Никогда не забыть мне того, что произошло однажды, после нашего возвращения из Агадыря. Это была последняя поездка в родные края. Утром мы прилетели самолетом, а уже в обед раздался телефонный звонок. Я подняла трубку и совершенно неожиданно услышала далёкий мамин голос. Сильно испугавшись, я закричала, пытаясь выяснить, что случилось.

-Ничего, просто я соскучилась - тихо ответила она и заплакала. Больше мы не смогли сказать друг другу ни слова. Просто молчали и плакали, пока чужой бесстрастный голос не напомнил о том, что наше время истекло...

НЕЧУЖАЯ РОДНЯ

(Запоздалое послесловие)

Перечитав свою невеселую повесть, я заметила, что совершенно несправедливо изобразила маминого отца каким-то злодеем. Да, он не питал к нам особой любви и не скрывал этого. Но называть его человеком без сердца я не имею права. К сожалению, поняла я это гораздо позже, когда сама стала мамой.

Будучи замужем, я как-то упрекнула деда за его суровое отношение к маме и подчеркнутое безразличие к нам, своим внукам. Припомнила ему и давний случай, когда он буквально выгнал меня из своего дома. Было это в Акджале, что находился примерно в ста километрах от Агадыря. Дед работал там на руднике перед выходом на пенсию. Туда-то мама и отправила нас с сестрёнкой на летние каникулы.

Первый же вечер в гостях стал для меня последним. А произошло следующее. Вечером местные ребятишки собрались во дворе на посиделки. Мальчишки и девчонки рассказывали интересные истории, потом дружно пели пионерские песни. Мне показалось это скучным, и я, малолетка-школьница, неожиданно для себя затянула... "Шумел камыш". В тот самый момент, когда одно "отшумело", а другое собиралось "гнуться", на крыльце нарисовался наш дед. Он поманил пальцем, а когда я приблизилась, холодно оповестил, что завтра меня ждет дальняя дорога.

Напрасно я старалась убедить его, что в песне этой, кроме первых двух строк, я не знала ни одного слова. Дед был неумолим. Даже бабушкины слезы не тронули его сурового сердца. Утром меня с позором выдворили "из гостей". Я ехала попуткой с чужим дядькой и всю дорогу мучительно вспоминала, откуда в "моём репертуаре" взялась эта злополучная песня.

Уже подъезжая к дому, наконец, вспомнила! Каждый день, после вечерней дойки, я ходила за молоком на соседнюю улицу. Идти предстояло через пустующий школьный двор. Обычно я обходила его стороной, но в тот вечер оттуда доносилась музыка. Любопытство взяло верх, и я случайно стала свидетелем уморительной сцены: бережно поддерживая друг друга, громко пели и кружились в танце два подвыпивших мужичка. Третий - тоже подшофе - старательно выводил на гармошке тот самый 'Шумел камыш'. Бессмертный шлягер маэстро исполнял в темпе вальса...

***

Мама слушала наш эмоциональный разговор с дедом, но не вмешивалась. Позже, когда мы остались вдвоём, сказала, что я несправедливо упрекаю ее отца:

- Будь твой дед бессердечным, у нас не было бы своего дома, а я бы утонула в слезах рядом с твоим отцом...

Сказала таким тоном, что у меня навсегда отпала охота пенять деду на его скупердяйство и мнимую жестокость. Позже я услышала историю о том, как наши старики выручили из беды свою родственницу.

Обосновавшись в Агадыре сами, они помогли переехать сюда бабушкиной младшей сестре - Ольге. После повторного замужества та жила в глухой пензенской деревеньке. Нищета была беспросветная: овдовев, совсем еще молодая, Ольга осталась с тремя малолетними ребятишками. Их отца в начале войны отправили курсантом в город Энгельс. Затем он попал на фронт. Был разведчиком, погиб в 43-м на Курской дуге. Ольга Васильевна потратила многие годы на поиски места его захоронения. Отовсюду, куда она писала, приходил один и тот же ответ, который лишал ее надежды отыскать суженого и поплакать на его могиле.

К сожалению, через несколько лет после переселения в Агадырь, безутешной вдове пришлось оплакивать еще и своего среднего сына, которому едва исполнилось 17 лет. Шурик работал электромонтером связи. Однажды его отправили устранять повреждение в совхоз, который находился посреди голой степи. Началась гроза. Едва Шурик вскарабкался на столб, ударила молния, и его не стало... Кинулись искать парня, когда уже стемнело...

***

Тетя Оля и мама - две бедолажки: обе разминулись в жизни с женским счастьем.

В ранней юности, еще до замужества, тетя Оля горячо любила молодого человека - единственного сына живших неподалёку богатеев-односельчан. То была ее первая девичья любовь. Чувства молодых были взаимными, но, как водится, у зажиточных свои взгляды на неравный брак. Непокорный юноша восстал, и был тут же отправлен на службу. Горевать Ольге долго не пришлось: родители выдали ее замуж за ровню...

В Агадыре, куда тетю Олю перевезли наши старики, ей жилось крайне тяжело. Всю жизнь она работала уборщицей в депо, отчего обе ее руки были безжалостно изъедены экземой. Одна с тремя детьми, она мучительно долго барахталась в нищете. Потом у нее появилась своя мазанка - иначе эту приземистую избёнку не назовешь. Из-за крайне низких потолков приходилось передвигаться, согнувшись в три погибели. Из-за этого тетя Оля и ее высоченного роста сын Павел были сильно сутулыми.

Характер у этой женщины был непростой. В первую же нашу встречу она, еще даже не поздоровавшись, строго предупредила:

- Никакая я вам не бабушка! Называйте меня просто - тётя Оля! Она ни перед кем не юлила и не имела привычки обсуждать кого-то за глаза. Житейские неурядицы и одиночество не сломили этого светлого человечка! Женщина с неимоверно трудной судьбой обладала редким чувством юмора. Иногда, под настроение, она становилась по-девчоночьи задорной и "шухарила" с особым удовольствием! Бабу Дуню, которая вообще никогда не смеялась, я видела улыбающейся лишь рядом с ее сестрой - незабвенной нашей тетей Олей!

Но смешливая Ольга Васильевна могла быть, если нужно, и суровой, и неподкупной, и даже жестокой. Я слышала историю о том, что дед мой, когда-то в молодости, подбивал к ней клинья. Бог его знает, что было у него на уме, но, получив очередной обидный "отлуп", неугомонный свояк снова наведывался в дом к одинокой женщине.

Потеряв надежду на то, что непутевый родственник наконец-то образумится, тетя Оля не выдержала и рассказала своей сестре о бессовестных притязаниях ее мужа. После бурной разборки с бабой Дуней дед запретил ей общаться с сестрой. Многие годы после этого обе женщины имели возможность встречаться тайком у нашей мамы.

Обычно они заходили к нам после бани: распаренные и ленивые, они подолгу гоняли чаи. Потом неспешно укладывались по разным кроватям и вели меж собой задушевные беседы. Точнее, говорила, в основном, словоохотливая, после парной, тетя Оля. Баба Дуня лишь изредка прерывала ее, частенько повторяя одно и то же: "Да будет тебе врать-то! ".

Это была коронная фраза бабы Дуни, которую она произносила, едва тетя Оля окуналась в воспоминания о "похождениях её непутёвого Васьки". Из этих ее воспоминаний я и узнала, что привыкший к вниманию женщин, мой дед был всерьез огорчён неучтивостью своей одинокой свояченицы. Мужчина он был видный и по роду своей деятельности имел "трудовые сношения", в основном, со слабым полом. Дед работал водовозом и клиенток своих знал не только в лицо. С некоторыми из них был особенно приветлив: одну ущипнёт, другую по щеке потреплет, с третьей нескромно пошутит, а то и обнимет у всех на виду...