Надо будет купить ей вина. Сладкое красное вино нравится женщинам. Он покажет ей свою коллекцию компакт–дисков, они выпьют, а потом он ее пригласит потанцевать. Дальше — больше.

Там на углу есть один магазинчик, где недорого продается приличное красное вино. Надо бы сделать запасец…

Он сладко поежился на ходу.

………………………………

Одно очень быстро последовало за другим — Линц увидел двух собак и через мгновение уже понял, что это не собаки. Они смотрели на него сверху, с покрытого ледяной коркой сугроба. Они сидели, как две чугунные статуэтки, и смотрели на него. Он не видел, желтые ли у них глаза, но — какая разница, какие у них глаза? Это были волки.

Однажды его окружила стая бродячих собак, едва он вышел из подъезда. Было одиннадцать утра, в двадцати шагах проходила широкая улица. Рыжий пес со вздернутой губой приседал и смотрел на него кровавыми глазами. Линц попятился, споткнулся и сел на землю. Рыжий зарычал и заскреб когтями по асфальту. Линц вспомнил прочитанное где–то, вскочил и нагнулся к земле, как бы подбирая камень. Рыжий боком отскочил в сторону. Тут во двор с грохотом въехал грузовик, и стая метнулась прочь. Линц поспешил к остановке автобуса.

Рассказов хватило на несколько дней. Линцу сочувствовали, кое — кто даже ахал, но он видел, что в принципе всем наплевать. Наоборот, было бы интересно, если бы его загрызли среди бела дня, в собственном дворе. «Представляете? Линца псы загрызли!»

Он любил представлять такие вещи. Такие разговоры.

Волки зашевелились наверху. Линц почувствовал под собой ноги. Он поднял одну ногу и ударил ею по снегу перед собой, поднял другую, снова первую… Еще не веря в то, что бежит, он побежал — тяжело и так медленно, как будто бежит на месте.

Снежная пыль ударила ему в лицо, и едкий запах обдал ноздри. Что–то темное мелькнуло перед глазами. Один из волков, забежав вперед, перепрыгнул дорогу прямо у него над головой.

В паху у Линца стало горячо и мокро. Брюки стали тяжелыми, липли к ногам. Дыхание рвалось. Что–то мелькнуло на окраине глаза, слишком невероятное, чтобы реагировать: волк, может быть, второй, а может быть, сотый… кувыркался в снегу. На сетчатке Линца замерз этот волчий прыжок. Линц попытался сморгнуть, и ему показалось, что вокруг кувыркаются волки.

— Да что это, игры какие–то, что ли! — сердито закричал Линц. И без перехода засмеялся. Ему представилось, что он сошел с ума.

Оступился на бегу и двумя ногами вылетел на проезжую часть. Поскользнувшись, весомо ударился затылком об лед. Тяжелая, обидная боль сразу же отрезвила его.

Следом взъерошенным комком выкатился волк. Не помня себя от ужаса и отчаянья, Линц захватил пригоршню грязного снега с обочины и метнул ему в морду. Волк злобно фыркнул, и шерсть на нем стала дыбом, как у кошки. Твердый кусок льда заставил зверя отскочить, и он заметался вдруг в ярком белом свете фар наезжающего авто. С глухим стуком подпрыгнув, автомобиль перелетел через него и на огромной скорости пронесся дальше.

Спустя минуту Линц поднялся и, пригнувшись, перебежал на другую сторону улицы. Ныряя между гаражей, оглядывался, искал взглядом второго, но никого и ничего не было видно. Темные витрины знакомых магазинов плыли зеркалами вечной жизни…

К дому подходил уже шагом. В паху свербело, колени замерзли. Линцу стало жаль недавно купленные брюки. Он пришел в ярость и решил вернуться, чтобы содрать с волка шкуру. Правда, он плохо представлял себе, как это делается. К тому же где–то в парке остался второй… В любом случае, это лучше отложить до утра.

А было бы здорово прийти утром на работу с волчьей шкурой. «Вот такие зверюшки гуляют в нашем парке по ночам». А когда его спросят, что же он сам–то делал в парке ночью, Линц намекнет, что возвращался из гостей… Впрочем, это не подействует… Поди пойми, что на них действует…

Он зашел в подъезд, на ходу вытягивая ключи из кармана пальто. Подкладка пальто тоже была подозрительно сырой. Линц поднес пальцы к носу и, не видя, что перед ним, налетел на кого–то в темной хламиде до пят. Лица Линц не разглядел. Незнакомец протянул руку, и пятерня его в шерстяной перчатке толкнула Линца в лицо. К перчатке, похоже, примерзли кусочки льда, потому что нос у Линца мгновенно оказался расцарапанным.

— Да вы что… — начал было Линц, но перчатка сдавила ему горло, и он лишь недоуменно хрипнул. Хотел еще сказать, что денег у него все равно нет, хотя денег было много, но Линц надеялся, что все обойдется. Не обошлось — что–то блеснуло в освещенном тусклой лампочкой подъезде, рычание раздалось у самого Линцова уха, и незнакомец разорвал ему горло, голое под сбившимся шарфом. Линц еще раз хрипнул и перестал соображать, что такое творится с ним и вокруг него, медленно съехав по стене и став просто трупом на лестничной площадке. Одинокому трупу подмигнула в окошко луна.

Незнакомец выпрямился и вышел вон из подъезда. Он шел в сторону парка, оставляя за собою странные, похожие на собачьи, следы.

12 марта 1999, Ижевск

Однажды ночью он накрылся одеялом с головой и стал вспоминать себя прежнего. Нужно было как будто краской замазать теперешнюю жизнь. Свое лицо. Чужие лица. Несколько городов. Желтое и зеленое. Буквы.

Пусто.

Как забор из серых досок.

Затем он увидел щель и нырнул туда.

* * *

— Раньше я был Гагариным, — сказал он, выпив из чашки.

Хозяева переглянулись слегка обиженно. Наташа хихикнула.

— И я всегда это знал, — добавил он, улыбаясь, — с детства. Просто не был уверен.

Всю обратную дорогу Наташа молчала. Испортил вечер.

* * *

Он помнил себя на ледяной дороге, среди занесенного снегом пустыря. Из–под снега торчали черные ветки, ветер шевелил и расшвыривал черные тряпки. Было очень холодно, потому что ветер был сильный. И никого не было рядом.

Нужно было идти, но ему казалось, что каждое его движение стерегут сотни глаз.

Ветер шевелил черные тряпки. Под тряпками что–то было.

* * *

Себя прежнего он любил больше, чем нынешнего. Читая о себе газетное вранье, нешуточно страдал. Он погиб в 1968 году, и тридцать лет они распинали его. Но никто и слова правды не сказал о его смерти.

Он родился в 1968 году, и тридцать лет они распинали его. Теперь он все возьмет в свои руки.

* * *

Правильно нарисовать большую звезду… коленями и локтями… линии выходят криво…

Нож

в центр круга …

по часовой стрелке.

— О Мать моя, ночная Мать моя!

…великий…

Теперь на восток…

Он поворачивается.

* * *

Когда Наташа проснулась, было темно. Так темно и тихо, словно она с головой лежит под одеялом. Она пошевельнулась и почувствовала, как ее лицо касается воздуха. Она позвала его по имени — и не услышала собственного голоса.

Тогда она принялась звать его все громче и громче.

* * *

Он зажал ей рот ладонью и сам закричал. Хрипло закричал посреди пустыря — посреди ярко освещенной полуденным солнцем комнаты.

Она уже не вырывалась, и он отнял руку от ее лица.

— Что ты сделал? Что со мной? — механическим мертвым голосом спрашивала она. Он, обняв ее сзади, молчал. Обоих колотила крупная дрожь.

В зеркале за его спиной плясало багровое пламя.

22 марта 1999, Ижевск