– Наверняка прежде я знала об этом.

Коуди качает головой.

– Кредитная карта – это кусок пластика, который заменяет наличные деньги. По ней отслеживаются все расходы, а в конце каждого месяца ты возвращаешь банку одолженное. Клянусь, у меня такое чувство, будто я снимаюсь в малобюджетном фантастическом фильме. Ты уверена, что не инопланетянка?

– Едва ли это возможно.

– А жаль, – смеется он. – Это многое бы объяснило, верно?

– Почему же?

Коуди трет пальцем свои кустистые светлые брови.

– Не будем сейчас об этом. Мне нужно сбегать в туалет. Жди меня здесь и никуда не отлучайся, договорились?

– Договорились, – киваю я.

Он указывает на оранжевое пластмассовое кресло у меня за спиной.

– Садись сюда.

Я подчиняюсь.

– И не двигайся с места.

Я вижу, как он скрывается за дверью с нарисованным силуэтом мужчины, а потом начинаю осматривать зал ожидания, считаю людей (одиннадцать) и количество таких же кресел, в каком сижу я (сорок восемь).

Ко мне подходит молодая темноволосая женщина и спрашивает, не знаю ли я, когда здесь делает остановку автобус на Сан-Франциско.

– В пять сорок пять, – сообщаю я.

Кажется, мой ответ ее приятно удивляет.

– Вы тоже туда едете?

– Нет. Мне нужно в Лос-Анджелес. Но я прочитала расписание.

– Вы там живете?

– Возможно, – отвечаю я, но, сообразив, что мой ответ прозвучал, должно быть, двусмысленно, спешу добавить: – Там живет моя семья.

Я прибегаю к обману всего лишь во второй раз. Впервые я сказала неправду, когда заверила Хезер, что юноша у супермаркета просто узнал меня из телевизионных новостей. Мне постепенно становится понятно назначение лжи. Это своего рода защитный механизм.

– Рада за вас, – говорит женщина. – Вы из Португалии или Бразилии?

Вопрос ставит меня в полнейший тупик. Почему она считает возможными только эти два варианта? Быть может, я похожа на уроженку Португалии? Или Бразилии? Но тогда почему никто не упоминал об этом раньше?

– Я не совсем вас понимаю, – начинаю я.

Мне хочется подробнее выяснить, почему она высказала такие непонятные на первый взгляд предположения, в надежде получить хотя бы намек на свое происхождение, но такой возможности мне не дают. Кто-то с силой тянет за мой рукав. Это Коуди вытаскивает меня из кресла и уводит в дальний конец зала.

– Послушай, – говорит он очень серьезно. – Во-первых, избегай вступать в контакты с незнакомыми людьми на автовокзалах. Говорят, это может быть небезопасно. А особенно… особенно, если принять во внимание твой нынешний статус знаменитости.

– Но она всего лишь спросила меня про автобус на Сан-Франциско.

– А во-вторых, – продолжает Коуди, не обращая на мои слова никакого внимания, – и это, вероятно, в данных обстоятельствах даже важнее, объясни, где ты научилась говорить по-португальски.

– Не понимаю, о чем ты.

– Как же не понимаешь, если я сам слышал?

– Что слышал?

– Как ты разговаривала на португальском языке, – поясняет он слегка возбужденно. – Как раз с той женщиной.

Я через плечо огладываюсь на молодую даму в синем платье. Она уселась в кресло, которое только что освободила я. Я вспоминаю наш с ней короткий разговор, и вдруг в моей памяти он всплывает в совершенно ином звучании:

– Voce sabe quando o onibus para Sao Francisco chega?

– Cinco e quarenta e cinco.

– Так я говорю по-португальски? – тупо повторяю я вопрос, заданный мне Коуди.

– По всей видимости.

Я задумываюсь, что бы это значило. Где я могла выучить язык? Быть может, я там когда-то жила? Или я вообще родом из Португалии или Бразилии, как предположила женщина? Не в этом ли причина, что за мной никто так и не приехал? Просто потому, что я живу в другой стране?

– Когда я был совсем маленьким, у меня была нянюшка из Португалии, – сообщает Коуди. – Она могла бесконечно смотреть по телевизору бразильские сериалы.

– А ты не думаешь, что я сама могу быть оттуда? – интересуюсь я.

Коуди пожимает плечами.

– Наверное, все возможно. Но ты говоришь по-английски без малейшего акцента. Так что даже не знаю, что и думать.

Вот и я тоже. Я отмечаю этот инцидент в памяти, добавляя его к очень медленно растущему списку информации, которая становится мне известна. Проблема в том, что пока ее элементы не выстраиваются хотя бы в подобие логической цепочки.

Например, какая может быть связь между португальским языком и моим кулоном? Или татуировкой на запястье? Или юношей, который утверждает, что хорошо меня знает?

– Я непрерывно узнаю о тебе все больше интересного, – говорит Коуди, и в его голос возвращается та примечательная интонация, которую я уже замечала прежде.

– Как и я сама.

В этот момент громкий голос из динамиков у нас над головами сообщает о прибытии автобуса номер 312, следующего в Лос-Анджелес.

– Это наш рейс, – подтверждает Коуди. – Что ж, не продолжить ли нам путь в поисках утраченной тобой памяти?

Через большое окно я наблюдаю, как серебристо-синий автобус с шумом останавливается у края тротуара. На его борту нарисована собака. Она бежит. Куда? Мне этого знать не дано.

Да и знает ли она сама?

За лобовым стеклом прикреплена табличка с надписью: «Лос-Анджелес».

Это всего лишь начало, понимаю я. Но сейчас мне трудно ожидать чего-то большего.

– Да, – отвечаю я Коуди. – Поехали.

Автобус едет совсем не так плавно, как автомобиль из больницы. Его раскачивает, а в салоне стоит непривычный запах. И нет кнопок, чтобы опускать или поднимать стекла. Как только мы усаживаемся на места, Коуди достает свой телефон, и у меня поднимается настроение. Я воображаю, что он собирается продолжить мое знакомство с Интернетом. Но вместо этого он держит трубку близко к лицу и начинает с невероятным увлечением водить пальцем по дисплею, заставляя перемещаться маленькие фигурки животных.

Я некоторое время смотрю вперед, а потом позволяю себе закрыть глаза.

Но как только я это делаю, он тут как тут. Юноша. Его губы тронуты легкой улыбкой. И он смотрит на меня с нескрываемой мольбой.

Значит, ты все-таки помнишь… По крайней мере, какая-то часть тебя помнит.

Я тут же распахиваю веки. Смотрю на спинку сиденья, расположенного передо мной. Синяя обивка. Откидной столик. Сетчатый кармашек. Я стараюсь отвлечься, подсчитывая число волокон в сетке, но это не помогает.

Мои мысли все еще блуждают. И неизбежно возвращаются к нему, к его звучному спокойному голосу, которым он произносит тревожащие душу и даже пугающие слова. Жаль, что подтвердить или опровергнуть сказанное им нельзя с той же легкостью, с какой я нашла решение проблемы Гольдбаха. Всего лишь набор формул на белой доске. Точность в расчетах, и дело сделано. Итог в овале. Опровергнуто. Можно двигаться дальше.

Но так не получится.

Вот и приходится преодолевать на автобусе 175 миль, чтобы найти кого-то, кто опроверг бы то, что сама я опровергнуть не в состоянии.

Быть может, тогда оно прекратится – это ощущение, возникающее каждый раз, когда перед моим мысленным взором появляется его образ. Оно зарождается где-то внизу моего живота и быстро распространяется. Делается острее с каждой секундой. А если я фокусирую внимание на его глазах, чувство становится просто невыносимым. Это как болезнь. Зуд под всей моей кожей. Спазмы в каждой мышце.

И хуже всего, что я не понимаю природу этого явления. Я не могу подобрать определения для него. Ведь не может все объясняться просто тем фактом, что я девушка, а он парень? Это ведь никак не отнесешь к элементарной биологической, гормональной реакции на представителя противоположного пола, которую мне почему-то не удается контролировать.

В таком случае я бы испытывала те же ощущения, находясь рядом с Коуди. Он тоже юный мужчина. Но когда я поворачиваюсь и смотрю на него, вглядываюсь в подсвеченное дисплеем телефона лицо, чувство полностью пропадает. Я стараюсь вглядываться внимательнее, дольше. Жду, чтобы оно вернулось. Но ничего подобного не происходит.