Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Это был какой-то бред. Николаев автоматически взял фотографию, и тут у него перехватило дыхание. Он два раза судорожно вздохнул и выдавил из себя:

— Но, это же — Лариска.

— Вы ошибаетесь, господин Шредер, — вдруг сказал по-немецки Алексей. — Это ваша бывшая жена, госпожа Зльвира Мюллер, родившаяся в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в городе Вене. У вас есть сын Альберт, шести лет, рожденный в Женеве и до последнего времени проживавший там с вашей тещей. Она…

— Ты — дурак! Выпусти меня из машины! — заорал вдруг Сергей. Он сам не понял, что его так взбесило, то ли перечисление Вакуловым городов, о которых слышал разве что из истории эмиграционных похождений Ульянова-Ленина, то ли…

— Успокойся. Вот фотография твоего сына. По-моему, очень похож на тебя. Да, взгляни на фотографию в своем паспорте, здесь ты выглядишь намного лучше, чем в жизни. Остальную часть легенды тебе расскажут потом. Возможно, тебе придется сменить имя.

— Нет, это какой-то бред! — Николаеву казалось, еще немного и он сойдет с ума. У него и без того было достаточно потрясений в последние дни. — Зачем ты рассказал мне историю про смерть Лариски.

— Потому что хорошо изучил тех людей, с кем мне иногда приходится работать. Я знал, что они постараются, пока меня не будет, заполучить товарища сценариста и выкачать из него любую информацию. Все, что есть в его голове. А мы с тобой подкинули им неплохую-«дезу». Григорий, достань из бардачка бутылку. Знаешь, Серега, по правде сказать, я не ожидал от тебя такой реакции. Ты же сам пишешь детективы, где происходят странные и практически невозможные вещи, так почему же ты, когда вдруг оказываешься на месте своего героя, начинаешь крутить все обратно. Почему ты думаешь, что жизнь не может предложить не менее занимательные сюжеты, чем твое воображение? Почему? — Вакулов открыл коньяк и протянул Николаеву. — На, глотни и соберись. Рюмок мы с собой не возим.

Сергей схватил бутылку двумя руками и сделал два глотка.

Машина, включив сирену и мигалки, подъехала к посту ГАИ перед окружной дорогой. На этот раз здесь стояло несколько бронетранспортеров и танк. Рядом, в кювете, догорал шикарный «мерседес». На его кузове отчетливо были видны пулевые пробоины. Офицер в бронежилете, взглянув на приклеенный к лобовому стеклу «Волги» пропуск, козырнул и велел солдатам открыть шлагбаум.

«По-моему, гаишные посты на окружной, — вдруг подумал Николаев — в последнее время стали для меня чем-то вроде сломанного, ржавого „жигуленка“. А если это очередная вакуловская шутка, и они… Да, Боже мой, кому я нужен? Тем более, если Алексей прав, и я для кого-то уже покойник?»

Сергей еще раз попытался приложиться к бутылке.

— Ну-ну, хватит, — отобрал ее у него Вакулов, — все, больше ты пить не будешь.

— Может, ты все-таки скажешь, кто ты такой, и что здесь происходит?

— Все не так просто. Знаешь, как говорят? Для того чтобы развалить какое-либо движение, надо войти в него или возглавить. Наименьшей кровью его можно уничтожить только изнутри. Ты пойми, если бы не я занимался этим, нашелся бы кто-то другой, и вновь вошли бы в города танки, и солдаты стреляли бы не по Кремлю и «белым домам», а по жилым. И не холостыми, а боевыми патронами.

— А разве он не вошли? Разве солдаты не стреляют? И вообще нельзя ли как-нибудь по-другому, без переворотов?

— Боюсь, мы опоздали, слишком много оказалось в стране обманутых, обиженных, обделенных и голодных. Надо понять и логически осмыслить, что если бы мы не сделали этого малой кровью, сейчас при таком обилии неоприходованного ядерного оружия, при таком количестве не желающих терять власть бывших секретарей, президентов, нынешних депутатов, чиновников и голодных людей, это рано или поздно вылилось бы в гражданскую войну, громаднейшую в мире кровавую бойню. Поэтому для меня, как человека, для которого Россия все равно остается великой державой, было единственной возможностью присоединиться к какой-либо группе единомышленников и, воспользовавшись ее силой, а затем, возглавив ее, создать крупнейшую демократическую страну.

— По-моему, Пиночет, приходя к власти, говорил что-то в том же духе, а потом это вылилось в реки крови. А кроме того, тебе не кажется, что за последние тридцать лет в России перебывало уже достаточное количество самых разных правителей, обещавших нам всевозможные блага? От построения коммунизма в восьмидесятых — до всеобщего капиталистического рая за пятьсот дней?

— Они всего лишь хотели продлить агонию своей власти. Мне слишком долго пришлось пробыть в автономном плавании, где у меня не было под боком ни парткомов, ни нашей прессы. Я видел очень много стран и убедился, что на протяжении уже многих десятков лет наша политическая система, и многие люди, возглавлявшие и возглавляющие ее, не являются тем, за кого себя выдают. Да, я боролся и свято верил в коммунизм — всеобщее благо для всех и всякого, но понял лишь то, что это очередная утопическая химера. Люди до нее еще не доросли. И давай больше не будем об этом. Народ должен жить сейчас, сегодняшним, а не каким-нибудь райским далеко. Им даруется только одна жизнь, так пусть же они проживут ее достойно, чтобы им не было обидно за бесцельно прожитые годы. Самое главное, чтобы никакие страны не навязывали нам силком своего варианта пути развития, сами разберемся, какой выбрать: корейский, американский, бразильский или свой — русский.

— Знаешь, — впервые по настоящему улыбнулся за несколько суток Сергей, — очень странное ощущение — мой одноклассник, с кем я съел пуд соли, сидел за одной партой, — и вдруг претендует на то, чтобы стать президентом.

— Ну, резидентом я уже был, и, по-моему, неплохим, осталось дело за малым — стать хорошим президентом. Но суть не в этом, я родился в этой стране, и я в ответе за нее. Я не дам уничтожить все то, что столетьями создавали мои предки. Пусть даже часть их была немцами. Но они присягали на верность своему новому отечеству. А присяга для дворянина есть присяга, и у меня свой счет к тем, кто ее нарушил. Я хочу сделать Россию великой державой. Это в интересах и других государств, если они хотят жить в мире.

— Такими методами, как ты пользуешься?

— Со злом надо бороться его же оружием. Для большинства людей, которые пришли сейчас к власти, самое главное — это побольше нахапать в мутной воде перестроек, осуществляемых в государстве. Мне не нравится, когда грабят мою страну. И этих негодяев, которых в любом цивилизованном обществе сажают в тюрьмы, я тоже посажу на скамью подсудимых. Наши люди найдут их везде, где бы они не прятались.

— Боюсь, что все это опять выльется в переделы границ, новый Кавказ, Украину, Среднюю Азию, Прибалтику и прочее.

— Знаешь, что говорит один мой знакомый чиновник из Генерального штаба? Что, если бы не было Чечни, ее надо было придумать. Дело в том, что через нее почти каждый месяц проходило столько необстрелянных солдат и офицеров, что на обучение их ведению боевых действий нам пришлось бы потратить в десятки раз больше денег и сил. А кроме того, куда-то надо было девать устаревшую технику и боеприпасы, накопившиеся за годы холодной войны.

— Алексей, ты хочешь сказать, что все эти погибшие мальчики, население…

— Я хочу сказать только одно, — стукнув по передней панели, не дал договорить Сергею Вакулов, — что если какая-нибудь старая или новоиспеченная страна думает, что мы и дальше будем смотреть сквозь пальцы на то, как на ее территории уничтожают и унижают русскоязычное население и подданных России, то она глубоко ошибается. Мы будем действовать еще хуже, чем американцы. За каждого нашего гражданина мы буден подвергать бомбардировкам их военные объекты и промышленные предприятия. Ты видел образцы достаточно хорошо подготовленной техники в наших ангарах? Это еще не самое лучшее. Прибавь ко всему этому огромный контингент российских офицеров, вышедших и выгнанных из различных независимых республик, в том числе и из твоей любимой Прибалтики, которые потеряли и бросили там все, что было нажито за долгие годы. Да если бы речь шла только о военнослужащих! Многие сотни обычных русскоязычных семей оставлены без жилья, работы, пенсий. Их выбросили в чистое поле’и бросили на произвол судьбы. Многим просто нечем кормить своих родных, детей! Они на грани отчаяния; здесь, в России, о них забыли, они никому не нужны!

116
{"b":"545090","o":1}