Ему было шестнадцать, и он сидел на смотровом столе в отделении неотложной помощи. На его сломанный нос наложили повязку, порез под глазом зашили, у него были ободраны кулаки, а один глаз заплыл. В то время его отец уже не был сильнее, трудная жизнь лишила его силы, и уж точно не в таком пьяном состоянии, как во время драки с Колтом. Но он был хитрым, жестоким и не гнушался нечестных приёмов. Колт хорошенько его избил, но и папаша не упустил возможности.

Феб сидела рядом. Она зацепилась ступней за его икру и качала обе их ноги. Она крепко держала его за руку, ладонь к ладони, их соединённые руки лежали на её бедре, и он чувствовал, как сокращаются мышцы, когда она двигала ногой. От её движений его тело дёргалось и ушибленные рёбра болели, но он не сказал ни слова, он не остановил бы её, даже находясь в агонии.

Морри стоял в другом конце комнаты, опираясь плечами о стену и глядя в окно, поглощённый неприятными мыслями.

Джек и Джеки стояли в коридоре с Хобардом Норрисом, тогдашним начальником полиции. Голоса Джека и Хоба звучали неразборчивым бормотанием, но неожиданно голос Джеки стал громче.

— Мне плевать, Хоб, слышишь? На хрен социальные службы. Ты вернёшься в участок, сделаешь нужные звонки и избавишь меня от бюрократических проволочек.

— Джеки, — сказал Хоб, тоже повышая голос, но стараясь успокоить её.

— Нет, вижу, ты меня не услышал, так что я объясню. Мальчик не вернётся к этим шакалам. Одиннадцать лет я отправляла его туда, и каждый раз это разбивало мне сердце. Я также разговаривала с тобой до посинения. И я говорю тебе, он не вернётся туда снова. Если ты сейчас скажешь мне, что он должен идти, предупреждаю: я посажу своих детей и своего мужа в нашу грёбаную машину, и ты больше никогда нас не увидишь.

— Я так понимаю, что, говоря о своих детях, ты имеешь в виду и Колта тоже, — произнёс Хоб.

— Чертовски верно, — в ту же секунду ответила Джеки.

— Не слишком хорошая идея — сообщать мне о твоём плане похитить Алека Колтона, Джеки, — попытался отшутиться Хоб.

И очень зря, понял Колт. Феб тоже поняла. И Морри понял. Потому что они услышали нечто, чего не слышали раньше. Они услышали, как Джеки Оуэнс кричит.

— Шестнадцатилетний мальчик сидит там, весь в синяках, Хоб, а ты шутишь?!

У Джеки имелся характер, беспощадный, но тихий. Никто из её детей никогда не слышал, чтобы она кричала.

Но эти слова эхом отразились в коридоре и в комнате, где находились Колт, Феб и Морри, чёрт, они, наверное, были слышны по всей больнице.

— Остынь, Джеки, — предупредил Хоб.

— Я остыну, когда мой мальчик положит голову на подушку под моей крышей!

Именно тогда Джеки объявила Колта своим, по крайней мере официально. Может, он и чувствовал себя детёнышем, который бродил не разбирая дороги и у которого никогда не было львицы, чтобы защищать и беречь его. Но он не был таким. Или он больше не будет таким.

— Он не беззащитный, женщина. — Хоб начал терять терпение. — Видела бы ты, что он сотворил со своим отцом.

— Нет, не стоит. Если бы я его увидела, у меня зачесались бы руки закончить то, что начал Колт, — рявкнула Джеки. Колт услышал, как Морри весело хмыкнул, и почувствовал, как Феб сжала его ладонь.

Хоб попробовал другую тактику.

— Джек, поговори с женой.

— Зачем? Насколько я вижу, она дело говорит, — сказал Джек.

— Джек...

— Избавь нас от бюрократов, — перебил его Джек.

— Это невозможно, — ответил Хоб.

— Значит, сегодня ночью ты начнёшь творить чудеса.

В этот момент Феб уронила голову ему на плечо, и Колт забыл об ужасной ночи, задумавшись: если он станет жить у Джека и Джеки, как они отнесутся к тому, что он пригласит их дочь на свидание.

Он не вернулся к отцу и матери, никогда больше не переступал порог их дома. Он не знал, то ли Хоб всё устроил, то ли Джеки просто наплевала на правила, и никогда не спрашивал об этом.

Джек вместе со своими друзьями, Хэлом Вудроу и Филом Эверли, отправился к Колту домой, потому что Хэл и Фил оба были такими же крупными и крепкими, как Джек. У них не возникло проблем, и трое мужчин упаковали вещи Колта и принесли их к Джеку домой.

Примерно в то время, когда Колту было шесть и он проводил больше ночей у Морри, чем у себя дома, они купили для него и Морри двухъярусную кровать. Колт и Морри постоянно спорили, кто будет спать сверху, поэтому кровати разделили и поставили на пол у противоположных стен. Тогда Колт и Морри стали устраивать бои, бросая с кровати на кровать подушки и игрушки. Это превращалось в игру, под конец которой они надрывались от хохота, и тогда Джек кричал из их с Джеки комнаты: «Хватит, вы двое!» Потом они слышали, как у себя в комнате хихикала Феб, после чего Колт и Морри шептались друг с другом насчёт всяких мальчишечьих дел, пока не засыпали.

Его официальный переезд в ту комнату не должен был стать чем-то особенным, потому что у него была кровать там почти столько, сколько он себя помнил. И всё равно его переезд был очень важен, и все в доме это знали, особенно Колт.

Он услышал, как закрылся шкафчик, и его мысли вернулись в настоящее. Он повернул голову и увидел, как Феб смачивает губку водой. Он смотрел, как она выключила воду и выжала губку, прежде чем приняться за рабочие поверхности. Его оглушила вернувшаяся боль. Не только тем, что она вернулась, но и тем, что Джеки так быстро удалось её прогнать, хоть и ненадолго. Он также удивился, что больше эта боль не казалась такой сильной.

— Иди сюда, малыш, — позвал он, и Феб подняла голову.

— Секунду, только закончу вытирать столешницы.

Ей не нужно было вытирать столешницы. Она сделала это, пока Джеки мыла кастрюлю и сковородку. Он понятия не имел, почему она снова это делает.

— Феб, никто не собирается делать на них операции. Они чистые настолько, насколько это возможно.

— Я люблю приходить утром на чистую кухню, — сказала она ему, продолжая тереть.

Он оставил её в покое. Ей нравится чистая кухня? Кто он такой, чтобы спорить?

Он откинул голову на спинку дивана и потёр лицо ладонями, думая, что никогда в жизни не был таким чертовски уставшим. Он не убрал ладони, даже когда услышал, как губка с глухим звуком шлёпнулась в раковину, и почувствовал, что Феб подошла ближе. Он опустил руки и поднял голову, когда почувствовал, что она села на него.

Феб оседлала его, прижавшись вплотную к его паху, её колени оказались на диване, а задница у него на бёдрах. Она положила руки туда, где шея переходит в плечи. И почувствовав Феб, почувствовав её руки, Колт неожиданно обнаружил, что уже ни капельки не устал.

— Мне неприятно спрашивать, — тихо сказала она, — но ты должен рассказать мне про Крейга, детка.

Он знал, что должен. Это было неприятно, и усталость тут же вернулась, потому что он знал, что должен рассказать ей и покончить с этим.

— Что тебе известно? — спросил он.

— Я знаю, что Морри тебя догнал и вы подрались, но всё было в порядке. Это всё.

Колт кивнул и положил руки ей на бёдра, потом провёл ими дальше и остановился на её попе, ему нравилось держать их там.

— Крейг работает у своего отца, в магазине для фермеров на тридцать шестом шоссе, — сказал Колт. Феб кивнула, и он продолжил: — Я был настолько вне себя, когда добрался туда, что не заметил этого сразу, но как только он увидел, как я вхожу, он как будто знал.

Он смотрел, как её губы медленно раскрылись, словно кожа не хотела разлепляться.

— Правда? Как странно.

— Не странно, если знать то, что узнал я.

— Что ты узнал?

Он провёл руками по её попе, потом вверх по спине и по рёбрам, так что большие пальцы коснулись её груди снизу. Колту хотелось прикасаться к ней, напомнить себе, что она настоящая, эта Феб с нежным лицом и мягкими руками, которая сидит на нём, смотрит на него. Но его член дёрнулся, когда её губы снова разомкнулись, на этот раз по другой причине, и её взгляд смягчился. Ей нравились его прикосновения, и она не скрывала этого. Колту нравилось знать, что ей это нравится и что она не боится это показать.