Младший Флом казался слишком серьезным для своих пятнадцати лет, а выражение его лица подобало скорее рейду в тыл врага, чем парадной церемонии — в точности как у его отца, полковника.

— О, глянь на бургомистра! Бумажку потерял! — засмеялся Хилл. — Шут гороховый!

На помосте творилась суматоха. Красный, потный глава магистрата подскакивал на месте и беззвучно открывал рот. Старшина прядильщиков погнался за улетающей бумажкой, поймал её в героическом прыжке и свалился с возвышения. Старшина кожевенного цеха подал ему руку и втащил обратно. Только когда мятый листок очутился в руках бургомистра, тот успокоился и принял торжественный вид — ровно за два удара сердца до того, как гвардейцы, выехавшие на площадь, расступились и пропустили вперед принца с сестрой.

— Надо же, успел, — вздохнул Орис.

— Не совсем, — хмыкнул Хилл.

Царственно-надменный принц время от времени сдавленно хихикал, тут же возвращая на лицо официальное выражение. Попытки принцессы скрыть под высокомерной благосклонностью ехидную улыбку были немногим более успешны. Королевские дети вызывали жадное любопытство у всех без исключения присутствующих. Головы тянулись вверх, горожане протискивались поближе. Только Хилл собрался толком разглядеть наследника, как сине-лиловый туман вокруг принцессы задрожал, потемнел и разросся наподобие грозового облака, словно шапкой прикрывая её с братом и шестерых сопровождающих.

— Вот это да… — вздохнул Хилл.

Орис удивленно оглянулся. Хилл покачал головой — не объяснять же брату, что аура колдуньи похожа на закатные облака, пыльные смерчи и сухую грозу одновременно.

— Ты видел таких коней? Чистокровные белые аштунцы!

Брат кивнул, успокоившись, а Хилл продолжил разглядывание наследника: черноволосого, кареглазого, худого и невысокого. На груди его, на толстой цепи, жемчужно сиял королевский единорог.

— Обыкновенный мальчишка, — через полминуты вынес он приговор.

Орис только хмыкнул и спросил:

— А как тебе принцесса?

— Ну… — протянул Хилл, не отрывая взгляда от изменчивого цветного облака.

Сквозь лиловое, голубое и синее марево лицо принцессы казалось прекрасным — острым, опасным, жестким, но удивительно правильным, единственно возможным. Словно воплощение стихии: морская волна, горная лавина…

— Дурацкое платье! — наконец нашел он, что обругать.

Синее бархатное платье по последней моде действительно шло принцессе, как породистой кобыле тягловое ярмо.

— Не похожа она на темную, — задумчиво протянул Орис. — Но все равно. Не хотел бы я с ней встретиться.

«Встретиться? Интересно, какая она. Не на параде, не среди врагов. Без этого балахона…»

Смутные мечты, навеянные вином и обезумевшим от весны каштаном, выветрились, стоило бургомистру завести торжественную речь. От его занудства немедленно захотелось пить, есть, в прохладу и вообще подальше отсюда.

— Тебе интересно смотреть дальше? — спросил он у Ориса.

Тот покачал головой:

— Пойдем, что ли, на площадь Единорога. Настоящий цирк мне нравится больше.

«Бедняга принц, — подумал Хилл, соскальзывая с дерева и вслед за братом проталкиваясь сквозь толпу прочь. — Ему все это слушать!»

Столица показалась лишь к двум часам пополудни. Кей успел проклясть и жару, и бархатный, в самоцветах и золоте наряд, и тяжеленную цепь с амулетом. И собственную гордость, она же ослиное упрямство — надо было соглашаться, когда Шу предлагала сделать прохладный вихрь в личное пользование. Он, видите ли, не пожелал недостойных настоящего воина привилегий: раз гвардейцы не жалуются на жару, то и он не будет! А второй раз сестра не предложила — та же фамильная гордость, достойная каравана ослов.

— …въезжать в столицу через Драконьи Ворота, — нудел под ухом Берри. — Традиция родилась после того, как в четыреста втором году до Основания Империи Лордерин Третий Суардис вынудил предателя Жандилье проехать под решетными гарпиями…

Глядя на массивные башни сливочного, в золотистых прожилках, камня, Кей пропускал мимо ушей историю постройки гномами совместно с людьми Старой Стены — Берри не упустил случая еще раз прочитать лекцию и напомнить будущему королю о важности политики нераздельности народов Валанты. Кей бы и сам не забыл: на сотрудничестве, почти братстве с гномами, и на договоре с эльфами зиждилось благополучие Валанты и власть Суардисов. Но именно сейчас, прикидывая размеры и массу венчающего арку дракона — переливчатый оникс славился не только прочностью и красотой, но и огромным удельным весом, почти как золото — Кей думал о том, стали бы гарпии визжать и сбрасывать решетку на Свандера? Все же наследник — еще не король.

— …эти трехголовые виверры никогда не выходят на поверхность, потому что не переносят солнечного света, — продолжал лекцию Берри, указывая на барельефы по сторонам от арки. — К сожалению, проверить руны и огнеметы в деле за десять веков не удалось ни разу…

Кей усмехнулся: в голосе Берри слышалось искреннее сожаление. Разумеется, если бы Ворота показали себя во всей смертоносной красе, гномы бы могли гордиться ими еще больше. А для ученых вроде самого Бродерика даже нашествие зургов — повод для очередных великих теорий и смелых экспериментов.

Уже за воротами, среди приветственных воплей толпы, осыпанный цветочными лепестками с ног до головы, Кей прервал гнома. Ученый наставник в третий, наверное, раз, объяснял, откуда в Суарде взялась традиция мостить площади цветной плиткой и украшать стены мозаиками, а крыши — шпилями.

— Берри, прошу прощения, но давай ты расскажешь о влиянии восточной архитектуры несколько позже. Право, сегодня не самый подходящий момент вспоминать разоренную Ирсиду и Ману Одноглазого.

Гном резко умолк и пожал плечами. Зак, ехавший по правую руку от Кея и Шу, пробормотал что-то насчет церемоний и вшивых зургов, к которым эти церемонии могут катиться. Сестра промолчала, только понимающе улыбнулась Берри.

Последние дни, после остановки у Свандеров, Кей не узнавал ее. Своевольная девчонка, вечно увлеченная то очередным магическим экспериментом, то шалостью, осталась где-то под Кардалоной. А вместо нее рядом оказалась серьезная до занудства, настороженная, ответственная девица с усталыми глазами старого солдата. Такой она не была, даже когда вернулась из Уджир-Клыз четыре года назад.

За размышлениями Кей не забывал улыбаться народу, кивать старшинам, благодарить бургомистра и говорить прочувствованные речи, выученные по дороге наизусть. Наконец последние обещания были розданы, последние марки брошены в толпу. Последние сажени до Дворцовой площади пройдены.

— Его Величество Мардук Третий, милостью Близнецов король Валанты! — под звуки труб возвестил герольд.

Высокие золоченые ворота отворились, и на окруженный гвардейцами участок выехал король со свитой.

«Отец?.. как он стар! — было первой мыслью Кея. — А Ристана даже не притворяется, что рада меня видеть. И маг. Шу была права, шер Бастерхази ведет себя так, словно он сам тут король. Шис. Если бы не отец, ноги бы моей не было в этом гадюшнике!»

Кей почтительно остановился и спешился, ожидая, пока спешится отец, а за ним свита. Краем глаза он поглядывал то на короля, то на Шу, то на Ристану, отмечая несомненное сходство дочерей с отцом.

«А я похож? Примет ли меня отец? А народ? — стучали в висках сомнения и страхи. — Смогу ли я стать таким же, как отец, настоящим королем? Не завизжат ли горгульи на крыше, объявляя меня самозванцем? — нарядные барельефы вдруг показались хищниками, готовыми разорвать его на части. — Светлая, помоги!»

По привычке он глянул на Шу, ища поддержки. Сестра ответила ободряющей улыбкой, но он видел — ей страшно не меньше. Можно было не гадать, что померещилось ей: вокруг придворного мага даже ему, обделенному богами условному шеру, виделись струи тьмы.

— …Его Величество! Слава королю! — крики горожан оглушали Кея.

Собрав волю в кулак, он отогнал страх и взглянул в глаза отцу. Ор толпы словно отдалился, страх потускнел и отступил.