Не знал про это и адвокат Глеба Игоревича. Он недавно окончил негосударственный вуз, ранее выпускавший плясунов и по недоразумению, а скорее, из-за пронырливости ректора получивший право штамповать юристов. Если в госуниверситете профессоров — докторов юридических наук легче было считать десятками, то в вузе нашего адвоката профессорские места раздавались по признаку занимаемой должности. Некоторые профессоры успели опубликовать, дай Бог, по одной — две работы, да и то в сомнительных многотиражках, в то время, как юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета входит в десятку известнейших юридических факультетов мира. Ректор вуза, где некогда учился адвокат Неврюкова, старательно пускал гражданам пыль в глаза, появляясь на многочисленных презентациях, оплачивая заказные публикации, в которых его, молодящегося заморыша, титуловали, то «жуиром», то «дон Жуаном». Иногда он пытался безуспешно судиться с непокорной прессой, но кроме конфузов, связанных с правовой безграмотностью лиц, составлявших иски, из этого ничего не получалось.

Все это Неврюков не знал или не пожелал придать значения. Но не знал он и то, что весь разговор с напыщенным адвокатом старательно записывался на два магнитофона. Заказчики этих записей общих дел не имели и никогда не общались друг с другом. Когда расшифрованную запись беседы положили на стол Арчи, тот, прочитав ее, лишь сухо усмехнулся. Но подобные листы оказались еще у одного заказчика, обо всей деятельности которого сыщик не знал. Заказчик тоже прочитал бумаги и задумчиво процитировал: «Есть человек — есть проблемы…». Потом резко встал, забрал бумаги и вышел из комнаты…

На фотографии был мужчина лет явно более тридцати, с волевым, усталым лицом. Над правой бровью белел шрам. Судя по взгляду мужчины, он не знал, что его собираются снимать. Такие волевые лица запоминаются сразу, без напряга. На обратной стороне карандашом был написан адрес. Анохину оставалась самая малость: вспомнить, откуда у него оказалась фотография и затем она нужна?

Боль на минуту отпустила голову и Анохин наконец вспомнил — этого мужчину он должен застрелить сегодня вечером. На всякий случай, он сунул руку в сумку. Там лежал пистолет «Макаров». Значит все действительно так.

Сознание начало проясняться. Анохин оглянулся по сторонам. Это была обычная дерьмовая круглосуточная забегаловка, неудачная отечественная пародия на «Макдонольдс», с пережаренными куриными окорочками, жидким кофе и разливным пивом комбината «Степан Разин». На столике перед Анохиным стоял пустой пластиковый стакан. Значит он недавно пил. А потом — уснул. Сколько же сейчас времени? У часов давно порвался браслет, а проблемы последних недель были такие — не до браслета. Часам полагалось валяться на дне сумки. Анохин открыл ее пошире, пытаясь найти злополучный хронометр. Голова прояснилась окончательно, но руки все еще копошились среди грязного белья, каких-то пакетов и прочей дряни, как в замедленном кино…

— Эй мужик, сюда приносить нельзя.

Анохин даже не поднял голову. В такие часы его сознание становилось особо восприимчивым к окружающему миру и он понял, что голос принадлежит высокому парню в грязной джинсовке, сидевшему у входа в заведение. В обязанности секьюрити-вышибалы входило не позволять окрестным бомжам напиваться за столиками закусочной принесенной водкой. За одного из бродяг, вышибала и принял Анохина.

— Потерял пузырь, что ли? Дай, найду.

Охранник склонился над сумкой Анохина, рассчитывая увидеть лимонадную бутыль, в которую областные водочные заводы разливают напитки «смерть-твоим-печенкам». Такие бутылки охранник отнимал и уносил в подсобку: вдруг когда-нибудь понадобится растворитель. Однако, на этот раз в сумке пузыря не было. Там поблескивал пистолет. Причем боевой, охранник немного понимал в таких вещах.

Анохин наконец поднял голову и взглянул в глаза вышибале. Тот отшатнулся. Два литра халявного пива, выпитого им совсем недавно, казалось, расширили желудок и сдавили сердце. Охраннику захотелось сесть. А еще лучше отойти на десять шагов. Просто, оказаться за стенами заведения. Но он остался на месте. Парень, сидевший за столом, продолжал вглядываться в глаза вышибале. А его правая рука все еще шарила в сумке.

Наконец он медленно, почти тягуче спросил:

— Который час?

Охраннику показалось, что если он быстро не ответит, то может произойти непоправимая неприятность: парень просто выпалит ему в грудь. Он взглянул на свою толстую волосатую руку. Часов на ней не было — снял, дурак, как же быть? Но тут же вспомнил и перевел взгляд на стену, где слева от грифельной доски с выведенными мелом ценами закусок, тикало блюдце дешевых офисных часов.

— Половина пятого.

Анохин еще раз внимательно посмотрел на охранника и спросил:

— Дня или ночи?

— Дня, дня, — торопливо ответил вышибала.

И снова они смотрели друг другу в глаза. Наконец охранник сказал:

— Я пойду.

— Да, — Анохин машинально кивнул головой. И снова начал шарить в сумке.

«Позвонить по 02, - думал вышибала, севший на свой табурет при входе, — нет, лишний раз с ментами лучше не связываться. А парень сейчас уйдет. Но что с ним такое? Не тяжелый бодун. И не травка. Что-то посерьезней. Скорей бы уходил».

Минут через пять, казалось, услышав мысли охранника, парень медленно встал и двинулся к выходу. Его пошатывало из стороны в сторону, лицо было бледным и покрыто большими красными пятнами. Когда он был рядом, вышибала присмотрелся к его когда-то бежевой рубахе. Рукав был тщательно застегнут, но в одном месте разошелся по шву. Приглядевшись, охранник увидел несколько отметин, как будто парень, месяц подряд, целыми днями лежал под капельницей.

«А ведь я сам бы мог в таком буфете работать, — равнодушно подумал проходивший мимо Анохин, — и все было бы в порядке. Сидел бы как этот мужик, попивал пивко литрами, щупал иногда девочек за стойкой, получал триста баксов в месяц — и никаких проблем.

Анохину было обидно вдвойне, ибо он действительно мог устроиться на такую непыльную работенку. Но он предпочел более веселый вариант.

Виктору Анохину, родившемуся в небольшой деревушке под Вологдой, крупно повезло. Одни его сверстники спились после армии, другие — до. Он же, вернувшись из Питера с погонами младшего сержанта внутренних войск, устроился работать в местную милицию. Парень красивый, видный, с такого хоть делай фотографии для плакатов: «Моя меня бережет».

Потом в его жизни случилась первая неприятность. Как-то ночью возле недавно открытого кабака патруль остановил группу ребятишек. Пацаны понимали: даже если ты по жизни хам, с дядей милиционером надо быть вежливым. Но один паренек решил, что команда «лицом к стене!» к нему не относится. Он заявил Анохину, что такие шестерки в форме для него двор метут и нетвердым движением руки сбил с милиционера фуражку. Она упала в лужу. Как на беду, у Виктора было дрянное настроение и он немного расслабился: двое товарищей с трудом оттащили его от лежащего паренька. Конечно, Анохин сволочью не был, потом почувствовал даже некоторое угрызение совести и сам вызвал «скорую» в отделение (разумеется, составив с помощью остальной повязанной компании протокол, в котором говорилось, что парень сам напал на милиционера и тот действовал в состоянии необходимой обороны). Через два дня Анохина вызвал начальник РУВД. Избитый нахал оказался сыном депутата местного законодательного собрания, который всегда выступал в защиту интересов родной милиции и, кроме того, оказывал ей спонсорскую помощь из своих честных капиталов. Депутат готов забыть эту неприятную историю и не доводить дело до суда, но при условии: ни он, ни его сын, когда поправится, не увидят больше в Вологде милиционера Виктора Анохина. А заодно мечтают узнать, что Анохин больше не имеет отношения к системе МВД.

— Сволочь. — Констатировал майор как бы в сторону, не глядя на Анохина. — Сволочь, но нам еще пригодится. И не раз.