— Ничего не помню.
— Да, я хотела спросить, а что это у вас такое, — она показала пальцем на один из шрамов, оставшийся на плече на память от бандитских пуль, — в Афгане были?
— Нет, — Николаев натянул одеяло повыше, — след от чирья, болел в детстве много.
— Понятно. Ну ладно, я пошла. У меня работа.
— Сколько сейчас времени?
— Около одиннадцати. Ваши часы, — Альбина кивнула, — на тумбочке. Вы их разбили в драке.
— Неужели? — Сергей взял часы и с удивлением уставился на них. Вот это действительно было странным. Дело в том, что часы были фирмы «Ориент». Мало того что они были противоударные, пылевлагозащитные, но и были снабжены особо прочным кристаллическим стеклом. Даже когда во время ремонта машины сорвался двигатель и чуть не раздавил ему руку, на стекле осталась всего лишь небольшая царапина, а здесь циферблат был буквально вбит в корпус. Это какой тогда силы был удар?
Николаев взглянул на запястье левой руки, на котором носил часы, но там не было не только синяка, но даже царапины. Странно, очень странно… Еще более странным было то, что они лежали на тумбочке, а он не имел привычки снимать их на ночь.
— Во сколько все это произошло?
— А сразу после варьете. Я к вам подошла. Мы выпили. Да, вы по часам можете увидеть, во сколько они остановились. В десять часов десять минут. Ну ладно, я пошла. Может, вам что-нибудь принести?
— Нет, нет, ничего не надо. Спасибо.
Она вышла.
Николаев внимательно осмотрел часы. На обратной стороне были хорошо видны свежие царапины. Их явно положили на бетонную плиту или асфальт и ударили чем-то тяжелым.
Сергей зажал в кулаке часы, закрыл глаза и попытался еще раз вспомнить прошедший вечер. Итак, он поставил машину. Федя. Платье Альбины. Столик. Она ушла. «Мафия бессмертна». Бокал шампанского. Она наливает ему коньяк. А дальше — провал. Он просыпается у себя в номере, и ему рассказывают истории, которые могут присниться разве что в страшном сне… Да, он еще в ресторане записывал в блокнот о том, что надо осмотреть место аварии.
Сергей вскочил с кровати, натянул трусы, джинсы и залез во внутренний карман лежавшей на столе куртки. Записных книжек не было. Он проверил остальные карманы. Но и там ничего. Ключи от машины есть, бумажник, хоть и пустой, есть, а вот блокнотов нет. Ни его, ни Николая Ирбе. Он обыскал весь номер, но их не нашел. В дипломате, хотя там ничего не пропало, явно кто-то рылся.
В принципе, этого и следовало ожидать. Очень уж странное выпадение памяти у него получилось. Николаеву приходилось слышать, еще по прежней работе в милиции, о кой-каких хохмочках, применяемых комитетом для развязывания языков и для лучшей обработки своих клиентов, но здесь, надеюсь, он имел дело не с этой всемогущей организацией.
Хотя продажные ублюдки везде могут быть, и в милиции, и в КГБ, и среди врачей. «Интересно, куда они плеснули мне „химии“, в коньяк или в шампанское?.. Идиот, варьете захотелось посмотреть!»
Теперь, самое главное — успели ли они уже разобраться в моих записях? Если да, то они могут мне устроить веселую жизнь. Если уже не устроили. Надо попытаться опередить их.
Николаев оделся, умылся и вышел из номера. В холле, на первом этаже, выплыл навстречу ему с одной из своих накладных улыбок, на этот раз снисходительно-отеческой, сам директор гостиницы.
— Здравствуйте, здравствуйте. Здорово вы вчера погуляли. Шведу чуть челюсть не сломали. Правильно, так им, капиталистам.
Сергей смущенно почесал затылок и сказал:
— Ничего не помню.
— Ну ладно, не оправдывайтесь, с кем не бывает. Творческой личности нужна разрядка. В молодости я тоже был охоч до длинноногих блондинок. Насчет посуды, зеркал и стеклянных дверей я все уладил. Вы еще не собираетесь уезжать?
— Нет, кажется, — задумчиво покачал головой Николаев.
Информация о зеркалах и стеклянных дверях ему была внове.
«Неужели это я все один? Интересно, на сколько я там накрошил?»
— Ну и правильно, — продолжал директор, — отдохните еще. С Федей, насчет синяка, я тоже договорился. Он претензий не имеет. Я давно ему говорил, что он нарвется.
— Станислав Семенович, я очень благодарен вам. Альбина говорила, что вы за меня заступились.
— Ну что вы, не стоит благодарности. Свои люди, как-нибудь сочтемся. Отдыхайте на здоровье.
Николаев вышел на улицу, несколько раз глубоко вздохнул и огляделся по сторонам. Рядом с бетонной вазой у входа в гостиницу что-то блеснуло. Сергей нагнулся и подобрал несколько маленьких осколков. Даже на первый взгляд было сразу видно, что это остатки часового стекла. Тут же, возле вазы, валялся и ржавый железнодорожный костыль.
«Бред какой-то. Зачем им надо было останавливать мой „Ориент“ на двадцати двух часах и десяти минутах? Такое ощущение, что здесь идет игра с дальним прицелом, и меня ожидает очередной сюрприз».
Сев в машину, Николаев не мог отказать себе в удовольствии проехать мимо входа в ресторан и полюбоваться на заколоченную фанерой одну из створок дверей.
На повороте с нового шоссе на старое он притормозил возле стоящего у обочины велосипедиста.
— Не подскажете, где тут три недели назад произошла авария с «Москвичом»?
Мужчина внимательно посмотрел на журналиста и, показав рукой, сказал:
— Это вам нужно еще метров девятьсот проехать вперед. На левой стороне.
Возле свежепокрашенного столбика Сергей остановился. На обочине дороги еще сохранились следы протекторов, вероятно, крана или грузовика. Николаев спустился с насыпи. Тополь с содранной корой был аккуратно подкрашен той же краской, что и столбик. На земле блестели осколки стекла. Николаев на взгляд определил расстояние между сбитым столбиком и деревом. Метров двадцать. Скорость у него была не меньше ста. Никакого поворота нет. Во-первых, почему он гнал ночью по этой дороге с такой скоростью. Это совсем не в его манере. Во-вторых, что заставило его вдруг так круто свернуть? Встречная машина? Пьяница-велосипедист? Может, тот самый, которого я спрашивал о месте аварии? Странно, на прямом участке дороги человек вдруг крутит баранку вправо, сбивает столбик и врезается в дерево. Как по заказу.
В траве блеснули осколки зеркальца. Журналист нагнулся и вздрогнул от неожиданности. Рядом с разбитым пластмассовым корпусом зеркала лежал наполовину вдавленный в землю диктофон в черном кожаном футляре. Сергей поднял его и носовым платком стер грязь. Корпус был поврежден, вероятно, кто-то наступил на него, но кассета на месте. Клавиши «запись» и «воспроизведение» нажаты. Значит, пока его не раздавили ногой он работал и записывал.
Что ж, это неплохо. Николаев нажал на кнопку «Стоп», и она свободно провалилась и осталась в этом положении. Попытки вытащить кассету ни к каким результатам не привели. Механизм выброса не работал. Надо было нести в мастерскую.
Сергей сунул диктофон в карман, выбрался на дорогу и прошел по ней немного вперед. Тормозной след, он еще был виден на асфальте, начинался в метрах десяти от свежепокрашенного столбика. Николаев вернулся назад. В метрах пятнадцати от места происшествия тоже был тормозной след. Судя по ширине колеи это была «Волга». Что она здесь делала? Водитель увидел попавшую в аварию машину и притормозил? Решил помочь? Или наоборот?
Ведь куда-то исчез дипломат Ирбе с рукописями. Неплохо бы осмотреть «Москвич», но сначала надо узнать, что записано на пленке у Николая.
Сергей припарковался на стоянке возле небольшой мастерской по ремонту радиоаппаратуры и еще раз, сняв кожаный футляр, протер диктофон. Три недели в земле не прошли для него бесследно, металлический корпус в некоторых местах слегка окислился, кое-какие надписи исчезли.
— Извините, вы не можете починить мне диктофон. А то во время дружеского пикника кто-то умудрился наступить на него ногой.
Приемщик покрутил в руке диктофон и буркнул:
— Старье. У нас нет к импортной технике запасных частей.
— А к этим? — Николаев показал на несколько зарубежных магнитофонов, стоящих на полке.
