Минут через двадцать Николаев вновь взглянул на часы и даже потряс их.

«Что за черт? Я давно уже должен был быть в городе. Может, я свернул не туда и заблудился? Да вроде и развилок никаких не было. Такое ощущение, будто полчаса назад я уже проезжал это место. Этак может и крыша поехать».

Сергей посильнее вдавил педаль газа, чтобы отогнать от себя всякие дурацкие мысли, и полностью сосредоточился на дороге. Прошло еще полчаса, а может, и час. Шоссе по-прежнему было пустынным. Ни одной машины. Промелькнула покосившаяся табличка с названием населенного пункта. В последнее время прибалты начали закрашивать русские надписи. Здесь она тоже была на одном языке — «Imago». Странное название, он никак не мог вспомнить, где он его уже встречал.

Николаев проскочил мимо парочки притулившихся возле обочины полуразвалившихся домиков и, только отъехав с километр, подумал, что нужно было остановиться возле них и спросить дорогу. Но он решил не возвращаться, тем более, что домики эти выглядели уж очень непрезентабельно, вполне возможно, хозяева давно покинули их и переехали поближе к цивилизации. Древняя истина гласит, что все пути ведут в Вечный город, а вот интересно, куда ведет эта дорога?

Впереди показалось дерево со срезанной молнией верхушкой.

Дальше должно было быть заброшенное кладбище. Точно, сразу же после дерева, в глубине небольшой рощицы мелькнуло несколько покосившихся крестов. Все правильно, Сергей здесь сегодня уже проезжал. Похоже, он действительно заблудился и теперь, двигаясь по какому-то заколдованному кругу, все ближе и ближе подъезжал к тому месту, где чудом избежал столкновения с трейлером.

«А если это какая-нибудь нечистая сила специально вновь тащит меня туда? Может, девушка на дороге не просто обычная попутчица, а злая ведьма? Ей не понравилось, что я остался жив, и она замыслила меня погубить. Боже мой, какой бред. Двадцатый век на исходе, а я рассуждаю о приведениях и прочей потусторонней ерунде…»

Сергей не был трусом, но он с облегчением вздохнул, когда проскочил и подальше отъехал от того места, где еще несколько часов назад стояла между двух берез его машина. Николаев действительно возвращался назад и он ничем не мог объяснить себе этого факта, хотя и перебрал в голове десятки всевозможных версий. Ну не верить же в привидения или в блуждающие черные дыры, в которых не существует ни времени, ни пространства. Кстати, это неплохо бы объясняло, почему не работают часы и спидометр.

Дорога пошла в гору, теперь лес был слева, а справа оставался обрыв, на дне которого, извиваясь, блестела голубая лента реки. И хотя, казалось, ничто вокруг — ни безоблачное небо, ни яркое солнце — не предвещало ничего плохого, тем более кровавой трагедии, Николаева все же не покидало смутное чувство, что с каждым мгновением он все ближе и ближе к развязке этой странной истории.

«Да, — подумал Сергей, — совсем как в том японском стихотворении: „Легко-легко, вкрадчиво-вкрадчиво ужас проникает в мое сердце“»[8].

Мелькнул знак «Крутой поворот», и сразу же за ним он увидел стоявшую посреди дороги, раскинув руки, девушку в белоснежном свадебном наряде. И прежде чем машина рухнула с крутого обрыва, Сергей увидел, как дрогнула секундная стрелка на его часах.

Тук-тук. Тук-тук…

— Алло, вы меня слышите? Помощь не нужна? — Склонившийся у окна мужчина постучал еще раз по стеклу и спросил на этот раз по-русски: — Помощь нужна?

Наконец, Сергей понял, что это уже не сон. Он открыл окно и сказал:

— Да, это было бы неплохо. У вас есть трос?

— Трос? Должен быть, если не сперли за ночь. Сейчас посмотрю.

Николаев выбрался на свежий воздух, потянулся и еще раз обошел вокруг машины. На ней не было ни одной царапины. Мужчина вернулся, таща за собой толстый металлический трос.

— А то я еду на тракторе, смотрю машина так стоит. Думаю, надо спросить, может, помощь нужна?

Сергей закрепил при помощи монтировки свой конец троса. Тракторист забрался в кабину, и они без особых приключений вытянули «ласточку» на дорогу. Николаев пытался сунуть мужчине деньги, но тот наотрез отказался.

— Вот, если у вас сигареты есть, можете чуть-чуть отсыпать. В нашем магазине их уже два месяца нет, а в город каждый раз ездить далеко, да и накладно.

Сергей отдал початую пачку трактористу, оставив себе пару сигарет, и, помахав на прощание рукой, сел за руль. Через час он уже подъезжал к городу.

Дома он первым делом сунул испачканные в глине джинсы в стиральную машину, затем принял ванну и завалился в кровать. Поворочавшись с полчаса, — он поднялся. Спать расхотелось, да и в комнате было душно. Он подошел и открыл окно. Дерево, росшее перед ним, закрывало своей кроной все небо. Что такое, ведь недавно все ветви подрезали, неужели они за пару недель, пока его не было, успели так отрасти? Сергей включил телевизор и пошел на кухню.

Поставив чайник на плиту, он вынул из шкафа сахарницу, початую пачку печенья и банку кофе. Заглянув внутрь, Николаев обнаружил, что она была пуста. Что за шутки? Он прекрасно помнил, как перед отъездом открывал новую банку. Похоже, здесь успел похозяйничать Сашка Иванов, приятель из редакции. Сергей обычно оставлял ему запасной ключ, когда надолго уезжал из города. Ни для кого не было секретом, что в его отсутствие Сашка таскал в квартиру своих подружек. Пустые бутылки из-под шампанского были тому подтверждением. Что ж, придется пить чай, а потом не забыть по дороге в редакцию зайти в магазин и купить кофе.

Чайник закипел, Сергей намазал остатки печенья маслом и приступил к скромному завтраку. Через открытую дверь кухни он слышал, как по телевизору передавали «Лебединое озеро». Слушать классику не хотелось. Сергей подошел и щелкнул несколько раз переключателем каналов. Пусто. Сегодня был понедельник, и, скорее всего, на телецентре был профилактический день. Николаев выключил телевизор и взглянул на часы. Одиннадцать сорок. Пора было идти в редакцию.

Сергей открыл почтовый ящик. На дне лежал небольшой, отпечатанный на ксероксе листок.

«Оккупанты — уезжайте в Россию!» Вторая листовка в этом месяце.

Действительно, не зря говорят, что если Бог хочет наказать человека, он прежде всего отнимает у него разум. Неужели те, кто это разбрасывает по почтовым ящикам, не понимают, что кое-кто пользуется подобными лозунгами лишь для того чтобы прийти к власти. Разделяй и властвуй. Или, наоборот, они всё отлично понимают. Да и какой я им оккупант? Я хоть и русский, но родился в Прибалтике. Да и могилы предков здесь.

От дома Сергея до редакции было пару шагов, но он все же решил ехать на машине, а заодно ее заправить. Едва он подъехал к перекрестку, как мимо него, на запрещающий свет светофора, промчался бронетранспортер. На его броне развевался красный флажок. Чертыхнувшись, Николаев едва успел нажать на тормоз, чтоб избежать столкновения.

«Что они, совсем обалдели, гоняют по городу, как сумасшедшие? Вот из-за таких придурков и начинаются межнациональные конфликты».

Возле входа в редакцию Сергею попались навстречу две молоденькие корректорши. Они подскочили к нему и наперебой пытались сообщить, что вышли из дома с красными флажками в кармане и с комсомольскими значками.

Николаев удивленно пожал плечами и спросил:

— А мне какое дело, с чем вы ходите и что носите в карманах?

— Ты еще не знаешь?! — разом воскликнули девушки.

— А что надо знать? Извините, меня редактор ждет, — отмахнулся от них Сергей и скрылся за дверью. Интересно, чего это они сегодня набросились на него, между ними никогда не было дружеских или приятельских отношений. Особенно после его увольнения.

Секретарши в приемной не было. Николаев направился прямо в кабинет редактора. По всему помещению валялись какие-то бумаги. Эдмундас Казимирович стоял возле своего стола и складывал в картонные ящики папки с рукописями и документами.