Когда Рейна затянули в кабинет, она изумилась - настолько он казался не соответствующим играемой роли. Не более чем Керм, который вошёл следом. Большеголовое тело с короткой шеей и разворотом массивных плеч, - он с первого взгляда не сопротивлялся своим спутникам, не делал никаких особых движений, но всё равно куда больше походил на чушку серого чугуна, чем на утончённого интеллигента в третьем поколении. Про человека с застарелым синдромом Аспергера вообще речь вести не приходится. Рыж, как фольклорный ирландец, с ног до головы увит татуировкой, словно заслуженный якудза (тёплую куртку и сапоги с него сняли, а строгий костюм не мешал любоваться на разрисованные запястья, щиколотки и шею), в мрачно-синих глазах играет сумасшедшинка. "Лицо растиражировано десятками научных журналов, а совсем на себя не похоже, - улыбнулась в душе Та-Циан. - Приятно".
- Да хватит его буксировать, - сказала вслух, не сходя с места напротив двери. - О Всеблагой, вот захочешь в кой-то веки раз пообщаться с умным человеком, а он тут же начинает вести себя как последний идиот. Может быть, оттого, что в квартире не нашлось домашних тапок нужного размера?
Любой бы не выдержал такого разворота беседы - хихикнул, сбрасывая напряжение. И хорошо, что мы не понимаем шуток, как нормальные люди. Причём хорошо весьма.
- Садитесь, - указала на современное кресло стиля "упади - не встань". - Исходим из того, что вы прекрасно информированы о том, кто есть Та-Циан Эле-Стуре Кардинена, даже без предъявления мною паспорта. То же можно сказать обо мне. Белый Лис Конца Света - так ведь вас студенты зовут? Поэтому, полагаю, никаких прелиминарий не потребуется.
Ни ответа, ни привета. Он чуть повозился, устраиваясь, как в люльке, потупился и застыл намертво. Что же, у гениев нередки трудности с коммуникацией.
- Студенты с вашей подачи собирали подписи под петицией - чтобы хоть что-нибудь предпринять. Но подлинного азарта не проявили. И тогда вы раздули шумиху. Так, не очень большой, но достаточный костерок. Сделали всё, чтобы на вас вышли реально могущие помочь. Верно?
Рейн напрягся, вскинул голову.
- Я не стану допытываться, какие отношения возникли между вами и Тангатой Камуи, - тем более копаться в чувствах. Только предположу одно: если мы займёмся вызволением мальчишки и преуспеем, вы никогда больше его не увидите. Поставим печать и отдадим другому. Вам будет тяжелей: в дурке всё-таки бывают приёмные дни и всякие послабления. Вы согласны?
- Зачем такое условие?
- Даром мы на вас работать не обязаны. Не отвечать на ваш вопрос имеем право. Но умному я дам наводку на смысл. Юношу понадобится выводить из зоны влияния господина Марэма Гольдена, а она не имеет чётко очерченных границ.
Та-Циан скупо улыбнулась своим мыслям:
"Своего рода тест. Если бы ответил нам отказом - проявил себя близоруким собственником. Дело не в страсти, которую считают идущей против естества. И не совсем в любви - хотя она уж точно не говорит языком эгоизма. Но Лис согласился".
Да. Подумал совсем немного, ответил:
- Пусть будет так. Если человека нет, его нет нигде. Если он есть где-то - он есть в мире. Время - не вечность, оно проходит.
- Марэм-ини тоже, - проговорила я себе под нос. - Весь вопрос, что пройдёт быстрее, время или пространство.
- Какое пространство - между желанием и исполнением? Или загонщиком и дичью? - спросил Рейналт.
- Довольно, - ответила Та-Циан. - Мы поняли друг друга, и ни к чему сотрясать воздух далее.
"Я схитрила тогда, - сказала она чётко. - Моё настоящее условие означало примерно следующее: "Братство Зеркала не может стопроцентно поручиться, что юноша не успеет наложить на себя рук. Так что не извольте на нас пенять". Вот такие три "не". Всё остальное Рейн понял с полунамёка: именно что с него требуется свалить обоих злых дядек, которые навязли в зубах не одной Оддисены, и их с пареньком будущие амуры связаны с поручением напрямую. Но не обещаны на все сто процентов. Потому как тёмное дело - эти амуры: с чего бы Тангате вообще нарываться на гибель?"
Заглазно такие вещи не решишь, продолжила Та-Циан. Процедура изъятия разработана Братством до тонкостей. Прежде всего, объект надо похитить из узилища, но вначале с подменой: есть стратены-актёры, которые на несколько дней могут притвориться кем угодно. А там исчезают плавно и без следа, пуская погоню по ложному следу. Иногда вообще умирают - и делают ручкой прямо на рельсах, ведущих в крематорскую печь. Обслуга ахает, скрепы лопаются, гроб как ни в чём не бывало едет к месту назначения.
Чудо метаморфизма? Не меньшее, чем зримое воплощение бальзаковского парадокса. Помните - китайский мандарин, которого убивают за пять тысяч миль, шевельнув кончиком пальца. Компьютерная сеть в умелых руках способна и на большее: а как уж наш Рейналт исполнит свой номер, понуждаемый стрекалом, нас пока не касалось. Таланты нашего суперкомпьютерщика были куда значительней, чем видимость. В конце концов, то была его давняя мечта: стать осой-наездником в теле правительства.
А его заветный залог тем временем устроили в эркской деревушке, которая погрязла в снегах, льдах и зеркалах.
"Почти поэзия, однако".
Татьяна рассказывала. Незадолго до краха рутенской перестройки её вызвали в Киргизию, в один из кишлаков на Памире: заезжать жеребца. Там держали ахалтекинцев не под седло, а для красоты, и не выпасали, а сажали на цепь, как собаку, чтобы гулял коняка посреди двора и грыз воров смертным боем.
Так что кони были совсем дикие. Люди - тоже в этом роде.
Горный кишлак на всё долгозимье терял связь с низлежащим миром. О том, что народная власть была да сплыла, здесь подозревали, но смутно: жеребец по кличке Шайтан был отчётливо байский. Властелин селения, однако, был дядя свойский, роскошью не блистал - радио только одно, ламповое, книги - в свитках, в каждой каморке по одному-единственному эрсаринскому ковру и по женщине на нём. Молодки были простодушны, как дети: когда Татьяна мылась, подглядывали, всё ли у русской красавицы, "аймактык айым" как у людей или иначе.
К какому выводу они пришли, неизвестно. Однако их мужчины, большие любители набирать гарем, шибко к Татьяне приставали. Один подловил прямо на извилистой горной дороге, хватал руку с поводом, хотел даже взять Шайтана под уздцы. Только всадница резко двинула конём к обрыву - тот и сорвался с тропы неведомо куда.
Скрывать Татьяна ничего не стала и сама удивилась, что в кишлаке приняли всё как должное. Так крепко знали: дурной человек долго не живёт.
Похожие нравы были и в Селете, разве что всякий раз кончались с открытием торного пути, маскируясь под привозную культуру. И мобильная связь здесь была помощнее: деревья ведь те же сетевые башни, если приглядеться. И учесть глубинную природность малого лесного мира.
За тогдашней Та-Циан Тергатой разучились вести слежку и те, и эти - имели горький опыт, её личная гвардия работала не на контору, а конкретно на человека. Да и что такого: родню отправилась навестить.
Тангату и его спутников поселили в таком же точно доме, какой занимала большая семья Тати: самого в высокой горнице, остальных в подклете, чтоб им за лестницей следить. Он легко освоился, был непредсказуемо искусен и слегка печален. Всё это озадачивало деревенских - приобыкли, что у чужанина обе руки левые, да и те из жопы растут. А скотину зимой обихаживать - это не один хлев чистить, а и на воле приглядывать: полудикая она, верней, только наполовину домашняя. Ночью под одной кровлей с хозяевами спит-кормится, днём на морозец выгоняют, чтобы погуляла да, если доведётся, от лютых побегала. И лесному зверю с того какой-никакой прокорм, и домашнему азарт, и весной-летом останутся те, кто здоровей и удоистей.
"Что печален - понятно: ждёт, - поняла Тергата. - Что сходу вникает в деревенские премудрости - удивляет, но знакомо. Притом кто может примерить на себя чужое детство? Кажется, он вообще из "всехных деток" - тех, кого всем миром питают. "Сарысурат", желтолицые землячества, по умолчанию все сплошь аристократы, но ведь оседали на морском побережье в основном беглые матросы и дельцы авантюрного склада".
