– Ничего… доброе, – Васильев, помедлив, кивает.

– Александр Владимирович, а я тоже Наташу не сразу узнал, – вклинивается в наш диалог Вадим.

– Я старалась, – скромно подаю голос я.

– Для завода в Калуге? Да, для завода как раз в самый раз, – невозмутимо сообщает начальник.

Оскорблённо вскидываю голову и впиваюсь в его глаза, но, к своему удивлению, вижу в них не злую насмешку, а искорку необидного юмора. Васильев мастерски возвращает себе безучастный вид:

– Ладно, садитесь.

Постукивая сантиметровыми каблуками «балеток», направляюсь вперёд, но Васильев открывает мне дверцу позади места водителя.

– Но спереди будет удобней, – робко замечает Вадим.

– Зато сзади безопасней, – отрезает Васильев.

«Ах вот, значит, как: мужчины – на передовой, лицом к лицу к опасности, а женщины плетутся в хвосте, в тылу… Ладно, это я тебе тоже припомню!»

Ползу туда, куда указал мне мой господин.

– Устроились? – спрашивает мой повелитель.

– Да. Спасибо. Невероятно удобно, – с иронией отзываюсь я, разглядывая место, куда бы воткнуть свои ноги. За неимением лучшего, ставлю правую ступню на порог между передними креслами.

– Можете не пристёгиваться. – Мазанув глазами по моей розовой голой коленке, Александр Владимирович захлопывает дверцу. Кивком указывает Вадиму на переднее сидение, усаживается за руль и принимается щёлкать по кнопкам навигатора.

– Вы поговорить хотели. О заводе в Калуге, – вежливо напоминаю я. Васильев поднимает голову и ловит мой взгляд в зеркале заднего вида:

– Хотел. Но это мы обсудим, когда выедем на Калужское шоссе.

– Хорошо… а хотите, я покажу вам короткий выезд? Его не все знают, но я им пользуюсь, и я… – тараторю я и осекаюсь, поймав в зеркале два насмешливых глаза. Сообразив, что я снова лезу туда, куда меня не просят, отворачиваюсь к окну. Краем уха слышу шорох, предшествующий проигрышу мелодии. Через секунду в салон врывается мягкая увертюра. Васильев регулирует громкость, и «БМВ», плавно тронувшись с места, уходит в разъём узких улиц между белыми двенадцатиэтажками. Мы проезжаем мой двор, утопающий в тополях, липах, акациях и высоких, увешенных ярко-жёлтыми шариками, цветов, названия которых я не знаю.

– Через двести метров свернём на Калужское шоссе, – откашлявшись, подаёт голос Вадим. Васильев молчит. Я киваю.

«Дура ты, Павлова, – бродит в моей голове, – что ты хотела ему доказать? Что ты – женщина? Что ты можешь „выглядеть“? „Для Калуги сойдёт…“ Господи, да ты – как та брошенная любовница, что выходит в соседний супермаркет ухоженная и накрашенная только потому, что там может встретить своего „бывшего“!»

2.

«У моего нового зама очень красивые ноги и грудь. А ещё ей собираются «вдуть» Алтухов, возможно, Тарасов и уж точно Шевелёв… Супер, Наталья Борисовна! À couper le souffle, неплохо для третьего дня на работе. А вообще интересно, ради кого вы сегодня так вырядились?

Мысль о том, что Павлова решила «выглядеть» для меня, заставляет меня улыбнуться. Положив правую ладонь на оплётку руля и перенеся локоть левой руки на ободок дверцы, я прячу улыбку и провожу указательным пальцем по губам, разглядывая «балерину» в зеркале. Не знаю, что там Павлова делала со своим лицом, но выглядит оно потрясающе. Высокие скулы, мягкий, полный, очень женственный рот. Но больше всего мне нравятся её глаза. Обведённые чёрным, они кажутся глубокими и прозрачными, как вода в озере Байкал, недалеко от которого есть маленький город Слюдянка.

Там я и родился – единственный мальчик небогатой провинциальной семьи. Мой отец был инженером железных дорог, мама – домохозяйкой. Я был поздним ребёнком. Мама мечтала о девочке и, навёрстывая упущенное, пыталась отыграться на мне (шмотки, пианино, французский, последнее – по самоучителям). Отец был сторонником жёсткой муштры, во всём ценил порядок и дисциплину и видел меня исключительно офицером российской армии. В итоге получился идиотский симбиоз: я, сноб, педант и мизогинист5. А может, это было закономерно? Ведь прошлое – странная штука: оно никогда не отпускает нас.

Но мальчика из Слюдянки давно уже нет, как нет и его родителей. И я, настоящий, предпочитаю не думать о прошлом, как и не знать о будущем. В городе больших денег, в котором живу я, нет места пустым иллюзиям. Здесь правят бал только голые факты и очень простой расклад: ты – и те, кто против. А эта девочка, которая сейчас грустно смотрит в окно, никак не может понять, почему она мне не нравится.

«Кстати, о Павловой…»

– Наташа, – окликаю притихшую на заднем сидении «балерину».

– Да, Александр Владимирович? – Павлова послушно отрывает от стекла унылый взгляд.

– Расскажите о заводе в Калуге.

– Что именно, Александр Владимирович?

Вадим настороженно подбирается на сидении. Я фыркаю.

– То, что знаете, Наталья Борисовна, – подлаживаясь под её почтительный тон, насмешливо отзываюсь я.

– С элементами исторических справок? – «Балерина» изгибает соболиную бровь.

«О! А наша девочка возвращается…»

– Лучше с деталями биографии руководства. Я, видите ли, с директором завода познакомиться сегодня хочу.

– А я думала, вы его знаете… Ведь договор с заводом был подписан месяц назад, – задумчиво тянет Павлова.

– Наталья Борисовна, к вашему сведению, месяц назад я впервые за пять лет был в отпуске. Неделю назад вернулся, а тут сразу и тендер, и вы. Представляете моё состояние?

– Простите, Александр Владимирович, – Павлова цепляется взглядом за моё отражение в зеркале. – Ну, директора завода зовут Ивантеев Пётр Васильевич.

– Это я знаю, – благосклонно киваю я.

– И сегодня у него день рождения. Вот.

– Э-э, – замирает Вадик.

– То есть? – насторожился я. Поёрзав на сидении, Павлова пытается положить ногу на ногу. Но места мало, и она ограничивается тем, что скрещивает руки на пухленькой груди:

– Ну, директору завода сегодня исполняется шестьдесят один год. Дата не круглая, так что отмечать свой день рождения Ивантеев будет в узком кругу. И сегодня с утра на заводе его будут поздравлять подчиненные… ну, и может, партнёры. Так что мы с вами буквально попадаем с корабля на бал.

Ощущение такое, словно кто-то посреди тишины бухнул в ударные.

«Та-ак… Мне кажется, или наш третий день с Павловой понемногу превращается в третий раунд?»

– А вчера вы, конечно, не могли мне сказать про день рождения Ивантеева? – Я злюсь, забыв о своём обещании на раздражаться на Павлову. – Я бы встречу перенёс на другой день.

– Вчера? – задумчиво переспрашивает «балерина». В её глазах появляется уже знакомое мне упрямое выражение – предвестник будущего скандала. Но Павлова быстро берёт себя в руки и небрежно передёргивает плечиками. – А вчера мы эту тему не успели поднять.

«Ты же, псих ненормальный, вчера и слова не дал мне сказать», – вот что читаю в её глазах я.

– Ладно. Хорошо. Согласен. Моя вина, – неохотно и быстро признаюсь я, игнорируя потрясённый взгляд Шевелёва. Поворачиваюсь к нему: – А ты, кстати, куда смотрел?

– Я? А я не знал… а может, мы ещё успеем по дороге подарок купить? – покраснев, предлагает Вадик. Вид у него виноватый. Ещё бы: в отличие от Павловой не сообразил провентилировать биографию Ивантеева.

– А у нас уже есть подарок, – подаёт бодрый голосок «балерина». – Я позавчера кое-куда звонила и заказала доставку. Но поскольку доставка уйдёт на завод не раньше двух часов дня, то мы успеваем сами забрать наш подарок. Надо только в Калуге в один магазинчик завернуть.

Я принимаюсь преувеличенно-внимательно рассматривать «балерину» в зеркале.

– И что же мы купим… в магазинчике? – озадаченно интересуется Вадим.

– Виски того сорта, который очень нравится Ивантееву.

– То есть я, по-вашему, с бутылкой к директору завода пойду, да? Вы себе это как представляете? – Пытаюсь уткнуться мрачным взглядом сразу в двух своих замов.