Леонид Павлович, до которого, наконец, удалось дозвониться, пообещал сам приехать на улицу Чайковского. Теперь у Алексея осталось время, чтобы внимательнее ознакомиться с рукописью, как значилось в записке, позаимствованной неизвестным доброжелателем в квартире убиенного старлея милиции Тишко.

Впрочем, определенные догадки насчет личности «доброжелателя» у Нертова были. Он знал только одного человека, который мог бы столь пристально интересоваться Шварцем. «А Расков — ох, хитер, — думал Алексей, — и все-таки, как он умудрился сопоставить мой длинный рассказ со «свежим» убийством и к тому же еще «вычислить» казахского гостя»? Решив не забивать себе голову разгадыванием очередной загадки («Приедет Палыч — сам расскажет»), Нертов углубился в чтение.

Рукопись состояла из нескольких частей, каждая из которых была озаглавлена в духе той криминальной литературы, которой забиты все привокзальные киоски. Закрыв глаза, легко было представить себе очередного Меченного, Бешенного, Резанного, Долбанного и т. п. узколобого, но мышцевидного супермена, лихо расстреливавшего многочисленных недругов, а затем уподобляющегося быку-производителю в кампании с томными и такими же безмозглыми красотками. А фраза, подобная вычитанной в одном из таких «шедевров», «Он вошел в нее с разбегу прямо посередине комнаты и их потные мускулистые тела слились в немыслимом экстазе страсти» лейтмотивом так или иначе звучала чуть ли не в каждом новом произведении. Меченные, Бешенные, Долбанные были весьма плодовиты…

И Тишко-Шварц не блистал грандиозной фантазией. Его записки были озаглавлены «Операция Мстительного». Только либретто этого произведения, написанное на первых страницах, заставило Алексея отнестись гораздо более серьезно к труду графомана: в списке героев значились солдат Баев (Керимбаев-?!) и прапорщик Мстительный, временно скрывающийся на армейской службе от происков врагов.

Продираясь сквозь неровный почерк и многочисленные ошибки, Нертов все же уяснил содержание рукописи. Вкратце оно выглядело примерно так: супермен Мстительный, недовольный всем и вся, считая, что его талантов никто не ценит, а он способен вершить наполеоновские дела, вынужден служить в армии прапорщиком на должности зав. складом вооружения. Он ненавидит армейскую систему, считает всех тупыми, хочет самореализоваться, а заодно проучить нерадивых вояк. Порядок, считает он, должен быть наведен любой ценой и вступает в сговор с местными бандитами, чтобы бороться с ними «изнутри», занять лидирующее положение, используя дальше в своих целях. Бандиты говорят о готовящейся «разборке», но «супермен» сам устанавливает правила игры, которых никто не знает. Он — единственный вершитель судеб!

Мстительный предлагает убить главаря противоборствующей группировки. Для этого он хочет временно воспользоваться одной из винтовок, хранящихся на складе (ее никто из местной милиции не догадается искать у военных).

Прапорщик знает, что солдат Баев постоянно спит на посту. Ночью Мстительный проникает в свой склад (иначе винтовку выносить рискованно — могут увидеть). Баев спит. Зав. складом прихватывает из склада винтовку. Спрятав ее неподалеку от склада, он возвращается назад, чтобы замести следы и опечатать дверь. Баев просыпается и видит Мстительного, возящегося с замком.

Прапорщик набрасывается на Баева с упреками, говорит, что специально захотел проверить его. Потом смягчается и дает Баеву шанс, обещая, что никому не расскажет о случившемся, если тот будет нормально нести службу. Солдат, надеясь на то же, в нарушение правил караульной службы, не задерживает Мстительного. Но «Супермен» понимает, что надеяться на Баева нельзя, уходит с территории склада, прячется в лесу у дороги, где ждет, чтобы солдат сменился с поста.

Когда Баев с разводящим и еще одним караульным идут в караулку, Мстительный грозно выходит на дорогу и спрашивает солдата, доложил ли он разводящему о происшествии, упрекает Баева, что тот спал на посту, требует, чтобы нарушителя сняли с караула и говорит, что вместе с ними дойдет до караулки.

Мстительный снимает автомат с плеча растерявшегося Баева, говоря, что тот отправится на гауптвахту.

Тупые, по мнению Мстительного, перепуганные солдаты ничего не предпринимают, когда прапорщик забирает оружие, хотя по Уставу он это был не вправе делать.

Идет строй: разводящий, за ним — караульный, за ним — понурый Баев, у которого может накрыться ранний дембель. Несколько сзади и сбоку — Мстительный.

Прапорщик открывает огонь по смене. Двое первых падают. Тут у «супермена» клинит патрон в патроннике. Баев бросается к нему и прапорщик (ах, какой сообразительный!) «вырубив» ненадолго Баева, вкладывает в его руки автомат, а сам убегает: Теперь солдату никто не поверит!

Баев, очнувшись, в ужасе бежит по пересеченной местности с места убийства. Он понимает, что ему никто не поможет, знает, что кругом виноват, боится, что его тут же убьют и т. п. Он сбрасывает шинель, не чувствуя холода, но при минус сорока градусах долго не пробегаешь и прячется в запасном выходе караулки.

Когда Баева обнаруживают, Мстительный (опять очень гениально!) пользуется поводом и убивает его. Теперь все концы в воду. Тупой помощник военного прокурора, сунув свой побелевший от мороза нос, в сторону склада, откуда пропало оружие, получает выволочку от начальства и вылетает со службы. Винтовку теперь тоже можно не возвращать — все спишется на Баева…

История, описанная бывшим прапорщиком, слишком походила на правду, чтобы быть выдуманной. Нертов читал и ему казалось, что он снова в Дивномайске-20 на морозе уговаривает трясущегося Керимбаева не дурить и сдаться. «А про побелевший нос, — подумал Алексей, — этот графоман верно подметил. Сколько у меня тогда сопли текли? — Наверное, месяца полтора. Только про тупость — это зря. Про винтовку-то я практически сразу выяснил. Не убрали бы из Дивномайска — Тишко уже отсидел бы лет семь, если бы его, конечно, не расстреляли еще тогда»…

Визит Раскова тоже подготовил неожиданный сюрприз. Первый вопрос, который он задал, касался номера пропавшей некогда с военного склада винтовки.

«22–22» — Нертов, наверное, даже среди ночи вспомнил бы эти злополучные цифры.

— Так мы винтовочку-то нашли, — хитро усмехнулся Леонид Павлович, — я тут один повторный осмотр организовал. Ну, правда, с помощью миноискателя. Так вот, под полом в квартире Тишко тайничок был. А там и СВД эта в тряпочке. Так что, считай, клиентов твоих мы спасли. Как думаешь?..

Узнав о странной посылке, Расков хмуро почесал подбородок: «Кажется, я не говорил тебе, в чьем доме нашли убитого милиционера. Странно. Кстати, не помнишь, что там, в УК, говорится насчет должностного подлога и фальсификации доказательств»?

Нертову стало очень неуютно в мягком кресле и Леонид Павлович, взглянув на прячущего глаза собеседника, хмыкнул: «Считай, что я ничего не слышал. А вот осмотры повторные пользу приносят. Правда, пост милицейский у места убийства мы не выставили, ну да не беда: часа через три после моего ухода отсюда все еще раз поглядим. Там сарайчик, кстати, есть, на заднем дворе. Вот, около него, думаю, следует повнимательнее искать. Ты как считаешь»? И Расков снова хитро усмехнулся.

Затем старый оперативник и его бывший стажер долго беседовали, обговаривая схему взаимодействия, связанную с предстоящим задержанием убийцы. Тянуть с этим было нельзя: при связях и деньгах, которыми обладал «С.Б.Ц.», можно было запросто выйти сухим из воды. После ареста убийцы за его дело принялись бы самые скандальные адвокаты и, как это бывало уже не раз, любой, даже самый незначительный процессуальный прокол, мог стать поводом для развала всего дела.

Оба собеседника понимали, что с момента подписания в прокуратуре постановления об избрании меры пресечения до ареста «С.Б.Ц.» должно было пройти минимальное время — убийца до последнего момента не должен догадываться о грядущих изменениях в своей биографии. А меж тем ни Расков, ни Нертов не могли поручиться, что не произойдет утечки информации.