Нина недоуменно посмотрела на говорившего и вдруг все поняла: то, о чем столько раз предупреждал ее Нертов, все же было правдой. А она-то, дура, не верила Алексею, считая его перестраховщиком, страдающим профессиональным кретинизмом! С горечью девушка вспомнила, как в самолете она, издеваясь над ни в чем неповинным телохранителем, нравоучительно втолковывала говорила ему:

— Любой образ жизни, среда накладывают на человека отпечаток. Вы не будете спорить, что вряд ли абориген из племени мумбу-юмбу может стать выдающимся ученым, а ребенок, выросший в семье алкоголиков, вряд ли получит достойное образование? — Так же и любая профессия ведет к определенной деформации личности. Специальность — это своеобразный диагноз. Художник, математик, прораб… — Даже вы, может, сумеете, пообщавшись с тремя людьми, определить примерно, кто чем занимается?… И не пожимайте плечами. Диагноз может быть от «практически здоров» до какой-нибудь мрачной шизофрении. Ряд профессий относятся к первой категории. Но еще несколько лет назад я заметила, что есть другие, например, депутат. Вы знаете, кого выдвигали на первых перестроечных выборах? — Нередко тех, от кого избавиться на производстве хотели: крика много, требования непомерные, самомнение, а пользы производству — ноль. А еще чище — помощник депутата. Этим не хватает мозгов даже в народные избранники пробиться…

Алексей тогда, казалось, осуждающе смотрел на девушку и заметил, что, во-первых, в крупных городах депутатов избирали из нескольких кандидатур и чаяния коллег по производству роли не играли. Во-вторых, помощники депутатов — институт достаточно сложный. Зачастую туда пролезают люди, которым не хочется терять время на пустое протирание штанов в залах заседаний, а нужна только «крыша». Примеров тому предостаточно…

Нина, словно не услышав аргументы собеседника, распаляясь, продолжала:

— Нет, там, конечно и просто подлецов хватало, и порядочные люди попадались. Иногда, скорее, в качестве исключения. Только в «первом» Ленсовете чуть и не двадцать человек официально на учете в ПНД состояли… А что касается вашей профессии, так постоянная мнительность, грязь, в которую вам подобные все время суются, тоже оставляют довольно яркие, пахучие пятна…

Нертов тогда молча слушал, пока Нина выговорится. А теперь девушка сидела связанная на грязном полу, запоздало раскаиваясь и упрекая себя в том, что напрасно обидела человека.

— Боже, что он сейчас обо мне думает? — Нина попыталась представить лицо Алексея, — а я-то, дура-дурой, все думала, что это шуточки. И, кажется, влипла основательно.

Двое бандитов хмуро расселись в углах комнаты и с плохо скрываемым интересом поглядывали то на короткие шортики Нины, то на ее полупрозрачную блузку. Девушка решила пока не вступать в переговоры с похитителями — все равно бесполезно — и сколько будет возможно, потянуть время, чтобы лучше разобраться в обстановке.

Ее размышления были прерваны непонятной суетой. Один из бандитов, из уха которого торчал тоненький черный проводок, другим концом скрывавшийся под курткой, коротко бросил напарнику: «Бригадир едет», после чего оба похитителя как по команде встали и изобразили бдительное наблюдение за пленницей.

В комнату по-хозяйски вошел похожий на кубик человек. Увидев его, один из бандитов суетливо заговорил, что все сделано как надо, девчонку никто пальцем не тронул и зовут ее именно Ниной.

— Не суетись, Макс, — прервал говорившего «Кубик», — мне поговорить надо. Идите пока, сока какого-нибудь хлебните, что ли. А мы немного побеседуем.

Когда Макс с напарником вышли, «Кубик» тяжело опустился на стул, поставив его перед Ниной и, обращаясь к девушке, медленно заговорил.

— Во-первых, прошу не перебивать меня. Объясняю ситуацию: ты — Нина Климова, падчерица Анатолия Семеновича Даутова, — говоривший взглянул на девушку, как бы ожидая подтверждения своим словам, но так как она молчала, продолжил.

— Ты назовешь мне банки и номера счетов вкладов, на которых твой любезный отчим хранит деньги. Причем, сделаешь это достаточно быстро. Про счета ты знаешь — этот вопрос я даже обсуждать не хочу. Девка ты умная, а потому сообразишь, что просто так, да еще во Франции тобой никто заниматься бы не стал. Если будешь упрямиться — перспективы будут печальными. Фильмы ужасов смотрела? Я тоже — они вроде учебных пособий в нашем деле. Говорить придется все равно, только будет очень больно. Очень. Ты даже не представляешь, как больно…

Говоривший на мгновение замолчал, вспомнив последние минуты жизни своей Кати, бившейся в поганых руках скотообразного Стаса, но преодолел эту слабость:

— Ты с папашей все равно с голода не загнешься. Ему эти деньги как слону дробина. К тому же «бабки» — левые. Родич твой людей кинул, за что ответ держать должен. Впрочем, если ты помолчишь немного, мы сами к нему явимся, обмен предложим. А в доказательство наших серьезных намерений можем, например, ушко твое ему представить. Не возражаешь? Только тогда он помереть может. На твоей совести повиснет. Ну, да ладно, вякни что-нибудь жизнеутверждающее. Или лучше Макса позвать? — Я знаю, как он на тебя смотрел. Маньяк. Мясник бывший. Ужасно любит безопасной бритвой девочек освежевывать. Прикинь, вот так, снизу — доверху, понемногу. Я сам стараюсь с ним не связываться.

Вроде бы благожелательный тон «Кубика» не обманул Нину. Она понимала, что это только первая часть разговора, за которой может и правда последовать общение с каким-нибудь уродищем, подобным Максу. Поэтому девушка попыталась начать торг, спросив для начала о гарантиях и уже наверняка зная ответ, что никаких гарантий, как, впрочем, и выбора и у нее нет.

Все-таки она пыталась разговорить собеседника, постараться выпытать побольше информации: ведь знают откуда-то эти гады про счета! Но никто, кроме отчима не был в курсе, что Нина владеет секретом вкладов. Никто? — А если кто-то смог подслушать один из их разговоров с Анатолием Семеновичем?.. А может, он сам кому-то сказал о деньгах кроме падчерицы или… — Девушка похолодела, вспомнив, что о зарубежных банках, действительно, знал не только Даутов…

Ей ничего не оставалось, как попытаться оттянуть время. Не трудно было сообразить, что никто не собирается отпускать опасную свидетельницу, даже, если она и расскажет все, что знает. Единственная, хотя и призрачная надежда была только на Алексея. Нина старалась убедить себя, что Нертову удастся ее найти.

— Пусть ему даже придется связываться с полицией, с Интерполом — он умный, хороший. Он все сумеет сделать, все будет нормально. А я должна ему помочь. Надо только время тянуть.

И девушка, как бы раздумывая, сообщила «Кубику», что знает только про один счет в банке, находящемся в Швейцарии. Но только все сведения у нее записаны на дискету. А дискета хранится в Питере, в банке и, к тому же, защищена паролем, который ей неизвестен. Нет, конечно, пароль выяснить можно: он состоит из цифр номера ее свидетельства о рождении. Так хотел отчим. А само свидетельство хранится дома у Даутова.

Наблюдая за медленно соображающим «Кубиком», Нина понимала, что тот сомневается в ее искренности, и поэтому стала убеждать бандита, что, дескать, согласна помочь все достать. Только не надо ее мучить. Изображать страх было легко. Скорее, девушка даже не играла, а искренне боялась, что собеседник не поверит. Тогда они просто начнут мучить. Или накачают наркотой.

— Главное, чтобы поверил, только бы поверил, — Нина лихорадочно несла всякую чушь, — что, как только она отдаст деньги, обязательно отдаст, так сразу же уедет куда-нибудь и о ней, Нине, никто никогда не услышит.

Наверное, бандит все-таки поверил, но, как решила девушка, был не в состоянии принять оперативно какое-нибудь кардинальное решение. Поэтому он, бросив: «Ладно, закончим позже», вышел из комнаты, а вместо него появился ухмыляющийся Макс. Он развалился напротив и смотрел на Нину, как кот на канарейку в клетке…

Франция — не Питер. Здесь темнеет рано, и Алексей уже плохо различал, что творится около дома, за которым он вел наблюдение. Борис куда-то запропастился, поэтому следовало поскорее вытащить Нину в безопасное место, пока не все бандиты собрались в этом гадюшнике. Нертов прикинул, сколько человек может быть в группе Бориса. По самым скромным подсчетам выходило, как минимум, человек шесть-семь. При нападении на дороге двое должны были с разных концов перекрывать путь, еще один — страховать место, наблюдая за трассой. Не менее двух человек непосредственно участвовали в нападении, вероятно, еще шофер какого-нибудь пикапчика. Не исключено и предательство Долговязого охранника. Но пока вся группа не была в сборе — во-первых, куда-то уехал Борис, а во-вторых, и наблюдатель, и водитель грузовичка очевидно были в другом месте.