает, катится. Моряк догоняет обруч, подгоняет палкой.

Женя крикнула вслед:

— Вова!

Мальчик ногой остановил обруч, остановился сам, повернулся к Жене.

— Ты чего, Женя, кричишь?

— Я тебя, Вова, узнала… Ты сын морского боцмана.

— Да… Ну и что? И я тебя, Женя, узнал, но ведь я не кричу. А что ты здесь делаешь?

— Приехала с папой и дядей Сурвилло… Вот моя «Волга».

Вова обошел «Волгу» кругом, ударил ногой колеса, а потом сказал:

— И никакая это не твоя «Волга», она заперта на замок.

— А вот и нет.

Женя открыла дверцу, села на переднее сиденье, даже погудела немного. Когда она вышла из «Волги», рыжего Вовы и след простыл. Он умчался за своим обручем.

Женя снова забралась в машину, разок погудела. Оказывается, гудеть нетрудно. Жене стало скучно, и от нечего делать она съела все Колины яблоки. А когда не стало яблок, съела огурец. Ей почему-то захотелось фруктов и овощей.

Глава тринадцатая

Женя проснулась и увидела в зеркале «Волги»: на заднем сиденье рядом с папой сидел седой человек с черными, будто наклеенными, бровями.

— Ты совсем седой, Иван… Или тебя неудобно звать Иваном?

— Все хорошо, Антон… Тридцать лет.

«Волга» затормозила у каменного дома, увитого виноградом. Резные листья ползут с железного козырька над крыльцом на красные стены, на оконные карнизы.

Дядя Сурвилло со всеми прощается, а Жене, кроме того, говорит:

— Ждем тебя в Синем Колодце. Завтра или послезавтра поспеют плоды на конфетном дереве. И высотную трубу наладим, играй сколько охота. Приезжай, Женя, Лена Овчинникова ждет тебя.

Дяде Сурвилло некогда: у него срочные дела в банке, в райпотребсоюзе, в Межколхозстрое.

Седой с черными бровями говорит:

— Делай свои дела, Анисим Данилович, решим твой вопрос в лучшем виде. Как полагаешь, Антон?

— Само собой.

— Только учтите, Иван Сергеевич, без архитектора нам невозможно. — И дядя Сурвилло трогает «Волгу».

Первыми входят гости: Женя и ее папа.

Иван Сергеевич показывает свое жилье:

— Комната Антоши, Тамары…

— У Тамары косички?

— Две, черные, очень капризные. Скачут во все стороны… А твои косички где?..

— Меня подстригли перед отъездом в пионерский лагерь.

— И Антоша и Тамара в пионерском лагере.

— А их мама? — спрашивает Антон Васильевич.

— В больнице… Она — врач.

На столике рядом с широким без спинки диваном зазвонил телефон.

— Да… да… бегу. — Иван Сергеевич опускает на рычаг трубку. — Дела зовут.

Как дела могут звать?.. Женя собирается спросить, но снова заговорил Иван Сергеевич:

— Располагайтесь как дома… Еда — в холодильнике… Вечером обо всем потолкуем.

И уходит.

Женя немедленно поворачивается к отцу:

— Новохатск — это Новоселенск… Раз… Антоша — ты… Красная улица — это…

— Это — Красная улица… И еще… — Антон Васильевич прикладывает палец к губам: — Иван Сергеевич Козак не кто иной, как…

— Ванька Цыган!

— Да… ты догадливая… А не согласна ли ты погулять по Новохатску — Новоселенску? Или девочка устала?.. Ложись тогда на широкий диван без спинки. Диван рядом с телефоном.

— Я сама знаю, где огромный диван без спинки… Девочка не желает спать… Девочка выспалась в машине возле райкома. Хорошо бы мама стояла сейчас рядом с тобой, Антон Васильевич… Антоша.

— Хорошо бы.

Зазвонил телефон.

— Возьми трубку, Женя.

Голос Ивана Сергеевича:

— На холодильнике — ключ от квартиры. Этим же ключом открывается дверь в сад… Сегодня на заре поспел поздний белый налив. Сам пробовал.

Женя то берет отца за руку, то убегает вперед, то останавливается, разглядывает встречные дома. Она обязательно желает узнать флигель папиного детства, дом Григория Михайловича Тарикова — Паучка; Женя желает увидеть тонконогого Рекса, Шалуна, белого, как облако, Бобика, старого Соловья.

А их нет… Ни домов, ни собак, ни сарая, где стояла красноармейская лошадь.

Все исчезло.

Женя с недоумением озирается. Наконец она спрашивает:

— А где же Антошин дом?

— Все так переменилось.

Неподалеку от флигеля, где жил Антоша, дома Тариковых, трехэтажная школа. Словно серый каракуль, блестит ее цинковая крыша.

— Что это?

— Школа… Ее ремонтировал Майборода… А позднее учитель Авксентий Евстафьевич научил в этой школе Антошу Орлова читать и писать.

Словно из-под земли вырос высоченный забор.

Антон Васильевич толкнул калитку… Стадион. Трибуны окружили любопытным кольцом изумрудное футбольное поле.

Женя бежит через поле, врывается в ворота и, застряв, как мяч в сетке, останавливается лицом к полю. Теперь Женя Орлова уже больше не ученица четвертого класса «А», она — знаменитый вратарь Лев Яшин. Женя упирает ладони в колени и напряженно смотрит на газон.

Потом Жене надоело быть вратарем, и она поднялась к папе на трибуну.

Отсюда все хорошо и далеко видно… Перед ними Красная улица. По асфальту спешит автобус, старые каштаны заглядывают в стеклянную автобусную крышу.