Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ты такая красотуля, – говорит Кияна, ласково поглаживая меня пальцем по щеке. – Как девушки, которых печатают во всяких там модных журналах, понимаешь?

Я не понимаю. Но все равно отвечаю ей чуть заметной улыбкой. Мне почему-то кажется, что так будет правильно воспринимать ее слова.

– Ни единого прыщика, – продолжает она. – Ни одного изъяна. Когда к тебе вернется память, ты должна будешь поделиться со мной своим секретом, милая.

И подмигивает.

Мне нравится, что она говорит «когда», а не «если».

Хотя я и не помню, чтобы кто-то учил меня смыслу этих слов, я прекрасно чувствую разницу.

– А эти глазки! – тихо восклицает она, придвигаясь ближе. – Никогда не видала глаз такого цвета. Прямо лаванда.

Кияна останавливается, задумывается и всматривается еще пристальнее.

– Нет. Фиалка. Точно! Фиалка.

Она улыбается, словно случайно раскрыла тайну, над которой все так долго ломали головы.

– Держу пари, тебя и зовут Вайолет[2]. Ничего не припоминаешь?

Я качаю головой, потому что, естественно, ничего не припоминаю.

– И ладно, – говорит она, одергивая простынки на моей постели. – Я все равно буду тебя так называть, пока не вспомнишь своего настоящего имени. Все лучше, чем Джейн Доу, верно?

Кияна делает шаг назад и смотрит на меня, чуть склонив голову набок.

– Чудо как хороша! Ты сама-то помнишь, как выглядишь, дорогуша?

Я снова качаю головой.

Она по-доброму мне улыбается. В уголках глаз резче обозначаются морщины.

– Тогда погоди-ка. Сейчас я все устрою.

Кияна выходит из комнаты, а через минуту возвращается с зеркалом овальной формы. Пока она подходит к моей кровати, в зеркале играет солнечный свет. А потом она ставит его вертикально передо мной.

Посреди тонкой розовой оправы появляется лицо.

Лицо, обрамленное длинными и прямыми русыми волосами медвяного оттенка. С гладкой золотистой кожей. С небольшим прямым носом. С губами в форме сердечка. С высокими скулами. И с огромными миндалевидными и действительно фиалкового цвета глазами.

И эти глаза только что моргнули.

– Да, вот ты какая, – сообщает она. – Само совершенство. Нет, ты точно была фотомоделью.

Но мне не совсем понятно, что такого она сумела разглядеть. Сама я вижу лишь абсолютную незнакомку. Лицо для меня совершенно чужое. И в глубине этих глаз таится шестнадцать лет жизни, которую, боюсь, я уже и не вспомню. Память как пожизненный заключенный в камере без окон. А ключ потерян в океане.

И я вдруг вижу в зеркале, как на отраженных в нем глазах набухают фиалковые слезы.

Глава 2

В кадре и за кадром

«Завеса тайны продолжает окружать трагическую судьбу рейса номер 121 компании “Фридом эйрлайнз”, который вчера вечером потерпел крушение над Тихим океаном, вылетев из международного аэропорта Лос-Анджелеса, чтобы совершить беспосадочный перелет в столицу Японии Токио. Специалисты продолжают круглосуточную работу с целью установить личность единственного выжившего в катастрофе пассажира – шестнадцатилетней девушки, обнаруженной на поверхности воды среди обломков самолета и оставшейся практически невредимой. Врачи медицинского центра при Калифорнийском университете, где оказывают помощь пациентке, подтверждают, что она страдает амнезией и ничего не помнит о своей прошлой жизни. При девушке не было обнаружено никакого удостоверения личности, а полиции Лос-Анджелеса пока не удалось найти совпадений ее отпечатков пальцев или анализов ДНК ни в одной из имеющихся баз данных. Согласно информации, опубликованной Федеральным авиационным агентством сегодня утром, она не путешествовала вместе с другими членами своей семьи и до сих пор не поступало никаких заявлений о пропаже человека с описанием ее внешности.

Руководство медицинского центра совсем недавно распространило для прессы первую фотографию девушки в надежде, что кто-либо располагающий информацией о ней свяжется с властями, которые высказывают сдержанный оптимизм по поводу…»

Я неотрывно вглядываюсь в собственное лицо, появившееся в тонком черном прямоугольнике, висящем прямо над моей постелью. Кияна называет устройство телевизором. То, что я этого не знаю, вызывает во мне еще большую тревогу, потому что, по ее словам, такой аппарат есть практически в каждом доме по всей стране.

Доктора утверждают, что кое-что я просто обязана помнить. Хотя мои личные воспоминания «временно утрачены», я тем не менее должна узнавать предметы повседневного пользования и, возможно, имена знаменитых людей. Но они мне не знакомы.

Я знаю слова, города и числительные. Числа мне особенно нравятся. Только они сейчас представляются реальными, в отличие от всего остального. Они конкретны. У меня есть возможность зацепиться за них. Я могу не помнить собственного лица, но твердо знаю, что цифры от одного до десяти остались такими же, какими были до того, как я потеряла память. В какой-то период моей стертой теперь жизни я должна была заучить их. И это самое близкое ощущение к воспоминанию, какое только мне сейчас доступно.

Я считаю, чтобы хоть чем-то себя занять. Чтобы заполнить зияющий пустотами мозг. С помощью подсчетов мне даже удается самой создавать факты. То есть обновлять скудный список вещей, о которых я хоть что-то знаю.

Я установила, например, что некий доктор Шацель заходит в мою палату ровно один раз в пятьдесят две минуты, а при каждом третьем посещении непременно держит в руке чашку кофе. Я знаю, что комната медсестер располагается от моей палаты на расстоянии от двадцати до двадцати четырех шагов в зависимости от роста той, кто находится сейчас на дежурстве. Я заметила, что женщина – телевизионный корреспондент, которая стоит спиной к зданию международного аэропорта Лос-Анджелеса, моргает со скоростью пятнадцать раз в минуту. Но это меняется, когда ей приходится отвечать на очередной вопрос мужчины-ведущего из студии. Тогда она начинает хлопать ресницами на 133 процента чаще.

И я знаю, что Токио – город в Японии – это очень далекое место, чтобы шестнадцатилетняя девочка путешествовала туда одна.

Кияна входит в мою комнату и хмурится, глядя на телеэкран.

– Вайолет, детка, – говорит она, нажимая на кнопку внизу телевизора, отчего мое лицо меркнет и исчезает, – не стоит без конца смотреть новости. Это тебе вредно. Ты можешь только еще больше расстроиться. Кроме того, время позднее, а ты уже много часов бодрствуешь. Почему бы тебе не поспать немножко?

Но я упрямо жму на кнопку небольшого черного прямоугольника, лежащего рядом с кроватью, и мой образ вспыхивает на экране вновь.

Кияна при этом громко и мелодично хохочет.

– Кем бы ты ни оказалась, мисс Вайолет, с тобой, как я погляжу, не соскучишься!

Как раз в этот момент телевидение показывает кадры, снятые на месте катастрофы. Экран заполняет изображение огромного закругленного обломка с овалами иллюминаторов в ряд. Камера медленно, буква за буквой, демонстрирует эмблему и название авиакомпании, написанное сверху: «Фридом эйрлайнз». Я подаюсь вперед и внимательно изучаю его, вглядываясь в каждый изгиб красно-синего шрифта. Мне хочется убедить себя, что он мне знаком. Я жду, что где-то в потаенном уголке моего мозга вдруг сверкнет осознание значения этих букв. Но ничего подобного не происходит. Как редкие осколки моей фрагментарной памяти, этот обломок остается всего лишь частью того, что прежде было единым целым. Чего-то обладавшего смыслом. Имевшего назначение и свою функцию.

А сейчас это лишь обрывок большого изображения, которое мне никак не удается восстановить.

С глубоким вздохом я снова откидываюсь на подушку.

– Что, если никто не придет? – тихо спрашиваю я, все еще немного пугаясь непривычного звука собственного голоса. Ощущение такое, что слова произносит кто-то другой, а я лишь открываю рот.

Кияна поворачивается и смотрит на меня с удивленным прищуром.

вернуться

2

Имя, созвучное английскому названию фиалки.

2
{"b":"544855","o":1}