— А вы меня из народа не выключайте. Не хочу я быть в какой–то элите. Я русская и не хочу воевать против русских.

— Ну, ладно, ладно, ты не обижайся. Чувствую я, что дедушки и бабушки заложили в тебя крепкие гены. И ты еще поможешь своему народу, — тем более, что вот теперь и случай представился.

— Правда? Вы мне только скажите, что я должна делать. Я не побоюсь.

У Качалина мгновенно созрел план: отправить Сашу к грузинам и потом, когда появится Антон, сказать ему, чтобы он под предлогом безопасности, ссылаясь на мое распоряжение, взял ее с собой в Сосновку. Дело в том, что Сергей задумал заманить сюда Сапфира, взять их обоих с Шахтом в заложники и потребовать от них большую сумму денег для передачи людям, среди которых живут и действуют его бойцы. А действуют тут три батальона, и бойцы, члены Русской национальной партии разбросаны по селам и небольшим городкам. Всюду не выдают зарплату, люди начинают голодать; в больницах, детских домах почти уже перестали кормить. «Буду трясти их до тех пор, — думал он о Шахте и Сапфире, — пока не вытрясу весь миллиард». И он уже составил в голове подробности своего дерзкого плана. И Нина Ивановна, и Николай Васильевич будут ему помогать, но Сашу он бы не хотел впутывать в это опасное и щекотливое дело. И он сказал:

— Ты молодчина, Саша, ценю твой порыв. А случай такой уже представился. Мы попали в ловушку, и нам нужно из нее выбраться. Посмотри вон туда, где растет старый клен…

Саша прильнула к окуляру и увидела на самом берегу дерево и возле него лодку. От замка к лодке вела тропинка — видимо, лодкой часто пользовались.

— Вижу. Я все вижу!

— А на том берегу, прямо напротив лодки, — большой камень. Под ним спрятан ход в тоннель, ведущий в подвал замка. Через подземный ход попадешь на ту сторону. Дам тебе радиотелефон. В случае опасности позвонишь. Я через две минуты приду на помощь. Тебе все понятно?

— Да, все. Я готова идти туда хоть сейчас.

— Пойдешь, когда я скажу. Будь умницей и ничем не выдавай своего волнения и нашего уговора.

— Сергей Владимирович! Вы можете на меня положиться.

— Ну вот, а сейчас иди спать. В домике тоже спят и мы ничего не увидим.

Он как–то незаметно для себя и для нее перешел в обращении к ней на «ты», и это их сближало еще больше.

Качалин задернул занавеску, и они вышли из башни. Сергей закрыл дверь и ключи спрятал в нагрудный карман куртки. На втором этаже они застали всех спящими. Нашли для себя свободные комнаты и тоже улеглись. Но если Саша тут же уснула сном ребенка, то Сергей долго не мог сомкнуть глаз. Он чутко прислушивался к звукам на улице — боялся, как бы заинтересованные лица не учинили им пожар, взрыв бомбы или что–нибудь в этом роде. Но потом сон и его сморил.

Проснулся он от истошного крика. Побежал к Шахту. Оказалось, он и кричал и, увидев Качалина, заорал еще пуще:

— Какого черта! Запер меня в мышеловке, но я живой и мне надо функционировать. Отопри скорее — хочу в туалет!..

И когда они шли по коридору, Шахт ругался еще громче, с ним сделалась истерика, и он выплескивал на Качалина все самые грязные ругательства, какие только знал.

Потом они поднялись на второй этаж, Шахт и здесь ругался и требовал радиотелефон, обещая позвать охрану, которая тут же их всех освободит и доставит в город.

Качалин на это спокойно возразил:

— Радиотелефон ты не получишь, и на командный пункт я тебя не допущу. Будешь под арестом, пока я не приму необходимые меры.

— Качалин! Ты сошел с ума! Ты бандит и за свои действия будешь отвечать.

В разговор вступил только что проснувшийся Николай Васильевич:

— Бандиты те, кто сотворил нам такую жизнь. А Сергей Владимирович, как я понимаю, приближает время, когда мы восстановим свою власть в России и накажем преступников.

— Но кто ты такой? — вскричал вновь впавший в истерику Шахт. — Я тебя не знал и знать не желаю. Пошел вон, я позову охранников.

Вскинул над головой кулаки и завизжал как поросенок:

— Отпустите меня! Отпустите!..

На крик пришли из своих комнат Нина Ивановна и Саша. С минуту наблюдали сцену, а потом удалились на кухню готовить завтрак. Возле газовой плиты — дверь, вчера Саша ее не заметила, а сейчас потянула на себя. Ей открылась небольшая комната, хорошо обставленная, но непонятная по назначению. Все другие комнаты, которые они видели, уставлены дорогой мебелью, обвешаны коврами, картинами, но вкуса и смысла не наблюдалось: это были просто жилища, устроенные человеком, лишенным понимания стиля и красоты.

— Мы будем тут жить! Вы согласны? — воскликнула Александра.

— Тут хорошо. Я с удовольствием.

Саша растворила шкаф и увидела мужскую одежду. Примерила куртку, джинсы и удивилась своей похожести на парня.

— Не сразу и поймешь, что я девица.

— Корнет Азаров из «Гусарской баллады».

— Моя любимая героиня! Ее сыграла Голубкина. Я тоже хочу быть парнем. Как вы находите, идет мне этот наряд?..

— Очень. А под куртку вот эту рубашку — с белым большим воротником.

— Да, да. Это и совсем хорошо. Куртка скрывает грудь, а джинсы чуть мешковаты, но это как раз то, что надо. Пусть не выдаются мои женские формы. Не люблю, когда пялят глаза.

— Но как же ты себя назовешь?

— Саша! Александр. И женское имя и мужское. Прекрасно! Я очень рада, что мне пришла такая мысль. Я и за границей буду выдавать себя за парня. А?.. Кто мне запретит? И в Сирию приеду к маме тоже в этой одежде. Знаю: будет недовольна. А мне хорошо. У меня и прическа под мальчика. Правда же?

Саша вертелась перед зеркалом, приглаживала ладонью волосы, и прическа действительно становилась мальчишеской. И с радостью думала: Сергей Владимирович мой план одобрит. Роль корнета Азарова ее все больше увлекала. В этой роли она вступит в новую жизнь, где будут опасности и приключения. Душа томилась от непонятной, неопределенной жизни, от надоевших поездок по заграницам, — она хотела теперь быть вместе со своим народом и помогать ему в войне, которую она еще не видела, но верила, что она действительно идет, и есть на свете силы, творящие зло в России. Ей даже думалось и о том, что отчим ее, Сапфир, состоит в каком–то тайном заговоре против России, и, может быть, потому, интуитивно чувствуя это, она его не любила и даже испытывала к нему враждеб- ность — все это сейчас невольно пробудилось в ее сознании, но думать об этом не хотелось, и она с радостью переключала мысли на операцию, которую ей поручит сегодня Качалин.

За трапезой все молчали; Шахт всхлипывал и икал, — видимо, от волнения, — и ел быстро, словно боялся, что еду у него отнимут и снова закроют в комнате за дубовой дверью и наденут наручники.

Нина Ивановна на него не смотрела, а Саше хотелось чем–то облегчить его положение, но она даже слов не находила ему в утешение.

Качалин прислушивался к звукам со стороны грузинского домика, но там было тихо. Между тем Антон сильно запаздывал; видно, нелегко было ему собирать своих «ястребов».

— Вы меня боитесь! — всхлипывал Шахт. — Я что, не в таком же положении, как и вы? Мне нужен телефон, мой шеф болен, он ждет звонка, волнуется. Дай мне телефон! Ты слышишь, Сергей, телефон. Мне нужен телефон!..

— Успокойся, — сказал Сергей, — и постарайся меня понять. Миллиардом Сапфира заинтересовалась прокуратура; они напали на след и гонят зверя. А зверь — это все те, кто, словно мухи возле сладкого пирога, крутятся у миллиарда. И ты в этом клубке мух самая большая и, может быть, самая главная муха. Тебя бригада следователей возьмет первым, а те, кому нужно прикрыть следствие или напустить вокруг него туману, натравят на тебя киллера. И нас, как свидетелей, прошьют пулями вместе с тобой. Ты этого хочешь?.. Скажи, этого?..

— А ты меня не тыкай, бухгалтеришка несчастный! Я тебе деньги плачу за твое бесполезное копание в бумагах. Ты обещал подобрать все сделки по теплоходам. Где они, эти сделки? Где?.. А я тебе плачу по пять тысяч долларов в месяц. И этой вот… Он кивнул на Нину Ивановну. — Где ваша работа? Отчитайтесь!