— Когда сам счастлив, нужно делиться своим счастьем, — начал он, но что-то в лице Айдена заставило его умолкнуть. — Совсем я вас заболтал, вам, наверное, это все неинтересно, простите великодушно…

— Нет, нет, что вы, мне это как раз очень интересно. У меня дочь беременна. Они с мужем хотят, чтобы мы присматривали за ребенком. Но я не думал… — Голос Айдена предательски дрогнул.

— Вот-вот, я тоже не думал. Ровно до тех пор, пока не родилась малышка Эммер. Я боялся, что она будет как все, — красное сморщенное личико, нескончаемый плач и пеленки. Но… но оказалось, что это так прекрасно.

— Боюсь, я староват для таких…

— Мы тоже боялись, — прервал его Черстер. — Но знаете, с этими детьми каким-то непостижимым образом сам молодеешь.

— Я думал, они из жалости хотят найти нам дело и обставить все так, чтоб мы еще и деньги получали… — Айден сам не понял, как получилось, что он выложил Честеру все как на духу.

— Поверьте мне, это не они, а вы делаете доброе дело, вы подарите любовь и заботу новому члену вашей семьи.

Айден заметил Нору и Хилари, направлявшихся к ним. По лицу мужа Нора поняла, что решение уже принято. И что оно ему нравится.

Все тепло распрощались, обменялись адресами и рукопожатиями с Честером, чету Даннов зазывали в Россмор, чтобы они как-нибудь сами посмотрели на все. Нора понятия не имела, где это, но горячо и с готовностью кивала.

Деклан вышел как раз, когда Нора с Айденом собрались уходить.

— Нужно померить Айдену давление, — остановил их он.

— Не нужно, — ответила его Клара. — Уже не нужно.

— То есть нам остается только гадать все ближайшие дни, что случилось?

— Послушай, если бы ты видел то, что видела я, ты бы возблагодарил Всевышнего за то, что он все-таки смотрит за нами, — сказала Клара.

— Я знаю, это место слишком хорошее, чтобы быть настоящим, — заметил Деклан. — Здесь точно было святилище. Мне никто не говорил об этом, я сам знаю.

Айден и Нора зашли в первое попавшееся кафе. Они держались за руки, кофе давно остыл, а они все строили и строили планы на будущее. Ребенок, который будет знать их чуть ли не с первого дня жизни. Появится время учить латыни тех, кто действительно хочет учиться. Нора сможет давать уроки разговорного итальянского для состоятельных людей. Грэни и Тони смогут работать и… и ни о чем не беспокоиться.

Чего еще желать?

Впервые в жизни бережливые супруги ушли, оставив кофе недопитым. Им нужно было успеть на автобус и обсудить все с родителями будущего ребенка. Скорей бы он уже родился. Скорей бы сентябрь!

Питер Барри всегда славился предусмотрительностью и аккуратностью. Фармацевту нельзя быть безрассудным и небрежным. Он гордился, что держит все стороны своей жизни под исключительным контролем.

Его дочь Эми была другая, она пошла в покойную мать — такая же безалаберная, не от мира сего. Лаура была совершенно беспомощна, когда дело касалось денежных вопросов, домашними финансами занимался Питер. Вот у кого все всегда было в полном порядке со счетами. Бухгалтерия на него нарадоваться не могла, за ним даже не нужно было проверять подсчеты, каждый пенни как на ладони.

Зато у Лауры был вкус, стиль и артистизм. Она умела бросить простенький индийский плед на диван так, что и то, и другое украсило бы и королевские покои. Она всегда оформляла для него витрины аптеки. Она шила изумительные платья для четырехлетней Эми. Ни у одной девочки не было таких.

Он взглянул на старую фотографию. Эми на ней казалась маленькой принцессой. Впрочем, в последние несколько лет она больше походила на террориста или отпрыска семейки Адамс — черные крашеные волосы, выбеленное лицо, какие-то черные лохмотья вместо нормальной одежды. Что сказала бы Лаура, увидь она этот кошмар, трудно даже вообразить.

Хотя не исключено, что они с дочерью легко нашли бы общий язык и держали бы глухую оборону против папочки, аккуратиста и зануды. С другой стороны, от своих клиентов он нередко слышал, что девочки-подростки больше тянутся к отцам, а с матерями, напротив, воюют. Никогда не знаешь, как выйдет.

Эми училась в выпускном классе. Она сразу предупредила, чтобы от нее не ждали никаких выдающихся успехов. Учеба давно набила ей оскомину, потому что все, что могла предложить ей школа, было “чистым дерьмом”. Доведись Питеру оказаться на любом из уроков, он бы и сам ощутил, как это бессмысленно, бесполезно и никому не нужно.

На родительском собрании он чувствовал себя крайне неуютно. Претензий к девочке у учителей нет, говорили они, кроме одной — ее ничего не интересует, ни один предмет, а на уроках она… смотрит в окно.

Он предложил ей перевестись на двухлетние подготовительные курсы, там тоже дают аттестат о среднем образовании, но Эми отказалась.

— Зачем? — спросила она. — Чтобы получить ударную порцию очередных ненужных знаний в ускоренном режиме?

Каждый день давался очень непросто. Она со скрипом просыпалась, со скрипом же отправлялась в школу, со скрипом закидывала вещи в стиральную машину.

Они жили в небольшой квартирке над аптекой. Это было частью новой градостроительной политики — совмещать жилую и коммерческую зоны в стремлении очеловечить пространство и заполнить пустоту. Эми все ворчала, что у них нет сада.

— И кто бы за ним ухаживал? — резонно возражал Питер.

Эми пожимала плечами. Она умела пожимать плечами. С непередаваемым выражением. После чего сразу переходила к следующей теме, которой на этот раз стала поездка на Кипр в честь получения аттестата.

— Но ты ведь говорила, что тебе нечего праздновать, Эми.

— Тем больше причин куда-нибудь поехать и развеяться, — парировала она. Но беда была в том, что Эми не умела радоваться, она вечно была чем-нибудь недовольна.

Было восемь вечера. Она показывала ему рекламный буклет, зазывающий на отдых за астрономическую сумму. Однако Питер был непреклонен. Он не собирался оплачивать дочери двухнедельное пребывание в отеле с участием в конкурсе мокрых футболок и беспробудными гулянками.

— Зачем ты все это делаешь, пап? — Эми подняла на него густо подведенные черным глаза, так, будто видела его впервые.

— Что “все”? — спросил он.

— Ну, торчишь весь день за стойкой в этом своем белом халате, мусолишь рецепты, улаживаешь вопросы с поставщиками, а жизнь проходит мимо.

— Но ведь это моя работа, — удивился Питер.

— Да, но для чего все это, папа, если не для меня?

— Конечно, все для тебя. Кроме Кипра.

— Это твое последнее слово?

— Последнее, Эми. А сейчас мне надо идти работать.

— Зарабатывать деньги, чтобы завещать их мне, когда я буду уже слишком стара, чтобы порадоваться им.

— Деньги радуют в любом возрасте, — заметил Питер.

— Ты ошибаешься, — ответила Эми, и на этом разговор закончился. Но, очевидно, она думала о том, что ее отец явно так и собирается поступить.

Она больше не заговаривала с ним ни о чем, держалась вежливо, но отстраненно. Поблагодарила за приготовленный ужин, предупредила, что пойдет сегодня гулять с одноклассниками. На следующее утро она читала журнал за завтраком. Потом сполоснула свою тарелку из-под овсянки, быстро собралась и вышла из дома вместе с ним.

— Что за дела, Эми? Куда ты собралась? — забеспокоился он.

У них никогда еще не случалось таких долгих размолвок.

— Работу искать, — бросила она через плечо.

Он глядел ей вслед. Она шла по улице, с сумкой через плечо. Кажется, буквально вчера он держал ее за руку на похоронах матери и обещал, что будет о ней заботиться. Он не нарушил обещания. Он старался, но дочь смотрела теперь на него как на чужого.

Когда ему было столько лет, сколько ей сейчас, все было гораздо проще. Отец решил, что оба сына должны заняться фармакологией, и они так и сделали. Чтобы поступить, пришлось выдержать нешуточный конкурс. И хотя фармацевты шутят, что они всего лишь приказчики со степенью, все они гордятся своей специальностью. Они уважаемые люди.