Проехав метров триста, трамвай остановился напротив стадиона.

— Сходим, — толкнул Ольгу Сергей.

— Мы же собирались в кино. Что ты опять придумал?

— Пошли. Сейчас узнаешь.

Они, молча, пешком вернулись назад на предыдущую остановку. Сергей был очень серьезен, брови нахмурены, поэтому Ольга даже не пыталась расспрашивать его. Она знала, что если можно будет, он сам все расскажет.

Они сели в первый же подъехавший трамвай, и опять Николаев пробился вперед, к дверце вагоновожатой. Трамвай подъехал к светофору и остановился. На переходе в этот раз никого не было. Николаев взглянул на вагоновожатую, с равнодушным видом смотревшую на красный огонь светофора, и, сдвинув на затылок шапку, о чем-то задумался.

На остановке он постучал в дверь вагоновожатой и, показав удостоверение, спросил:

— Вам часто приходится останавливаться, когда подъезжаете к перекрестку?

— Почти каждый раз. Движение трамваев на этом участке очень оживленное, а автоматический переключатель светофора наше начальство сделать не хочет…

— А вы, случаем, не знаете, кто-нибудь из ваших вагоновожатых не был свидетелем того, как на этом перекрестке таксист сбил старичка?

— Ну как же не знать, — женщина закрыла двери и тронула ручку, — Клава Мошкова как раз стояла, когда он под него бросился.

— Бросился?

Николаев, наверное, очень сильно изумился, потому что вагоновожатая, взглянув на него, поправилась:

— Ну, я точно не знаю, сами у нее спросите. Она завтра на первом маршруте работает…

В четверг Курлюков встал рано. Первым делом, хотя было довольно темно, он обошел свой дачный участок, постоял, оглядываясь по сторонам, у посаженного вчера кустика смородины, затем принес охапку листвы, присыпал ею свежераскопанную землю и зачем-то вымыл у колодца лопату.

Взглянув на часы, он заспешил. Надо было успеть добраться до дома, переодеться во что-нибудь попроще, поставить машину на стоянку и еще не опоздать на работу.

Оценщик вывел из-под навеса «Жигули» и закрыл ворота. Взглянув в последний раз на высокий, опутанный колючей проволокой забор, Сергей Иванович медленно выехал по разбитой грузовиками дороге на шоссе. Отсюда, от дачного поселка до города, было всего двадцать минут езды на машине.

Курлюков достал из отделения для перчаток пачку «Мальборо», которую держал для особо почетных пассажиров, и щелкнул зажигалкой. Он, по правде говоря, не курил, но сегодня это была уже третья сигарета.

«Им хорошо, убрали старика, а мне, что теперь делать?»

Он приоткрыл окошко и стряхнул пепел. Пальцы у него слегка подрагивали. Не помогла даже таблетка «тазепама».

«Может, плюнуть на все и смыться куда-нибудь подальше? Да только куда, скоро зима…»

Сергей Иванович поежился, застегнул до конца молнию на куртке и включил отопитель.

«Бог ты мой, быстрей бы все это кончилось. Когда наконец можно, будет выбраться из этого дерьма… Скорей бы смыться за бугор, но денег еще мало. Кому я там без денег нужен?»

Он вспомнил толстенькую пачку долларов, только что закопанную в огороде, и на душе у него стало теплей.

«С ними меня везде примут. Узнать бы, где мой шеф деньги держит и грабануть. Вот у кого „зелени“ куры не клюют. А лучше пришить его, чтобы потом…»

Полотно дороги вдруг слегка покачнулось. Курлюков от неожиданности нажал на тормоз. Шедшая сзади машина засигналила и замигала фарами.

«Что это со мной? Заболеваю, кажется простуду на даче подхватил. — Он выбросил сигарету, закрыл окно и слегка прибавил скорости. — Приеду, сразу же к Веронике, в поликлинику. Отдохну на бюллетене несколько дней, а там, глядишь, пронесет…»

Кроны деревьев вдруг начали вытягиваться вверх и закрывать небо. Огромные щупальца, извиваясь, потянулись из окружающих дорогу зарослей. Шоссе начало крениться. Оценщик вцепился обеими руками в баранку, стараясь удержать сползающую к обочине машину.

Огромный мохнатый зверь, намного превосходящий по размерам «Жигули», вылез из-под заднего сиденья, закрыл покрытыми длинной черной шерстью лапами уши Курлюкову и, сопя, начал с причмокиванием лизать ему затылок. Холодный пот заструился у Сергея Ивановича по позвоночнику, и страх, похожий на липкую паутину, начал опутывать его члены. Шоссе тем временем кренилось все сильней и сильней, пока наконец полотно дороги не встало вертикально. Мохнатая лапа закрыла Курлюкову глаза, он крутанул баранку, и машина на всей скорости, сбивая белые столбики, рухнула под откос к огромным, в два обхвата, деревьям.

Утром Николаев первым делом направился в трамвайно-троллейбусное управление.

— Здравствуйте, вы Клавдия Мошкова? — спросил он у стоявшей рядом с трамваем полной женщины.

— Да, — она медленно и настороженно кивнула головой, — а что такое?

— Вы были свидетелем наезда на перекрестке улиц Суворова и Яуна?

— Ну, была. А вы что, из ГАИ?

— Вспомните, пожалуйста, поточнее, как это произошло.

— Ну что я могла видеть со своего места? Красный горел. Я стояла на Суворова, таксист ехал по улице Яуна, и вдруг прямо ему под колеса бросился этот старик..

— Прямо так и бросился?

— Да, из-за моего трамвая, вот так, с протянутыми руками. Потом зеленый свет зажегся, и я поехала дальше.

— А еще кто мог видеть все это?

— Люба. Я все время ее там высаживаю, на перекрестке. Я понимаю, что не положено, но трамвай все равно стоит, и ей оттуда ближе идти с полными сетками до дома.

 — А где ее можно найти?

— А что ее искать? Вот она, сама идет. Люб! Иди сюда!

Молодая женщина в ватнике, поверх которого был натянут оранжевый жилет, подошла к ним.

— Ну, Клавдия, какого ты себе хахаля подцепила.

— Из милиции он, — насупилась Мошкова, — насчет того старика, на перекрестке. Хочет спросить, что ты видела.

— А что я могла видеть? — Люба залезла в карман ватника, вытащила пачку «Примы» и закурила. — Я у дверей стояла. Только, когда выходила, с каким-то психом столкнулась, он мне чуть все яйца не побил.

— Как он выглядел? — сразу внутренне собрался Сергей. — Вы его можете описать?

— А шут его знает, как выглядел. Что я его, в женихи выбирала? В желтой куртке был одет.

— А не было ли поблизости еще кого-нибудь?

— Там, невдалеке, старик стоял. Он сразу же бросился к сбитому, но тот уже был мертв. Старик сказал, что надо сообщить семье о случившемся, и начал по карманам искать документы погибшего.

— Он нашел их?

— Да, паспорт. А потом, как из-под земли, собралась огромная толпа народа, милиционер появился. Ну, думаю, что я, буду таскаться свидетелем с двумя сумками? И пошла домой. Да дочка должна была уже из школы прийти.

— А этот старик, тоже ушел? — спросил Николаев, зажав дипломат между ног и что-то записывая в блокнот.

— Да какой он старик?! Так, лет пятидесяти. Он документ покойного отдал милиционеру и тоже ушел. Ему как раз со мной по пути было.

— По пути?.. А кто из вас шел впереди?

— Я, кажется. Увидела его уже в магазине, когда за молоком зашла и встретилась с соседкой. Он рядом с нами крутился, крупу выбирал. Наверное, рис искал, а его уже, почитай, как вторую неделю нет.

— А потом, возле своего дома, вы его не заметили?

— Да что мне, больше делать нечего, как за ним смотреть? — пробурчала Люба.

— Что ж, спасибо. Правда, у меня есть еще одна маленькая просьба. Вы не могли бы дать свои координаты, вдруг потребуется что-нибудь уточнить.

— Пожалуйста, Пилович Любовь Феоктистовна. Улица Суворова, дом десять, квартира восемнадцать. Можете и просто так заходить, в гости. Я не замужем.

— Где ты был? Шеф тебя искал. Скоро соберутся все комитенты, а тебя все нет и нет, — едва Николаев переступил порог кабинета, кинулся ему навстречу Соков.

— В трамвайно-троллейбусном парке.

— Что ты там искал?

— Как ты думаешь, человек бросается под автомобиль с протянутыми руками или нет?

— Не знаю, никогда не пробовал, — почесал затылок Володя, — а зачем тебе это?