Ваш Джеки Макдональд

Когда она подняла глаза, Такис смотрел в окно, на крыши, спускающиеся к гавани. Он не хотел встречаться взглядом с Вонни. Он попытался как-то переменить положение, чтобы вся его поза не кричала громко и яростно: “Я же предупреждал!” Она осталась ни с чем, как ее и предупреждали.

— Ну что же, спасибо, Такис. Теперь мы точно знаем, как обстоят дела.

— Да, это правда, — сказал он.

— Думаю, пора собираться в порт. Ты идешь?

— После всего этого ты пойдешь на вечеринку? Ты потрясающая женщина, Вонни.

Она улыбнулась ему, как улыбалась всем друзьям на этом острове — улыбкой счастливого и свободного человека, который сегодня окончательно доказал, что выплатил все долги. Она нуждалась в товариществе, но не в сочувствии.

— Паме, Вонни. Пойдем, — произнес он.

— Паме, Такис, айда в таверну, — ответила она.

Линда Кейси хотела бы жить в другое время.

В другую эпоху ее таланты оценили бы по достоинству. Она могла бы стать любовницей короля, или содержанкой в роскошных апартаментах, или даже женой какого-нибудь джентльмена-землевладельца, который подарил бы ей маленький городской домик в Дублине.

Но нет, она жила здесь и сейчас, в мире, где все — и мужчины, и женщины — обязаны ходить на работу и зарабатывать на жизнь. Кому сказать спасибо за это? Борцам за равноправие женщин? В этом мире отношения строятся на компромиссах, а браки долго не длятся. И этот мир утверждает, что ты должна денно и нощно испытывать благодарность уже за то, что у тебя есть дом, образование, что ты молода и относительно привлекательна.

Линда считала, что этого совершенно недостаточно.

Но только попробуй поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Особенно с мамой. Мама превратилась в ходячую рекламную кампанию, демонстрируя окружающим, как должна жить ухоженная женщина средних лет. Линда видела, как мама чистит пиджаки лимонным соком, вставляет в туфли распорки для обуви, чтобы те сохраняли форму, натирает до блеска сумочку и мажет шею какой-то густой мазью. Зачем? Мама все равно остается грустной женщиной, одержимой безумными идеями. Что с того, что она хорошо выглядит? В душе у нее, как и у всех остальных, царит сумбур и хаос.

Линда не помнила времени, когда мама с папой жили хорошо. Ее сестра Ади, которая старше на два года, утверждала, что помнит, но ведь Ади такая сентиментальная: у деревьев есть чувства, нельзя сидеть на кожаном диване, ведь какое-то животное погибло, чтобы из него сделали обивку… А уж ее бой-френд, Герри… Совершенно чокнутый! А Ади перед ним так и стелется, совсем потеряла гордость.

Линда никогда не станет так себя вести ради мужчины, каким бы чудесным он ни был. Впрочем, она встречала не так уж много чудесных мужчин. Честно говоря, вообще не встречала. Если они где-то и существуют, то уж точно не в Дублине.

Она три раза сходила на свидание с парнем по имени Саймон. По меркам Линды, это был почти роман длиною в жизнь. У Саймона было много положительных черт: богатый папочка, нежная мамочка и работа в дядином агентстве недвижимости, где ему почти ничего не приходилось делать. Но Саймон обычно встречался с женщинами, которые сами платили за себя. Не то чтобы они делили пополам ресторанные счета, ничего такого, но эти девушки могли устроить коктейльную вечеринку в отеле или пригласить полдюжины человек поужинать в итальянском кафе. Линда понимала, что ей за ними никак не угнаться.

— Ты папина дочка, Линда. Ты ищешь человека, который будет о тебе заботиться, — сказал он и отправился завоевывать новые сердца.

Как он был не прав! Разве она — папина дочка? Господи, да она собственного отца называет по имени — Алан. Что лишний раз доказывает: вовсе она не считает себя его маленькой девочкой.

Инфантильный эгоист в их семье — это отец.

Мама — сумасшедшая, какого черта она так долго тянула?! Линда вышвырнула бы его гораздо раньше. Папа такой незрелый человек. С Синтой, которую они между собой в семье называют фифой, он тоже долго не продержится. Тем более что скоро у них появится малыш. Как нелепо будет обзавестись сводной сестрой или братцем. А ведь папа будет рассчитывать на “сюси-пуси”, что все будут скакать вокруг и умиляться новорожденному. А через некоторое время сам потеряет интерес к ребенку, как терял его ко всему остальному.

Мать Линды как-то с горечью заметила, что философия Алана такова: “пока смерть не разлучит нас… или пока в поле зрения не возникнет что-нибудь хоть чуть-чуть интереснее”. Иногда мама отпускает отличные шутки. Но, конечно, большую часть времени она похожа на армейского сержанта: дома распоряжается, как у себя в клинике.

И еще она стала на всем экономить. В холодильнике почти пусто. И постоянно капает на мозги, чтобы Линда устроилась на работу. Раньше этому никто не придавал значения. Она собиралась взять год на передышку и отправиться путешествовать, прежде чем искать работу. Но мать совершенно недвусмысленно обозначила свою позицию. Или Линда уезжает посмотреть на мир, и тогда мать сдает ее комнату, или она остается и вносит свой вклад в семейный бюджет.

Решения не было. У Линды не было денег, при этом ни мать, ни отец не собирались оплачивать ей путешествие в Таиланд, Камбоджу и Австралию, как она когда-то надеялась. Она не хотела идти работать в госслужбы, в банк или в страховую компанию. Она не унаследовала материнской страсти к медицине в целом или к кардиологии в частности. Она не хотела преподавать, как Ади. Они с сестрой были такие разные, что Линда частенько задумывалась: может, родители ее удочерили. Ади была почти всегда всем довольна, она любила этих своих орущих школьников. Каждый месяц она отдавала матери часть зарплаты, а остаток вкладывала в какую-нибудь акцию вроде “Спасите кита”.

Ади и Герри копили деньги, чтобы поехать в какую-то невообразимую глушь защищать тюленей от уничтожения, оленей от стресса или еще чего-нибудь в этом духе. Подумать только! Откладывать деньги на такую ерунду! Линда не стала бы заниматься подобными глупостями, даже если бы ей заплатили. Когда у нее появлялись деньги, она покупала туфли или гуляла по комиссионкам. Там она нашла восхитительный лисий воротничок, но, конечно, его приходилось тщательно прятать, чтобы двое “Друзей Земли” не натравили на нее ораву возмущенных защитников животных. От матери Линда его тоже прятала. Кларе такие вещи не нравились, кроме того, она, конечно, будет долго вслух изумляться, как это на подобную чепуху находятся деньги, а на вклад в семейный бюджет нет.

Но теперь Линда нашла подработку в музыкальном магазине, так что мать изводила ее меньше, чем раньше. В холодильнике иногда появлялся вареный окорок или запеканка, и Линде даже не возбранялось присоединиться к угощению.

Конечно, во многом хорошее мамино настроение объяснялось ее увлечением красавцем Питером, аптечным провизором. Увлечение — хорошее слово. Они ходили в театр, ездили на пикники и вместе ужинали, даже летали в отпуск, в Италию. Ади и Линда вполне одобряли их роман, но внезапно все закончилось. Возможно, Клара слишком настаивала на помолвке. Но даже если Питер ее бросил, она держалась просто великолепно. Все ее мысли сейчас занимал какой-то жуткий сбор средств в клинике. Линда назвала мероприятие “распродажей пирожных”, и мать чуть не хватил удар.

— Это не распродажа пирожных! Это серьезная попытка собрать деньги, которые уже давно должна была нам выделить больница. Мы хотим прорекламировать наш курс лекций, поэтому приглашаем прессу, всех первых лиц медицинского мира, деловых людей. Каждый сотрудник клиники выкладывается изо всех сил, и я не позволю тебе пренебрежительно отзываться о нашем мероприятии как о “распродаже пирожных”!

Линда была поражена.

— Прости, я не слушала. Я неправильно тебя поняла.

— Ты никогда не слушаешь. Тебя не интересует ничто и никто, кроме тебя самой.

— Эй, мам, это уже чересчур.