Он и прибыли на место в заплечной кукольной переноске на два номера, чтобы хозяйка могла попримерять на своих деток всякий шмот. Но не усидели: поспособствовали Та-Циан купить на ярмарке две пары годной обувки, несколько пёстрых свитерков и брючата, кое-как отбились от продавщиц паричков из натуральной козы, овцы и немного загадочной тибетской ламы. Тихонько пояснив мастерице (о паршивцы!), что свою собственную волосню девать во время обращений некуда, хоть истончается изрядно. Но обнаружив главную выставку, с роскошными декорациями и фантастическими сюжетами, где главную роль играли суставчатые субъекты, потащили госпожу в совместный мужеско-женский туалет, где переоделись оба. Попутно выяснилось, что в той же переноске пребывал дарёный кушак из ломаных клинков, что Дезире непонятным образом прихватил, а теперь надел поверх куртки.
"Как Джен сотворил тот пояс. В защиту не меня - своей будущей кровинки. Я рассказывала моей парочке, как обстояли дела с моими мужчинами не во время, а после войны? Да нет, отчего-то не вставилось это лыко в строку.
В Академии и преподавали, и слушали курс бывшие "кэланги" и "бессмертники", которых, собственно, никто так не величал и тем более не дразнил. И все они с детства были обучены владеть шпагой (изредка саблей, что было несколько худшим тоном) с целью, которую предусмотрел для меня Керм. Состязаться попарно. Впрочем, говоря о пеших поединках, он скорее имел в виду невольные стычки один на один во время боя.
Поскольку холодное оружие в Динане - вовсе не часть мундира, а сама честь во плоти, его ухитрялись подцеплять к условно штатскому костюму, пряча перевязь под дождевиком или меховой пелериной. Чтобы не топорщило верхнюю одежду, хитроумно закрепляли на ноге, отчего походка приобретала, мягко говоря, странный характер, или использовали хитроумную систему застёжек и ремней.
И дрались не реже, чем французы в эпоху кардинала Ришельё, но куда менее кроваво: убить или тяжело ранить в такой стычке считалось не менее позорным, чем уклониться. Народ за последнее время поднаторел во всякого рода побоищах и теперь делал практические извлечения из опыта.
Вот на этой стезе я процветала ничуть не меньше, чем на учебной. Зачастую вызов на поединок диктовался своего рода учтивостью: "По слухам, мастерство высокой ины не имеет равных. Могу ли я испытать восторг совместного боя с нею?" Этакие изысканные последователи бусидо... Иногда ночная площадь с фонарями была прямым продолжением фехтовального зала, где оба мы тренировались. Серьёзные споры в такой манере не решались. "Сокровенная повесть" обо мне муссирует слух, что мы с Тэйном, иначе Тейнреллом бились о заклад, кому доведётся взять под себя бывших врагов и запретить-разрешить им носить клинки. Будто бы я взяла верх с помощью того же приёма, что с Дженгилем, а Тэйн погиб от удара остриём под левое ребро. Ничего похожего: там были совсем иные обстоятельства".
- Тейнрелл - от Тенгри? - вставил Рене. - Ох, простите. Я не очень слушал, однако услышал по нечаянности.
- Да. Погоди, не хочется в этой толчее договаривать. Потом, дома, если вам будет охота.
"А договорить есть что. Многие таким образом напрашивались на свидание тет-а-тет, ни больше, ни меньше. Почти как в лэнской войне: ине Та-Циан любо брать мужчин на шпагу - пускай берёт в своё удовольствие. Вроде как ни один не поддался: я смолоду не была склонна питать свои и чужие иллюзии. Но и утешительных подарков не раздавала. Если устоял или выронил клинок, а лучше того - я захватила чужую сталь своей гардой и сломала, то полная моя воля: брать в полон или не брать. Вот и прикинем: то, чем кичится ныне Дезире, - любви то знаки или, как всегда, моей победы?"
Дома разобрали шмотки, поахали, какое всё красивое и что, наверное, в азарте упустили кое-что получше. Что у динанского резидента фонды не резиновые, мальчиков не колыхало. Впрочем, дна тех ресурсов, которые некто выделил для проекта, никто пока не достиг, подумала Та-Циан. Не Марианская впадина, однако: стоило бы поостеречься.
- Тейн...
Мальчики насторожились.
- Давайте уж отчитаюсь, чтобы потом не тормозило повествования. Настоящая речь о нём пойдёт немного позже.
Тейнрелл был из "бессмертников" последнего призыва. Дядюшке Лону хватило смекалки не подозревать тех кэлангов-перебежчиков, которые присоединились к красноплащному воинству ради защиты семьи или - как бы это пояснить без прикрас? - под влиянием личного обаяния "высокой ины Кардинены". Ещё до покупки ею горной столицы. Нет, предугадываю встречный вопрос. Он был кем-то вроде мастера оружия при штабе, потом консультантом в Академии Войны, завсегдатаем тренировочных зал и офицерских клубов - но ни на каком этапе я не покушалась на его девство. У него вроде как были другие партнёры по этой части.
А вот в сабельных и шпажных поединках мы сходились так часто, как получалось. Вот кто меня бы отвалял по полной! Внезапен, словно кугуар, гибок и мощен наподобие удава Каа из сказки. Резы лезвием у него получались отлично, да не более того. А вот прямой удар рапиры с "пуговкой" на острие мог, я думаю, пробить любой нагрудник, да ещё выйти с той стороны. Состязался он, разумеется, в \четверть силы, да и без этого я ходила вся в напухших синяках.
Мне бы задуматься, отчего такой бесспорный светоч довольствуется малым: но по молодости я была беспечна. Хотя ведь, исходя из имени, Тэйн был выходец из Эро в энном поколении, они там все поголовно слывут фаталистами.
В общем, рисковать собой ради удачного удара он меня - не то что выучил: как следует поднатаскал и направил.
А теперь вернёмся к нашим баранам. Вернее - к одному жертвенному овну, который был добыт и заклан по вышеуказанной методе.
Кажется, будь на то Дженгилева воля, мы бы так и гуляли по горам пешком. Но лошадей мы получили. Не прежних - низких в холке "крестьянок". Не шибко резвы, совсем неказисты, зато по камням и уступам карабкаются, будто архары. У меня сплошняком пошли сравнения с круторогими - к чему бы это?
Все прогулки на воле хороши - об этом не буду распространяться. Тем более что конца этого пути мы достигли скоро.
Горы здесь поросли смешанным лесом так, что и в летнюю, и в зимнюю пору с одного склона другой вообще не видно: так, некое шевеление на земле под густыми ветвями, которое легко списать на крупного зверя. С воздуха - тем более, скорость ведь.
Мы отыскали выход на тропу - скорее туннель. Помню, там росли гигантские можжевельники, все искорёженные, что говорило о низовых ветрах. Было тепло, душно, и воздух тяжелел от их аромата. Лошади аккуратно переступали через корни, что жилами тянулись через всю дорогу.
Дальше под ногами стало чисто, ветви расступились, зато наверху потемнело: здесь над тропой нависал карниз. Джен сошёл вниз, взял обоих коняшек под уздцы. Обронил:
- Они привычные. Только запомни: это тебе не ищейки. Без моей воли путь никому не откроется.
- Тогда уж и глаза бы мне завязал, - заметила я, как помню, добродушно.
Потому что путь очень скоро уткнулся в стену обычной хижины, прилепленной к голому утёсу. Камни были скреплены глиной и обожжены факелом, козырёк над входом - сложен из сланцевых плит, вместо двери был щит, который двигался по пазам: в сторону и, похоже, вверх. Дженгиль его не отпирал - лишь коснулся ладонью. Эроские хитроумия, однако. Дальше тянулся пол из самой горы, грубо отшлифованный, с половиками, плетёнными из травы. Трава здесь водилась со стеблями толщиной в мой мизинец. Из неё был и занавес, который прятал нишу с постелью. Там лежало домотканое покрывало со сложным узором: такие украшают кросна, бывает, всю зиму, к ним подходят, улучив минуту-другую для любимой утехи. Низкий стол приткнулся к стене рядом с очагом, под столешницу были затиснуты две или три кожаных подушки. Очаг был роскошный, почти что камин: с глубоким выступающим сводом, выложенным плинфой, решёткой в передней части и пирамидой поленьев внутри, ждущей только чирканья спички, чтобы загореться ясным пламенем. Палили там, похоже, нередко: нутро было закопчённым.