— Знаете, — залепетал Неврюков, пытаясь при этом убедить себя, что не лепечет, — знаете, это, видимо, компиляция из нескольких моих разговоров. Или, даже, хуже того…

— Глеб Игоревич, — улыбнулся Денис, — я могу еще раз повторить сказанное минуту назад. Вы просто замечательно все придумали.

Улыбка была настолько искренней, а в словах сквозило такое добродушие, что Глеб Игоревич призадумался: а понимает ли этот мальчик, какую гранату держит в руках? Кстати, откуда она у него?

— Денис Петрович, — голос Неврюкова слегка окреп, — кто еще из наших это слышал?

— Кроме меня только двое. Но вас, наверняка интересует, откуда у меня пленка? — Докладываю: кое-кто специально записал ваш разговор и дал послушать запись Куценко. А тот сообщил об этом мне.

Неврюков попробовал перебить собеседника: очень хотелось знать: кто все-таки сделал запись. Но Денис не дал.

— И еще, вас должно интересовать, как лично я отношусь к данной информации? Вас это, видимо, очень удивит, но мое уважение к вам только возросло. Будь у меня ваши связи и ваш жизненный опыт, я непременно сделал бы так, как сделали бы вы. А если бы вы были на моем месте, то, безусловно, поступили бы как я.

— И как собираетесь поступить вы?

— Очень просто. Выйти из игры. Я давно уже понял, что «Транскросс» — не для меня. Я ушел бы давно, но вспомните, кем я еще совсем недавно был для Даутова. Теперь нет ни Анатолия Семеновича, ни Нины (собеседники несколько секунд деликатно помолчали). Меня ничто не удерживает в «Транскроссе». Конечно, уйти бы хотелось с деньгами, я уже приглядел перспективную торговую фирму, в которую мог бы их вложить. Но ведь акции — не баксы, их нельзя превратить в рубли в первом же обменнике. Прогорать же не хотелось. А тут я вижу человека, который готов все взять на себя. Думаю, нам нетрудно будет составить договор, согласно которому я расстаюсь с акциями и получаю некоторые средства.

— Это интересно, — ответил Неврюков. — А Куценко?

— Что же касается Куценко, то наш суровый сибиряк оказался для меня приятной неожиданностью. Как это вас не удивит, но он думает почти как я. Ему надоел наш сырой климат. И он хочет вернуться на свою Ангару. Но, разумеется, с длинным питерским рублем. Мы поможем удовлетворить его желания?

Неврюкову понравилось местоимение «мы». Денис явно числил себя сообщником исполнительного директором. «Пусть так и думает. У меня хватало сообщников. Пусть и дальше верит, что в следующий визит я выну из буфета это блюдечко с красивой каемочкой, положу на него тысяч сто баксов и вручу мальчику Денису. Нет, конечно, кое-что он получит. Но сразу же поймет — это максимум, на который он может рассчитывать. А вот Куценко — это серьезней. Но если он и вправду решил покинуть Питер — поможем. Или с деньгами, или… Найдутся ребята, которые объяснят ему — ловить здесь больше нечего». Однако оставалась еще проблема, разрешить которую надо было как можно скорее.

— Денис Петрович, но кто же тот третий, который и записал разговор?

Денис слегка помрачнел. Стало ясно, что он перешел к самой неприятной части своего посещения.

— А вот с третьим, к сожалению, договориться будет труднее всего. Это — Михин. Именно он за вами и следил, он же побежал к Куценко, когда его бандиты сделали запись ваших переговоров с адвокатом.

— Денис Петрович, это шутка? Витюша за кем-то следил? Да нет же! Виталий Самуилович и мухи не обидит.

— И я так думал неделю назад. Пока мне кое-что не объяснил Куценко. Тогда я сделал некоторые выводы. И знаете, Глеб Игоревич, просто ужаснулся. Вы помните историю с недавним «наездом» на михинский водочный заводик?

Неврюков кивнул. Он помнил эту историю. По правде говоря, он должен был не только ее помнить, но и принять меры. Как-никак, исполнительный директор был обязан контролировать все, что происходило на производственных площадях фирмы. И если один из компаньонов «приватизировал» их ради получения дохода, которым не делился с остальными, (то есть, выражаясь по лагерному, «крысятничал»), то он, Неврюков, должен был немедленно пресечь такую порочную практику. Однако Глебу Игоревичу хватало своих проблем. И он давно уже не обращал внимания ни на моральный облик компаньонов, ни на их индивидуальную коммерческую деятельность. В конце концов, при удобном случае Витюше можно было бы предъявить счет. Но только при случае…

— Так вот, скорее всего, никакого наезда на самом деле не было. Кто на него наезжал? Что за группировка? Куда эти ребята делись? Лично я не знаю. И, судя по всему, не знает никто.

— Тогда что же было?

— Ну, во-первых, ему надо было лишний раз укрепить свой имидж в наших глазах, этакий тихий Витюша. Но главное не это. Михин хотел всего лишь встретиться с нашим «Главбухом». Если бы он просто начал его искать, мы бы все удивились. И, может, сделали выводы. А так они проговорили два часа. Как я позже догадался, Михин уговаривал «Главбуха», чтобы тот обеспечил ему силовую поддержку.

— Для чего?

— Виталий Самуилович намерен вас опередить. Или разоблачить на собрании акционеров, или, хуже того, вообще обойтись без собрания. «Главбух», кстати, мог бы взять на себя второй вариант: чтобы никто не остался бы в живых. Но он отказался. К счастью, наша супер-крыша сама криминалом не занимается. И тогда милый Витюша пошел к Куценко с тем же предложением.

— Ну, знаете, Денис Петрович. Он, конечно, может крысятничать по мелочам, но чтобы кому-нибудь готовить гроб…

Денис натурально горестно вздохнул.

— К сожалению, Глеб Игоревич, придется продолжить вечер аудиодокументов. Эта запись вас огорчит гораздо больше, чем предыдущая. Грустно становится, когда узнаешь, с какой тварью приходилось сидеть за одним столом.

Денис сменил кассету в диктофоне. «Я в жизни бы не догадался, какая скотина наш Неврюков, — раздался голос Михина, — у друзей по-крупному крысятничает. Да я этого подонка, в таком случае на месте пристрелю». Далее последовали посторонние шумы, и Денис нажал кнопку «стоп».

— Это всего лишь обрывок его разговора в кабинете «главбуха». Тамошний офис, как, наверное, вы знаете, прекрасно защищен от прослушивания, поэтому данный фрагмент удалось записать случайно, когда он выходил из кабинета. Вот какие речи позволяет себе наш Витюша-муху-не-обижу!

Неврюков понял, что настроение испорчено не только на этот вечер, но и на несколько ближайших дней. Вот уж от кого не ждал он подвоха, так от скромного Виталия Самуиловича. И надо же, какие черти оказались в тишайшем омуте! Между тем Денис продолжал портить настроение собеседнику.

— Вы ничего не замечали странного за последние три-четыре дня?

— Вроде бы ничего.

— И никто не следил за вашей машиной?

— Знаете, Денис Петрович, я об этом думал весь день. Действительно, когда я ехал в офис, красная «Лада» три раза тормозила за мной. Я так и не понял, что же это значило? Для слежки слишком грубо, а на таран она так и не пошла.

— Взгляните в окошко, это не она ли стоит на перекрестке?

Неврюков подошел к окну, отдернул штору и выглянул на заливаемую дождем улицу. Но даже, несмотря на льющиеся с неба струи, не надо было напрягать зрение, чтобы сразу отыскать красный автомобиль.

Когда Глеб Игоревич шел от окна к дивану, он выглядел еще более удрученно.

— Денис Петрович, эти негодяи на месте. Я думаю, самое время позвонить «Главбуху».

— Не советую. Во-первых, я специально притормозил перед этой машиной и увидел — там всего один человек, за рулем. И занят он тем, что наблюдает за подъездом. А главное, я уверен, что в ближайшие дни лично вам ничего не угрожает. Витюше в первую очередь нужна ваша доля в «Транскроссе», а не ваша жизнь. Вот когда он заставит переписать ваши акции на него и, заодно, сделает так, чтобы вы добровольно покинули пост исполнительного директора, рекомендовав Витька в качестве приемника… Тогда он может исполнить угрозу, о которой вы слышали. Ибо у меня есть подозрения, что неприятности, преследовавшие Даутова последние месяцы, были связаны именно с ним. Помните случай с Ниной на Мойке (упомянув дорогое имя Денис опять помрачнел)? Скорее всего, именно такими акциями устрашения, он старался свести Анатолия Семеновича в могилу. Я уверен, денег, которые давало ему водочное производство, хватало, чтобы нанимать бандитов. Вы же знаете, сейчас договориться с бригадой убийц проще, чем с бригадой штукатуров. Даже моя или ваша голова не стоят больше трехсот баксов.