Однако искусство в традиционном смысле слова – не единственное и даже не самое важное преимущество целостного сознания из тех, что рождаются у нас на глазах. Вернемся к программистам, этим рок-звездам Информационного века. Рутинная работа по созданию программ уходит за границу, что дает преимущества компьютерщикам, обладающим способностями к концептуальной деятельности. Пока Лалиты и Кавиты в разных уголках мира выполняют рутинные работы – пишут программы, занимаются техническим обслуживанием, тестированием и апгрейдом, программисты Концептуального века сосредоточатся на инновациях и нюансировке. В конце концов, перед тем как индийские программисты будут что-то обслуживать и тестировать, это «что-то» надо придумать и создать. Затем новое надо объяснить, подогнать под требования покупателя и вывести на рынок, а для всего этого требуются качества, которые не сводятся к умению работать по трафарету и соблюдать жесткие правила – тут нужна изобретательность, чутье и умение устанавливать человеческий контакт.

Когда в музеях будущего будут собирать экспонаты для выставки, посвященной американскому образованию XX века, у них будет из чего выбирать: лохматые учебники, пыльные доски, цельнолитые парты с причудливо изогнутыми поверхностями. Но будет один предмет, заслуживающий особого внимания. Я бы посоветовал в самом центре экспозиции выложить под сверкающее стекло безупречно отточенный карандаш № 2.

Если глобальный рынок вдруг столкнется с дефицитом карандашей № 2, может обрушиться вся американская система образования. Как только американский ребенок научится держать в руках эти деревянные палочки для письма, он начинает заполнять нескончаемые тесты, измеряющие его теперешние умения и возможный потенциал. В начальной школе мы оцениваем у детей интеллектуальный коэффициент (IQ). Проходит время, и мы измеряем их способности к чтению и математике, а потом сравниваем эти результаты с результатами по штату, по стране и по всему миру. Когда дети поступают в старшие классы, они готовятся к SAT’у – это пустыня, лежащая между ними и землей обетованной, где их ждет достойная работа и счастливая жизнь. Нет, SAT’ократия имеет свои преимущества, о которых я уже говорил, но есть у американской системы образования, построенной на тестах, и недостатки, которые стали очевидны лишь недавно.

«Emotional intelligence» (Эмоциональный интеллект), провел ряд исследований с тем, чтобы выяснить, в какой степени IQ (показатель, который, как и SAT, замеряет исключительно Л-ориентированные способности) важен для успешной карьеры. Как вы думаете, что показали эти исследования? Возьмите в руки карандаш № 2 и отметьте правильный ответ.

Согласно последним исследованиям, степень влияния IQ на карьерный успех составляет:

A. От 50 до 60 процентов;

B. От 35 до 45 процентов;

C. От 23 до 29 процентов;

D. От 15 до 20 процентов.

Правильный ответ: от 4 до 10 процентов (выбирать только из предложенных вариантов – тоже симптом доминирования Л-ориентированного мышления). Согласно Гоулману, IQ важен, когда человек только приступил к выбору той или иной специальности. К примеру, у меня слишком низкий IQ, чтобы я мог рассчитывать на карьеру астрофизика. Но если человек уже выбрал профессию, высокоразвитое Л-ориентированное мышление уже не имеет большого значения. На первый план выходят качества, которые сложно измерить количественно, – те самые упоминавшиеся выше способности, связанные с общей концептуальностью и глубоким проникновением: воображение, оптимизм и социальная гибкость. Исследования Гоулмана и группы «Хей» показали, например, что самые эффективные лидеры – люди, умеющие вызвать улыбку (в смысле: заставляющие улыбнуться шутке, а не вызывающие ироническую улыбку у окружающих). Такие люди шутя получают руководящие посты, причем в три раза чаще, чем их сумрачные и серьезные коллеги[76]. (А за чувство юмора отвечает, прежде всего, правое полушарие – об этом будет речь в главе 8.) Только где вы видели формализованный тест, замеряющий уровень остроумия?

Вообще-то такой тест можно найти в Нью-Хэвене, штат Коннектикут, где профессор психологии Йельского университета разрабатывает альтернативный SAT. Профессор Роберт Штернберг назвал свой тест «Проект „Радуга“», который явно веселей тех мучительных тестов, которые всем нам приходилось заполнять в юности. В тесте Штернберга студентам дается пять пустых рамок из журнала «Нью-Йоркер» и в каждой предлагается нарисовать юмористический рисунок. Кроме того, надо написать рассказ, имея в распоряжении только название, придуманное составителем теста (например, «Кроссовки осьминога»). Еще дается несколько ситуаций из жизни (ты приходишь на вечеринку, где никто никого не знает, ты просишь друзей помочь тебе переставить мебель) и предлагается ответить, как себя поведут люди. И хотя «Проект „Радуга“» еще находится в стадии разработки, он уже в два раза точнее SAT’а прогнозирует, насколько хорошо студенты будут учиться в колледже. Более того: вечный разрыв между белыми студентами и представителями расовых меньшинств, вылезающий в SATах, в этом тесте заметно сокращается.

Тест Штернберга призван всего лишь дополнить SAT, а не заменить его. (Кстати, среди спонсоров его разработки – Совет по вступительным экзаменам, финансирующий SAT.) Да и сам SAT не так давно пересмотрели, включив в него письменное задание. Однако уже сам факт появления «Проекта „Радуга“» весьма примечателен. «Если ты плохо сдаешь [SAT], – говорит Штернберг, – общество блокирует тебе все пути к успеху, каким бы маршрутом ты ни шел». Однако сейчас все больше экспертов в сфере образования понимают, что эти препоны отсекают людей, чьи способности попросту не фиксируются SAT’ом[77].

В первую очередь это относится к способностям «глубокого проникновения» (то есть умению сочувствовать, заботиться и ободрять) – в Концептуальном веке именно они становятся ключевым компонентом многих профессий. Растет число профессионалов, которые заботятся о человеке, – консультантов-психологов, медсестер и сиделок. Развитые страны экспортируют рабочие места в области информационных технологий и одновременно импортируют медсестер из Филиппин и других азиатских стран. Из-за нехватки медсестер их заработки растут, а число сиделок-мужчин по сравнению с серединой 1980-х годов увеличилось вдвое[78]. Подробнее мы поговорим об этом в главе 7.

По мере того как наша деятельность оказывается все больше связанной с общей концептуальностью и глубоким проникновением, самые серьезные изменения, которые несет с собой Концептуальный век, совершаются за пределами офисов – в наших сердцах и душах. Поиски высшего смысла и трансцендентных истин в наше время стали таким же обычным явлением, как большой двойной латте. Сегодня в Соединенных Штатах десять миллионов взрослых людей занимаются медитацией в том или ином варианте – это вдвое больше, чем десять лет назад. Йогу практикуют пятнадцать миллионов, что в два раза больше, чем в 1999 году. Американская массовая культура настолько поглощена духовными темами, что «ТВ-гайд» объявил о подъеме «трансцендентального телевидения»[79].

Поколение родившихся в эпоху «Бэби-Бум» взрослеет, и население Японии и стран Евросоюза становится старше, что делает перемены особенно отчетливыми. «По мере того как люди вступают в пору зрелости, – пишет психолог Дэвид Вулф, – их мышление меняется от более абстрактного (левополушарная ориентация) к более конкретному (правополушарная ориентация), в результате чего обостряется чувство реальности, повышается эмоциональность и усиливается чуткость к человеческим отношениям» (слова в скобках принадлежат цитированному автору)[80]. Иначе говоря, чем старше становится человек, тем важнее для него ценности, которыми он пренебрегал в погоне за карьерой и обустройством семьи, – цель, внутренняя мотивация и поиски смысла.