МОЕ НЕСЧАСТЛИВОЕ СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО

Вместо предисловия

Родилась и испугалась: не в том месте, не в то время. Сделала первый вдох, оглянулась, удивилась: с тех пор глаза квадратные. Подросла, вскарабкалась на Доску Почета разглядеть поближе Маркса-Энгельса-Ленина. Хилая конструкция рухнула и придавила. Лежа под тяжким бременем чужой славы, поняла: любопытство - не порок, а источник знаний. Позже пришло понимание: даже семь пядей во лбу - не всегда залог успеха. Однако желание орудовать локтями во мне так и не прорезалось.

Не скулю. Скорблю неслышно. Радуюсь громко. С тем и живу.

Часть первая

ВРЕДНЫЙ РЕБЕНОК

Этот нездоровый интерес к классикам марксизма-ленинизма проявился у меня в 5 лет. Тот день запомнился до мелочей. Меня оставили на попечение пожилой особы, жившей с нами в одном дворе. Родители отлучились, но в назначенный час не вернулись. Пришлось нашей тихой и доброй соседке брать меня с собой на работу. Идти не хотелось, и я решила: буду мстить.

В свою контору, где она по вечерам мыла полы, женщина тащила меня волоком. Всю дорогу я, как могла, сопротивлялась и дерзила. Она шла молча, не обращая внимания. "Ах, так!" - подумала я и сменила тактику. Теперь я принялась "позорить" её и стала лить слёзы, громко жалуясь на судьбу и покинувших меня родителей. Прохожие оглядывались. Кажется, они сочувствовали. Мне или ей - было непонятно.

Наконец, мы добрели до цели. Моя "мучительница" выбилась из сил и уговорила меня остаться в фойе. Я обрадовалась, она тут же удалилась орудовать шваброй.

Смирно мне сиделось ровно полминуты. Потом на глаза попалась эта злополучная Доска Почета. Сооружение было нелепое и громоздкое: внизу, у самого подножья, деревянные ступени, сплошь заставленные цветочными горшками. В центре стенда - фотографии. А наверху, справа, в самом углу - три отливающие золотом профиля. Такие большие, красивые, гладкие! Они манили к себе, и я решилась.

Благополучно миновав ступени с горшками, я, по-обезьяньи ловко, вскарабкалась наверх по боковому орнаменту. Но в тот момент, когда рука потянулась, чтобы прикоснуться к классикам марксизма-ленинизма, Доска Почета скрипнула, качнулась и опрокинулась. Меня накрыло и могло бы расплющить, но спасли цветочные ступеньки: сорвавшись сверху, я оказалась в пространстве между ними и рухнувшей конструкцией. Эта ниша сберегла мою жизнь.

Дома нас заждались родители. Бледная, как мел, соседка с порога доложила, что по моей милости она наверняка останется без работы. Когда она стала излагать подробности наших злоключений, я полезла прятаться под кровать. Меня достали и отходили ремнём. Я снова горько плакала. Только теперь это были настоящие слёзы, и жаловалась я не на судьбу и родителей, а на "противную соседку, которая испортила всю мою жизнь".

Странно. Прошло столько лет, а я четко помню, что, причитая, произносила именно эту, совсем не детскую, фразу: "Противная соседка, которая испортила всю мою жизнь". Несчастная Хадиша-апа (так звали мою "мучительницу). Простила ли она меня?

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ ОВЕЧКИ

Били меня часто. Я бы даже сказала "часто и густо". Но дело не в садистских наклонностях родителей: просто с таким неуправляемым ребенком иначе было невозможно сладить. В самом деле, в детстве я была существом несносным и порой совершала поступки, начисто исключавшие деликатное обращение со мной.

Вспоминается первый самостоятельный поход в магазин. Я была предупреждена об этом с вечера и долго не могла уснуть: распирала гордость. Наконец, настало утро. Меня нарядили, строго предупредили, прочли нотацию и выпроводили. Я обещала быть паинькой, но за калиткой курс молодого бойца выветрился вмиг. В магазин меня понесло, словно ураганом: всю дорогу я скакала вприпрыжку, кружилась и весело напевала. Хотелось, чтобы все видели, какая я стала взрослая!

Магазин был закрыт. Я пристроилась на скамейку к сидевшему у дверей сторожу и принялась пересчитывать деньги. В кошельке было два рубля пятьдесят копеек - ровно на один килограмм сливочного масла. Не было никакой необходимости пересчитывать, но меня все еще распирало, и я не могла сидеть без дела.

Когда открыли магазин, я влетела туда первой. Отыскав витрину с нужным мне маслом, я увидела точно такой же желтый кусок, который стоил вдвое дешевле. И тут во мне проснулся бес. "А что, если...", - подумала я и попросила взвесить килограмм маргарина. О том, что меня уличат, я не подумала. Точнее, просто была уверена, что родители ни о чем не догадаются.

На территорию нашего двора я проникла без шума и пыли - как лазутчик. Занесла покупку соседке - той самой, что "испортила всю мою жизнь", попросила передать родителям и... отправилась транжирить денежки. Помню, ела мороженое, халву, сахарных петушков и сладкую вату. Потом деньги кончились, я испугалась и решила: пойду домой, когда стемнеет. Где слонялась допоздна - не помню.

Уже подходя к дому, поняла: несдобровать. Во дворе ярко горел фонарь, было много народу. Мама плакала, ее успокаивали, и тут явилась я. Помню, как все вдруг разом замолчали и стали расходиться, а мама заплакала еще громче, подбежала ко мне и стала крепко обнимать. "Все дети, как дети, а ты..." - горько всхлипывала она и пыталась рассказать о том, как они с папой весь день искали меня в городе.

Отец своих чувств не выказал. Молча втащил за руку в дом, выпорол и строго наказал никуда не отлучаться. Потом лег, не раздеваясь, в кровать, отвернулся, словно отгородился от всех глухим забором, и больше не произнес ни слова. Возвращение блудной овечки состоялось - это было главное. Остальное, после пережитых в тот день потрясений, значения не имело.

Странное дело: всякий раз после очередной шалости, родительского гнева и неотвратимой порки я становилась еще непокорней. Внутренний голос не давал покоя: "Тебя никто не любит". Я жалела себя, злилась на родителей и... очень хотела, чтобы кто-то из них подошел и обнял. Но меня обходили стороной, и в отместку я снова устраивала праздники непослушания.

"Все дети, как дети, а ты..." - эту фразу я слышала много раз и не только от мамы. У меня было две сестры и два брата, но никто из них в детстве не доставлял столько огорчений родителям. Только став взрослой, я поняла: больше всего извинений в моей копилке невысказанных "прости" адресовано маме. Кому их теперь выскажешь?! Некому.

ЗВЕРСКАЯ ЛЮБОВЬ

Судьба распорядилась таким образом, что на долю мамы было отпущено мало радости и много-много печалей. Грустно признавать, однако это так: выйди она замуж за другого, все было бы иначе. Но случилось то, что случилось: приехавшая в Узбекистан из российской глубинки русская девушка стала женой чистокровного узбека. Обстоятельства их знакомства вполне укладываются в рамки детективного жанра.

Это был невеселый служебный роман. Мама, после окончания семилетки и бухгалтерских курсов, работала в сберкассе. В конце сороковых, во время обмена денег, она допустила оплошность, подпадавшую под статью уголовного кодекса. Папа в то время был начинающим юристом. Их встреча не сулила ей ничего хорошего, но случилась Любовь, и этим сказано все.

Он привел ее к родителям. Свекровь, не удостоив молодую взглядом, сказала, что иноверке нет места в ее доме. Монолог свой она завершила бесцеремонным заявлением, из которого следовало, что ее невесткой будет только узбечка. Жить молодым пришлось отдельно. Отцу выделили служебную квартиру. Он мечтал о сыне и надеялся, что появление наследника растопит сердца упрямых родителей. Но чуда не произошло: в положенный срок родилась девочка. Следом, одна за другой - еще три малышки. Последняя девочка сильно болела и прожила всего четыре месяца. Отец запил, хотя и прежде не стеснялся являться в дом навеселе. Особенно буйным становился после рождения очередной девочки. Неосуществленное желание иметь наследника и перманентный адюльтер постепенно превращали его в деспота по отношению к маме. Он никогда не скрывал, что у него были другие женщины. Истерзанная нравственно, мама стала часто болеть. Она поняла, что одной не справиться, и написала письмо родителям. В нем она раскрыла всю правду о своем бедственном положении на чужбине.