Тотчас подбежали молодые люди и подростки обоего пола, помогли спешиться - скорее чтобы оказать честь, - приняли лошадей и тюки, которые тотчас начали снимать, чтобы унести в наши комнаты и кладовую. Работали они как механизм с туго взведенной пружиной.

- Ученики, - пояснил Идрис. - Живут у мастера: за месяц до смерти отца таких было двое, раньше - и того больше.

"Хороший средневековый обычай, - констатировала я про себя. - И учатся чему-то там насущному, и приносят пользу, какую могут, и находятся под присмотром".

Он в самом деле был в наличии, этот присмотр. Под дверным навесом, пышностью напоминающим свадебную хупу, за нашим въездом наблюдала женщина, что называется, в возрасте. Пегие волосы, кое-как стянутые повязкой, седые брови, крючковатый нос, пронзительно-бледные глаза, опалённая зноем кожа, воинская стать. Росту в ней было едва мне по плечо, так что величию, которым она обладала, было тесно внутри.

Я тотчас поняла суть. Сокровищем, которое Идрис хранил в доме как зеницу отсутствующего (по сути) ока, оказались его родители. По опыту знаю, что предки на всём материке по умолчанию мыслятся отсутствующими. Не обязательно мёртвыми, но в том смысле, что занимаются своим делом в известном отдалении. Разумеется, в случае, если не доказано обратного: мусолить одно и то же место и одно и то же ремесло никому не интересно, это способствует постоянным миграциям.

Из родителей Барса пребывала в наличии та жена, которая, образно говоря, была Лией. Так объяснил он сам. И уж это, похоже, было нечто такое, что покойница Диамис в раю ахала и вздыхала от белой зависти! Нечто поистине устрашающее: то, чем я бы стала лет через сорок. Так я полагала.

Путь через парадный вход в отведенные нам комнаты проходил мимо хозяйки, и каждый, поднимаясь по ступеням, должен был отдать ей поклон, прижав к груди раскрытую ладонь и называя новую нашу владычицу по имени - Альфия. Каждый получал от неё в дар отрывистую реплику, пущенную словно бы в сторону, - прямое попадание в лицо сильно бы нас стеснило.

"Вот женщина длинной воли, - отозвалась Альфия-кукен на меня. - Умеет делать для Степи правильных дочерей. Сын, ты поднёс мне славный подарочек - один череп, что у неё на плечах, многого стоит. Классика жанра".

Почти что покойница Диамис: только не надо нам далеко идущих намёков. И да, разумеется. Это её сынокк так назвал - кукен, любимой супругой отца. Идрис ведь впереди меня шёл, а я услыхала.

Ну а поскольку мы вроде как поженились, хотя тихомолком и без оглашения договора, отвёл он меня пока в свои личные покои. Трёх господствующих тонов: красные бухарские ковры на полу и стенах, гладкое тёмно-коричневое дерево, розовато-белая резная кость. Такое впечатление, что мебель проросла из ковра - или в неё обратились, покрупнев, его узоры. Резной слоновый клык - языческие статуэтки на низком столе, рядом с пиалами, чайником (фарфор, но тоже костяной) и письменными принадлежностями, светильники над низким просторным ложем. Вид у всего такой, будто ничто ничего не стоит или бесценно: дорогое наравне с дешёвым, но всё в равной степени изысканно, так что про материал вообще забываешь. Вид у всего такой... В общем, будто хозяин владеет своими глазами получше зрячего.

На самом деле Идрису было нужно всего-навсего побольше места для манёвров и поменьше хрупкой мелочи не на своих местах. Слепым на самом деле нужна не помощь, а лишь чтобы не лезли под руку всякие доброхоты: тогда они справляются.

Вот он добрался до матраса - на нём ковёр и над ним ковёр - и скрестил ноги, не ощупывая места руками. Показал мне, протянув руку вбок:

- Садись там, где концы моих пальцев. Хочу слышать твоё дыхание, когда стану говорить.

Тут я вмиг поняла недавние намёки. Что не родная матушка ему Альфия, но лишь законная. А, значит, настоящий её сын - Дженгиль. Просила я суда тех, кто имеет власть, думала - легенов здешней части Братства. Получила ту, что имеет бесспорное право: от своей крови к моей крови.

И сказала - не совсем то, чего он ожидал. По крайней мере, понадеялась на такое: прежние мои мужчины были из малого Динана, всяко умом попроще. И совладать с ними я умела - вот разве что с Дженом не очень. Это властные дамы ввергали меня в оторопь, и то ненадолго.

- Супруга твоего батюшки захочет взять с меня равновесную плату? - спросила я, опускаясь на указанное место. - Талион или как там зовётся по-вашему?

А в Степи нет такого закона. Правит одно желание. И слова тоже нет.

Барс даже рассмеялся:

- Ты не знаешь её. Да что - ты и себя не знаешь. Если хочешь умереть - умирай, другого способа тебе не дано. Если кто из мужей пожелает от такой, как ты, истинное дитя - вашу дочерь во плоти, - за редкий дар ему придётся платить, и щедро: это здесь понимают все. Семя истины есть во всех людях, но у подавляющего большинства успело сгнить и так, сущим трупом, и передаётся. Но есть и живое: в ком словно крупица, в ком проросток, в ком горстью набросано, а ты как поспевающий плод граната. Тебе, может быть, и подходящей пары не было нужно, как Эно-кахану и Дженгилю. Такие жёны - невозможная редкость: оттого мы и снисходим друг ко другу, и танцуем на лезвии того клинка, остриё которого приставлено к нашему горлу, и всё-таки не можем устоять перед соблазном. Мой брат знал о твоём рождении, искал тебя по расчёту, но взял - по одной любви. Если он хотел заплатить втридорога, это лишь его дело. Несправедливо будет спрашивать с тебя часть цены.

- Разве ты это хотел сказать, Ирбис с белой шкурой? - спросила я. - Во имя того, чтобы моё дыхание переменилось?

Он покачал головой:

- Ты меня упредила. Но нет - неправда и малая часть правды. Я хотел повысить твою ценность. Чтобы из тебя выковали оружие для моих рук - старая госпожа такое умеет и наш отец умел. Это и послужит выкупом за брата.

XVII. 3D НЕБА И ЗЕМЛИ. Окончание

- Ладно, мальчики. Простите за пафос и словоблудие. Всё это танец от изначальной печки - потому что я вроде как побаиваюсь идти дальше и не совсем знаю, как о том говорить и как передать. Словом, в очередной раз вернёмся к насущным баранам и попытаемся что-нибудь из них приготовить. То есть не будем ходить вокруг да около, а возьмёмся прямо за рога.

Вся эта велеречивость и вся напыщенность в якобы восточном духе значили то, что меня снова-здорово и в который по счёту раз будут учить. А уж в последнем я достигла виртуозности: имею в виду не результат, но процесс.

Усадьба в тот день и последующую ночь, кажется, еле смогла переварить нашествие. В каждой каморке, включая холодные кладовые и баню, ночевал кто-то из новоприбывших. О конюшне я уж не говорю: это известное дело. Однако уже со следующего утра госпожа Альфи начала расшвыривать гостей направо-налево, оставляя при себе тех, кто казался ей годен к дальнейшим экспериментам. Не одна же она была в Вард-ад-Дуньа мастерица каких-то там ремёсел, в самом деле. А наши спутники, едва переступив порог усадьбы, уже, видимо, не считались свитой и телохранителями: лишь учениками. Учиться - дело святое, охранять же ныне без надобности, а стеречь - напрасная трата сил. Я бы и так не убежала: не потому что некуда в незнакомом месте, а оттого что здесь оказалось интересно.

Мир тогда хорош и желанен, когда он - передышка между двумя войнами. Поскольку почтенная Альфия вряд бы отступилась от меня по доброй воле, а сын уже давно был пристрелян, мы с Идрисом мигом смекнули, что муж с женой по исламскому обычаю живут по отдельности, на две половины. (В смысле что зря он выставил себя собственником в первый день.) Собрались с духом - и попросили под меня смежную с нашей залу: две широкие двери в противоположных стенах, два узких окна, прорезанных вертикально. В прежней каморе была одна дверь и одна зарешёченная щель под потолком - не потому, что Барс обходился без света, но из-за постоянной жары. Он был чувствителен к ней так, будто устроил своё собственное гнездо на снежной вершине. Хотя мне-то откуда знать!