Уровень комфорта в моей комнате зашкаливал. Представляете, здесь был тёплый пол, по совместительству - кондиционер. Никаких старорежимных каминов: я, кстати, была бы не против, зима в этих краях, как водится, наступала каждую ночь. Отхожее место и душ были свои, причём особо эффективной конструкции: что-то масляное, что-то пескоструйное. Воду здесь ценили. Не надо смеяться: если вся античная Греция умащалась жирными благовониями и потом счищала их скребком, то вся почти Сухая Степь очищалась под резким крупитчатым ветром.

Что бы там ни было завтра, послезавтра и в нынешний вечер - я с удовольствием обустраивалась на новом месте. К базовым трём цветам - кто навязал невидящему Идрису такую лаконичную гамму? - присовокупила арчу, эбен и сандал, более мягкие оттенки и нежные, тёплые запахи. Беспризорной, слегка потёртой мебели в доме оказалось немало. Оттого я со всей решительностью заявила, что как ни полезно для позвоночника, но сидеть в позе лотоса и спать, раскинувшись как на базарной площади, больше не хочу. Во время поисков кресла с кроватью и общую планировку заодно проверила. И характер держательницы дома: отвечала мне учтивостью на учтивость, позволяла выбрать. Что слегка настораживало.

Самым примечательным местом в особняке показалась мне кухня. Она располагалась в высоком цокольном этаже, её печи составляли единую систему с отопительными котлами и отдельным водопроводом, окна были забраны прочной решёткой, а главенствовали здесь повара-мужчины. Последнее в исламском мире далеко не редкость, однако вкупе со всем прочим оставляло впечатление укреплённой домашней твердыни. Еда была, кстати, очень вкусная: такого хумуса, бастурмы и фруктового пилава я не едала, похоже, с юности и подумала, что была бы не прочь пересидеть здесь осаду, временами стреляя по чужим ногам из допотопного самострела. Да и для мирных вылазок на природу здесь недурно: всегда отыщешь, за какими кустами побродить.

Сады в Вард-ад-Дуньа разводят роскошные, почва словно торопится выгнать из себя жизнь. Наш не был исключением: чуть сойди с тропы - трава начинает путаться под ногами, свод ветвей над головой сомкнут так тесно, что солнечный свет кажется зелёным и от любого порыва ветра мерцает, цветов не так много, но в каждом - великолепие всех ему подобных.

И вот что меня слегка удивило - кошки и собаки совершенно дворняжного склада, то есть без самомалейшего налёта какой-либо породы. Их было очень много - что называется, кругом ими устлано. Прохлаждались в тенёчке или безмятежно принимали солнечные ванны - причём безо всякой борьбы видов, вперемешку. У каждого пса была своя кошка, у кота - своя собака, чаще разнополые, но встречалась и гомогенность. Удивительно? Ничуть. Когда говорят, что эти два отряда любимцев могут мирно сосуществовать, это верно. Однако забывают добавить - внутри одного семейства. А в последнем случае - не "могут", а "непременно будут". Особой дружбы, может, не получится, структура взаимоотношений не предусматривает ни особых сантиментов, ни равенства. Главенствует в группе старший, раньше укоренившийся, обладающий более яркой харизмой и нахрапистостью - словом, всё как у людей. Весьма часто таким лидером бывает кошка. Однако в саду нашей досточтимой матушки надо всем и всеми главенствовал здоровенный старый пёс по кличке Рахбим. Около метра в холке, поросший клочковатой серовато-седой шерстью, жесткоусый и бровастый, он напоминал ирландского волкодава этакой неряшливой мужественностью.

Вот с ним и было связано нечто, скажем так, непонятное.

Мне, в отличие от большинства живущих, всегда везло оказаться в нужном месте и в нужное время - или само мироздание аккуратно ко мне подстраивалось. Хотя, с другой стороны, почём знать, как бы пошли дела в иной пространственно-временной ветке?

Кстати о ветках. В одном из дальних углов сада раскинулась почти библейская, может быть, буддийская смоковница - роща тонких стволов, окружающих древесного патриарха. Плоды - жёсткие, в которых поселялись осы, и обильные, что завязывались, когда осы опыляли цвет, водились на патриархе всегда, но чтобы добраться до них, нужно было приминать широколистую юную поросль, шевелюра которой достигала почти до самой земли. Именно из всего этого и сплели своего рода шатёр, когда одной из молоденьких женщин семьи пришёл срок родить. Землю внутри устлали толстыми тростниковыми матами, накрыли тусклой тканью - и все хлопоты. Явилось несколько старших женщин (Альфия своим присутствием собрания не почтила, она, по-видимому, существовала для экстрима), привели под руки роженицу и уложили на подстилки.

Почему не под кровлей, попыталась я себе объяснить, наблюдая издали. В конце концов, земля ничем не хуже каменных плит средневекового замка, которые устилали свежей травой, а в древесных сводах всегда виделось нечто готическое. Что до стерильности - понравилось бы современной даме исторгать из себя плод в русской чёрной бане? Дым, пекло и налёт сажи, которые образуются, когда топят, положим, убивали любую заразу в корне, только вот явно этим не ограничивались.

Что ещё: молодая женщина выглядела всего лишь слегка пухловатой. До того, как начались схватки и содрогания, ничего не было заметно, если особо не вдумываться. "Я-то знал прекрасно, - заметил Идрис с известным хладнокровием. - Там, внутри, шевелилось заметно для слуха. Мальчик от Адамова семени - не чета девочке: идёт труднее, ценится меньше. И ему приходится несколько раз умирать, чтобы продлить себя".

Странное утверждение для типичного мусульманина: но кто сказал, что мы в Эро или Динане типичны?

("А как мои слушатели истолкуют слова про многократную смерть?")

Началось всё бурно, кончилось быстро и без большого шума. Женщины приняли младенца - тот в самом деле был мужского пола, - отделили от пуповины и поднесли дереву и небу, словно дар. Родильницу подняли под руки и увели, маты свернули и отодвинули. Место действия опустело - осталась лишь какая-то посуда, чаша или миска.

И вот тут-то явился Рахбим в сопровождении пары-тройки сотоварищей, сунулся мордой прямо в плошку и начал деловито хавать послед. Да, это оно и было.

Та-Циан сделала выразительную паузу и оглядела слушателей. ("Включилось ли в них особое понимание или я зря ораторствую? В том смысле, что звоню в давно открытую дверь? Вспомнят ли, как я сама...")

Продолжила:

- На следующее утро за нами пришли и повели прямиком в стеклянные башни. Этакой вереницей школяров - и неважно, что лично я угодила в одну партию с бывалыми людьми. Наверное, лишь затем, чтобы не чувствовать себя Ломоносовым на пороге Славяно-Греческой Академии или Иньиго-Игнасио Лойолой, который в тридцать три года начал изучать латынь вместе с детишками, к вящей их радости.

Ах, эти величественные строения... На нижние этажи допускали всех, там явно было пастбище для туристов и афиша обычного современного города. Но всё равно это были по виду больше офисы, чем лавочки. Очень строгого вида, практически хайтек: выглаженное и выпрямленное до полусмерти дерево, полированный металл, стекло без пузырьков.

Хозяева не лгали иноземным гостям, говоря, что наверху - засекреченный информационный центр. Только вот там не было ничего похожего на то, что современный человек представляет на этих словах.

Каждое здание - монолит с уровнями и ходами, что заложены сразу при его рождении. Да, он сам говорил о себе, не стоит удивляться. Да, внутри движешься сам по себе, пешком или бегом. А ещё внутри была почти что стужа - возможно, вы помните, что ленты с записью компьютерной памяти раньше необходимо было хранить в холодильной камере. И органические мозги, по странной аналогии, приходили на ум тоже. Возможно, магия, может быть, иллюзия, но никакой привычной техники: даже вместо лифтов лестницы и аппарели. Внутри сразу вспоминается старая сказка, китайская или тибетская. В ней женихам принцессы надо было протянуть сквозь извилистую дорожку, просверленную в стеклянном шаре, платок из тонкой ткани. Победил тибетец: он догадался привязать к платку шелковинку, а саму шелковинку прицепить к муравью и запустить насекомое внутрь шара. Я ещё в детстве, в Лесу, любила жёлтую книгу с драконом на обложке, но Диамис, когда я попала к ней в руки, заставила перечитать ещё раз. И спросила: