Всего лишь миг двое скорбели — один об утраченном, второй о неслучившемся.

В следующий миг они сплелись в объятиях теснее любовных.

— Что за руны, где? — спросил Хилл пришпиленного к стене капитана.

— Не знаю, — просипел шер, выплевывая сгусток крови и ухмыляясь белым ртом. — Пойди сам проверь, крыса.

— Знаешь. Говори.

Стриж сжал ключицу капитана. Тот позеленел, напрягся, зрачки его расширились.

— Все равно… только светлый… сможет… — насмешливо прохрипел капитан. — Сдохнешь. Вы. Все. Сдохнете. Крысы.

— Все мы сдохнем, Жакель Клийон, — покачал головой Хилл. — Но я — не сегодня.

— Завтра. — Капитан плюнул кровью в лицо убийце, дернулся, разрывая легкие и сердце о клинок, и затих.

— Может, завтра. — Хилл резко потянул шпагу и отступил, позволяя телу упасть лицом вниз. — А, может, и не завтра.

Вытер лезвие о ближайшее платье и, не оглядываясь, пошел в спальню.

435 год, 13 день Каштана, новолуние. Найрисса.

— Шельма, — шептал под нос Хилл, шаря по ящикам комода. — Какого дысса ему понадобилось у прохиндейки? Всему свету известно, что Шельма и есть Шельма, хоть сто раз назовись гадалкой. Навешает тины, недорого возьмет.

Сапоги и рубаха капитана оказались великоваты. Камзол Хилл отбросил, осмотрев все карманы, швы — и ничего интересного не найдя. Кошель, потяжелевший на дюжину империалов и несколько ожерелий и серег, подвесил на пояс, рядом со шпагой.

Следовало торопиться. Полночь близко — а надо не только найти брата, но и выяснить, что за шисовы руны и как их обойти. Жаль, до Ульриха далеко — добыть у местных гномов хоть крошку той охры не стоит и мечтать. Если только сделать самому? Но время, время!

Хилл осторожно пробрался на кухню. Из комнаты служанки доносился храп с присвистом, на всем этаже не горело ни огонька. Хилл зажег огарок, съел кусок копченого окорока и хлеб. Запил водой из кувшина, оставив бутыль вина нетронутой.

«…корень асфодели, точеный глазной зуб медведя, настойка гульей сыти… ладно, это все куплю в лавке. — Хилл перебирал баночки со специями в поисках шафрана и морской розы. — Но фейскую пыльцу? Шис… шиссов дысс!»

Водоросли и шафран нашлись, а кроме них нашлась настойка красного ореха. Размышляя, что сначала, наведаться к Шельме или взглянуть на руны, Хилл ножом обкорнал спутанные грязные волосы. Разделся донага, тщательно втер в кожу и волосы вязкую жидкость. Бледная кожа потемнела до смуглости портового грузчика, клочья волос загрубели и стали похожи на слипшиеся вороньи перья. Для полноты картины Хилл перепачкал и порвал в нескольких местах белоснежный батист капитанской рубахи и перевязал лоб полосой темного полотна, отрезанной от кухаркиного фартука.

Из дома Нио неслышно вышел изрядно опустившийся наемник с узелком на поясе и большим свертком в руке и, никем не замеченный, направился к центру города. Единственный раз он остановился на одной из бедных улочек, чтобы кинуть сверток с окровавленными тряпками и обрезками волос в кучу мусора. Наверняка утром муниципальный маг примчится искать убийцу капитана Клийона, так не стоит облегчать ему работу. Копавшаяся в отбросах лисица отскочила, злобно тявкнула и, едва Хилл отошел на три шага, вернулась и снова зачавкала.

До площади Близнецов Хилл добрался без приключений. Даже ночные бродяги, голодные до бесстрашия и опасные, как крысы, лишь скользили по нему липкими взглядами и отворачивались — всем известно, что с безработного наемника взять нечего, кроме куска стали под ребра.

Если по дороге у Хилла еще теплилась надежда, что капитан приврал, то при взгляде на темный храм она растаяла, не оставив и воспоминания. Алью Хисс окружала стена. Высотой до половины шпиля, жемчужно мерцающая дымка текла и переливалась, обещая любому, кого уже коснулся Хисс, немедленную смерть. Не обладающие даром увидели бы лишь неровный круг, нарисованный мелом по булыжнику, и разбросанные без видимого порядка вдоль него детские рисунки — солнышко с разновеликими лучами и вписанными в него закорючками. Одна из рун показалась Хиллу знакомой: ключ единства сути. Остальные встречались в книгах Ульриха, но до их объяснения дело не дошло. Не будучи истинным шером, Хилл не знал, что за заклятия применили светлые Найриссы, но чутья хватало, чтобы не испытывать желания приближаться к ловушке.

Разумеется, кроме ловушки магической, городская стража позаботилась и о самой обыкновенной засаде. Обвешанные амулетами стражники бдели чуть не под каждым кустом. Правда, несмотря на амулеты, ни один из них не заметил окутанного пологом Тени Хилла. При желании он мог бы передушить вояк, как цыплят, и позаимствовать амулеты — но пользы от солдатских побрякушек не было.

Полчаса наблюдения за стеной так и не подсказали Хиллу иного способа. Погружение в Тень почти до полной потери осознания себя тоже не помогло. Светлые шеры, дорожащие собственной жизнью и покоем, озаботились тем, чтобы ни одна ниточка не вела к ним. Хилл удивился, к чему такие предосторожности, если всем известно, что Темный не ткет судьбы руками истинных шеров.

Охра. Надо как угодно добыть охру. И найти Ориса — он сам может не распознать ловушки. До рассвета всего пара часов, как раз чтобы расспросить гадалку: то, чего Шельма не сказала страже, Ткачу выложит на блюдечке.

Хилл кинул прощальный взгляд на призрачную громаду Алью Райны, словно взлетающую к ярким южным звездам, на темную глыбу Алью Хисс… и замер. Дверь храма открылась, на пороге показался Кирлах. Длинные седые волосы, просвеченные багровым огнем светильников, окружили его кровавым нимбом. Настоятель качнул головой, отрицая или запрещая — Хилл совершенно точно знал, что Кирлах видит его и обращается к нему. Но что старик хотел сказать? Спустя миг настоятель сердито махнул рукой, и порыв ветра толкнул Хилла прочь.

Эта ночь для Сибу шель Такаими, прозванной Шельмой, выдалась на редкость беспокойной. Букай с четверкой помощников, злые и трезвые, не спали сами и не давали спать ей — даже не отпустили в заднюю комнату, заставили сидеть посередине гостиной, на виду. Всех клиентов стражи порядка распугали, но об этот Шельма не жалела. Гадать на торговые прибыли или верность будущей невестки, когда с каждого блестящего бока кастрюли, из каждой чашки, из каждой шлифованной бусины смотрит Бездна? Спрятаться бы… Только от судьбы не уйдешь, как не завешивай окна.

— …а он и говорит, скотина: ставлю империал, что не пройдешь! Так что ты думаешь? Дурачок-то на империал и не глянул, а взял Рябого Кса за руку, да спросил: а ты-то сам как войдешь, вернешься? И повел к храму. — От переживаний в горле Букая пересохло, и он привычно приник к кружке. Но тут же скривил продубленную морским ветром физиономию, глотнув вместо пива воду. — Тьфу, сишах…

Из-под бахромы цветной шали, прикрывающей лицо, Сибу были отлично видны испуганные и полные любопытства лица солдат. Ее и саму пробирала дрожь, стоило подумать о Кса. В отличие от солдат, она-то видела и знала, что произошло с пьяным плутом, хоть и не была на площади Близнецов. Она нигде не бывала, да и зачем? Даже в собственном доме, надежно огражденном от вторжения опасных случайностей, пряжа судеб переплелась так густо, что от духов прошлого и будущего не протолкнуться. А если выйти наружу…

— …прямо в Ургаш, говорю вам! Во, глянь! — Букай дернул себя за куцую косицу. — Седой, как есть седой! Никогда не боялся. Шис! Да что там. Плотник, скажи!

— Угу. Верно, — просипел низкорослый стражник с длинным серым рубцом на горле, поглаживая неизменный топорик. — Против Трехрукого вышел. Один.

Остальные трое, не такие закаленные ветераны, уважительно закивали, хоть и слышали историю о том, как Букай завалил на арене Трехрукого, не меньше дюжины раз.

— А что видел-то? — не выдержал молодой солдат с раскосыми глазами и парами тонких косиц на висках, по моде Марки.