Но подобное было испытано другой женщиной не раз - сколько же было мужчин? Новое: когда этот завершил дело, Та Циан показалось, что она вбирает в себя не одну душу, как раньше, не одно семя - всю его плоть и кровь без остатка. И исторгает всего же - но совершенно иным.

Когда оба разлепились и улеглись лицом к лицу, Тангата произнёс, чуть запыхавшись:

- Вы правы. Так я и хотел с ним, но у него сильная воля. Хотя у вас явно не меньше.

- Куда больше. Хватает на то, чтобы подчиниться и не делать из этого проблемы. И в придачу - на небольшое психическое внушение.

- Но страшно было. Как присутствовать на операции. Правда.

- Или на допросе второй или третьей степени, верно?

- Верно, А ещё говорят, что наслаждение. Потворство похотям, прихотям, Не знаю, чему ещё.

- Во всяком случае, пытку ты выдержал достойно. Мужественно. Как говорится, единственный достойный мужчина в округе - и тот гей.

- А теперь суд?

- Нет. Суд был негласным и длился всё это время. Слушай приговор.

Та-Циан приподнялась на локте:

- Сейчас мы оба оденемся и уйдём, чтобы больше не видеться. Я тебя отдам - любовнику, который с гарантией не увидит твоей наготы, потому что слеп от рождения и чувствует мир совсем иным способом, чем остальные. Его бросили навсегда, он смирился. Тебя станут ждать на здешней стороне - упорно и, полагаю, напрасно. Ибо если ты преуспеешь в своих утешениях, тебя не отпустят, а если не справишься, то ждать окажется некого.

- Так отдают раба.

- Верно. Это тебе в наказание. Принимаешь?

- Да. Я доверился вам, доверюсь и Оддисене. Все мы смертники, а мысль о том, что кто-то при случае заменит мою грязную смерть на чистую, - скорее приятна.

"С тем мы и разошлись.

Теперь итоги, которые чётко проявились к моему уходу в иные края. Идрис с готовностью принял живой подарок. Он был увлечён Камраном, почитал меня, а теперь ему был нужен тот, кто бы служил кумиром. Существует неисчислимое множество граней любви.

Тангата успешно избывает недуги и печали рядом с новым господином - думаю, вовсю наслаждается своей личной деструктивностью. Такелаж у него всегда был в порядке - и бегучий, и стоячий; прочая оснастка тоже оказалась под стать. Кстати, в Степном Братстве у него появился небольшой, но реальный чин - как я и подозревала, в нём оказалось куда больше крови Лилит, чем необходимо для продвинутой постельной игрушки.

Рейнмен, лишённый утехи, работает на Оддисену под воздействием стрекала. То бишь в надежде на случай, которого, по правде говоря, желает всё меньше - былой любовный пыл перешёл в разряд романтической фантазии, а выворачивать Великий Динан наизнанку с помощью математики и возвращать назад, заметно улучшив, - задача, которая с гарантией поглотит любого. "То одно довлеет: все роды мук сей труд имеет".

Все трое, образно говоря, вышли из Вард-ад-Дунья науки и поселились в Вард-ал-Эхирату страсти. Из ближнего мира - в горний".

Теперь, заключила Та-Циан, осталась лишь одна совсем небольшая проблема. Она кое о чём обмолвилась, не особо осмысляя. Что знаменовало образное наличие зеркал в Селете - присутствие Братства или отсутствие вампиров?

XX. ВЫНОС МОЗГА СОСТОЯЛСЯ В ПОЛДЕНЬ

Юноши приблизились почти незаметно для неё, стали по обеим сторонам кресла, облокотившись на высокую спинку. О Терги, они уже совсем закрепились во взрослых телах и не выглядят ни детьми, ни зверятами, ни ссохшейся губкой. Прекрасные эфебы, созревшие для любви.

- Как красиво звучит ваша повесть. Так вы взяли кинжал? - спросил Дезире. - Пустили в ход?

- Смотря в каком смысле. Я ведь здесь и живая.

- Мы тоже, но это почти ничего не значит, - улыбнулся Рене. - И прозвучал один намёк.

- Положим, не совсем на то самое, - Та-Циан подняла бровь. - В смысле налагания на себя своих же рук. Меня ведь признали госпожой: во всяком случае, своих действий. Клинок, большой или малый, - знак всеобщий, силт - только для трёх восточных провинций. К тому же в Эро не любят множить смыслы без надобности: острая сталь - знак власти и знак её конца, и довольно с неё.

- Так Керм предложил вам стать магистром - со всеми вытекающими последствиями? - настаивал Дезире.

- Жест, который он сделал, и мой встречный - были амбивалентны, как очень многое в Эро. Я могла взять нож прямым хватом, словно домохозяйка, которой надо нарезать мясо. Обратным - чтобы ударить оппонента в полную силу. Могла направить остриё в сторону Керма или себе в грудную кость. Поцеловать навершие. Но какой иероглиф означает клятву и принятие высокого имени - я лишь догадывалась. Если он вообще был.

Та-Циан приподнялась с места:

- Заговорились мы с вами. Вернее, замыслились. Замылились, как кони на скачках. Если по кофейку, как раньше?

- Раньше это у вас было "по кофейку", а мы пили совсем другое, - ответил Рене. - Сейчас боимся, по правде говоря: и так подсели по-крупному, но хотя бы с возможностью возврата.

- Правда-правда, - подхватил Дезире. - Спасибо ещё, что главы про степь вышли заумные и скучноватые. Не затянули в себя.

- А в наказание мне теперь турочку стеречь, чтобы кофе на плиту не удрал, - со слегка комическим недовольством ответила Та-Циан. - Ладно-хорошо, соблюду. Только вы и впрямь не лезьте мне на шею. К моей шее, точнее говоря.

Жаловалась она не совсем напрасно: у компаньонов с их абсолютным нюхом напиток получался отменный.

- Так что же именно вы сделали с тем клинком? - Рене прицепился к хозяйке, не успела она усесться на прежнее место, прихлёбывая кофеёк из пол-литровой фаянсовой купели.

- Вот ведь...! Да по сути ничего, - всё внимание Та-Циан сосредоточилось на том, чтобы не наглотаться гущи, даже глаза опустила в чашку. - Приняла и в тот же миг вложила обратно в ножны, слегка по ним похлопав: "Мне чужого легенства не надо, мне моё личное магистерство подавай". То есть я такого совсем не говорила. Даже не очень думала - человек я скромный, когда некому меня видеть. Но ради чего номинальный правитель одного тайного общества внедряется в другое, как не с целью связать оба? Как это предпринял Керм - если он во времена моей бурной юности уже был в чине.

Похоже, в этой точке моих размышлений я глянула на аньду как-то особенно, потому что Идрис тотчас сказал:

- Отец считает, что ваше Братство лишь потому отнеслось терпимо к его будущему преемнику, что за ним стояла Та-Циан Тергата. На свой лад, разумеется. Не вмешиваясь и даже не изображая присутствие.

- То есть потому, что в Степи она была заложницей Оддисены и даже не подозревала об этом? Оттого не смогла бы вовремя себя защитить? - сказала я спокойно.

- Драгоценные камни берут в счёт долга не для того, чтобы их разбить, - ответил Барс. - Вот переплавить оправу на современный лад - это возможно.

Иначе говоря, можно извлечь из меня конкретную пользу в возникшей не так давно ситуации.

"Однако был ещё один оттенок - если вы, друзья, удостоились читать "Пера Гюнта". Там в конце возникал такой Пуговичник, который переплавлял души, не годные ни в рай, ни в пекло. Хотя вряд ли и то, и другое само годно для кого бы то ни было. Надежда непременно перенести на тот свет ближнюю жизнь в улучшенной редакции (то, о чём мечтается всем уповающим) тождественна стремлению затащить в рай свои нестираные портянки. Оттого грешники в аду чувствуют себя на своём месте, праведники в раю - далеко не обязательно. Рай, должно быть, полон неизжитых комплексов...

"Какой надо быть непроходимой сволочью, чтобы хотя бы помыслить христианский ад, да и рай тоже, независимо от того, мыслят ли тебя сами они. Не говоря о том, чтобы в него поверить и убедить паству соревноваться за угретое место", - писала Татьяна. Но что уж такого фатального в переплавке, добавляю я?"

- Не надо источать такой сарказм, - попеняла мне Ани-Рена не за мысли, которые вы могли бы нынче прочесть, - за слова о заложнице Горного Братства. - В тебе сошлись упования обеих сторон. Ты многолика. Оддисена метит на твои военные и политические таланты, ведь хороший полководец - прежде всего политик. Хрустальному Братству нужна служительница Тергов, то есть в какой-то степени человек искусства, интеллектуал и снова политик, тонко чувствующий чужую ментальность. К этим двум сторонам стоило бы прибавить и третью.