Значит, у Шварца могло быть лишь три возможности узнать о такой важной детали. Первая — оперативники и прочие, сразу же побывавшие на месте происшествия (либо составленные протоколы осмотра трупа и квартиры). Вторая — сам Шварц, неким образом попавший в квартиру раньше остальных. Ну и третья — некий симбиоз первых двух, тем более, если подозреваемый, и правда, связан с правоохранительными органами. А что это означало, было понятно и без лишних комментариев…

Итак, еще за несколько дней до разговора со старухой Алексей начал подозревать, что оборотень, кем бы он ни был, может быть причастен к убийству Македонского. Он сам выдал себя той деталью. Сообразительная бабуля подтвердила версию Алексея. Шварц и некто, поднимавшийся по лестнице в квартиру Македонского незадолго перед его незапланированным возвращением, были одним и тем же лицом. Только юрист пока не понимал, какая связь существует между его отцом и любовником Марины, почему один и тот же человек фактически участвует в убийстве обоих — в одном, уже свершившемся, и в другом, запланированном? Не суть важно, что убийство это он собирается осуществить не своими руками. Но он заставляет Марину действовать — опять же от имени кого-то. Значит, был некто третий, стоявший над всей этой схваткой: тот самый, кому была выгодна и смерть актера, и смерть директора завода. Чтобы разобраться в этой «Санкт-Барбаре» оставалось немногое: вычислить Шварца, да вытрясти из него все, что он знал. Гуманность методов, понятное дело, не предусматривалась: Нертов приготовился к тому, чтобы действовать в соответствующих ситуации понятиях. И вот сейчас Алексей был так близок к тому, чтобы узнать, кто же скрывается под этим именем, и — такой облом, — сказал он сам себе.

Он вновь с тоской посмотрел на Никитину. «Эх, Галина Михайловна, кончайте ломаться, выкладывайте все начистоту». Но вместо этого он посмотрел на часы, давая понять визитерше, что разговор исчерпан.

— А что дальше? — Никитина заволновалась.

— А дальше вы оставляете меня одного — с заданными вами загадками, — устало ответил Нертов.

Никитина встала, чтобы идти к дверям. Но, сделав несколько шагов, вдруг повернулась к нему и посмотрела умоляющим взглядом.

— Вы мне не верите. Но поймите, я и в самом деле ничего не знаю. Ни фамилии мальчика, ни мамашу. И как зовут милиционера, тоже не знаю. Ну, не называл мне его имени Александр Степанович! А я, само собой, и не спрашивала. Отделение — пожалуйста, назову. Вдруг это вам поможет…

— Нам! — Поправил Алексей. — Нам, Галина Михайловна. Как вы заинтересованы спасти своего бывшего супруга, так и мы — намерены разобраться в обстоятельствах смерти Македонского.

Никитина опять посмотрела на него виновато. И вновь как будто что вспомнила.

— Впрочем, — спохватилась она, — Александр Степанович описывал мне его внешность… И еще: когда муж говорил об этом человеке, то сказал, что у него и фамилия под стать. Мол, тихий, неприметный и белесый, из тех, кто шуршит да свое дело делает.

— Может Невзоров? — Усмехнулся Алексей.

— Ну, о такой бы Александр Степанович иначе сказал — это как раз фамилия заметная, — не откликнулась на иронию Никитина. — Давайте думать! Если белесый, то Белоусов или Беленький. Если тихий… Пожалуйста, готовы варианты: Тихонравов, Тихонов, Молчанов..

— В общем, лошадиная фамилия, — заключил Нертов, вставая из-за стола. — Но все равно спасибо.

— И что же вы будете делать? — Поинтересовалась Никитина.

— Пройдусь по этому отделению милиции, где, по вашим словам, служит этот злодей, поизучаю таблички на дверях. Глядишь, какая-нибудь фамилия и осенит…

— …Ну и дура ты, — в очередной раз повторила Катя.

— Почему я дура? — Вяло переспросила Марина. Полчаса назад она приняла ванну, съела тарелку горячего борща, приготовленного подругой, и сообразила, насколько хочет спать. — Как ты бы поступила, если бы была на моем месте?

— Не знаю, — честно призналась Катя. — Все равно, надо было его сегодня валить. Такого шанса больше не будет. Убить его в развалюхе, поганца. Менты не стали бы потом трубить тревогу на весь Питер. Иначе, объясняй потом, как он там оказался. А ты… Есть же дуры, которым везет, а проку от этого никакого.

Марина прекрасно понимала, почему подруга так раздражена. За десять минут до этого она закончила длинный рассказ обо всех событиях этого дня. Единственным слушателем был Борис и выслушал он молча. Зато потом он ненадолго уединился в соседней комнате с Катей и разговор у них получился резким. Пару раз Марине показалось, будто она слышала: «Надо бы тебя обратно на панель отправить! Это были ее проблемы. А ты могла и сама загреметь, и меня подставить!». Катя что-то отвечала, как думала Марина, о дружеском долге.

— Тебе обязательно надо ненадолго покинуть Питер, — решила Катя подруге после короткой паузы.

— Хорошо, покину. А дальше что? — Вздохнула Марина.

Не знаю, — еще раз ответила Катя после непродолжительной паузы.

— Зато я знаю, — вмешался неожиданно вошедший в комнату Борис, — собирайся. Поедешь со мной. А ты, — он повернулся к подруге, — сиди тихо и, упаси тебя Боже ляпнуть кому-нибудь о сегодняшнем дне…

Простившись с экс-женой Никитина, Алексей бросился к телефону: надо было срочно отыскать Арчи — ведь наверняка бывший оперативник мог бы что-нибудь подсказать или даже добавить к полученной информации. Однако оба его телефона и трубка молчали.

«Весть мир бардак…» — Ругнулся про себя юрист. Наобещав вплотную заняться его непростой ситуацией, Арчи вместе со своими людьми как в воду канул. Теперь же приходилось действовать на свой страх и риск.

План у Нертова был сейчас один, подсказанный повествованием бывшей жены Никитина. Конечно, надо было выдвигаться в это отделение милиции и каким-то непостижимым образом вычислять там оборотня-Шварца. Впрочем, несчастная женщина, сама того не подозревая, облегчила Алексею задачу: несколько раз она оговорилась, что подставивший Никитина человек был не просто милиционером, а оперативником. Оставалось только пробежаться по кабинетам угрозыска и ОБЭПа, где, видно, и обитал этот товарищ.

Путь на Васильевский остров в этот час дня был непростым испытанием. Машина Нертова застряла в пробке на мосту через Неву. Что ж, сказал он себе безо всякого раздражения, посидим да подумаем. «Шварц, понятное дело, кличка. Может быть, он на самом деле какой-нибудь Чернов — перевели когда-нибудь, еще в школе, его фамилию на немецкий, да так и ходит теперь, почему бы и нет, очень распространено? Или — Темнов, тоже подходит»…

Размышления были прерваны гудками сзади — зазевался, не заметил, что путь впереди уже расчищен. «Нехорошо, — подумал Алексей, — надо бы сконцентрироваться, а я что-то подраскис. Все в один день: похороны, Никитина со своими откровениями, а теперь поиск этого Шварца.

Дальше путь был короток — через десять минут он уже выходил из автомобиля, на всякий случай припаркованной не у самого отделения милиции, находившегося во дворах, а на улице. Ему бы не хотелось, чтобы этот человек, состоись с ним встреча, смог вычислить его потом по номеру на машине.

В отделение Алексей вошел обычным посетителем — мало ли кто может здесь бродить по коридорам, выискивая на табличках фамилию вызвавшего их по повестке оперуполномоченного или дознавателя, лицо которого им знакомо, а имя вот как-то не запомнилось? В холле первого этажа Нертов остановился у доски почета, несколько удивившись про себя, что сохранились еще со старых времен такие вот спасительные выставки лучших кадров. С фотографий на него смотрели близнецы-братья: все в погонах и все в усах, этом непременном атрибуте младшего офицерского состава, своеобразной визитке каждого опера, желающего выглядеть неотразимым гусаром. Алексей перебегал глазами от одной карточки к другой — как назло, каждый из отличников службы вполне мог сойти за того, кто был начертан на рисунке охранника, сделанном дома у Нертова-старшего. Он стал вчитываться в написанные мелким курсивом фамилии, еле различимые в полумраке холла. Сплошной монолит Ивановых-Петровых-Сидоровых — действительно, неприметные фамилии для неприметных людей. Вдруг среди них он заметил короткую, заставившую замереть. «Вот это номер»! — Ошеломленно констатировал про себя Алексей…