Впервые ей нечего было сказать ему. Она взглянула на него с тревогой и едва заметно нахмурилась.

– Вы не пожелали танцевать сегодня потому, что сэра Эдвина Бейли здесь нет? – спросил Кеннет. – Значит, вы все еше обручены с ним, Майра? Наверное, я не понял, что вы на самом деле хотите выйти за него замуж. Прошу прощения, если сказал о нем такое, что могло задеть ваши чувства. Она еще больше нахмурилась.

– Видите ли, – продолжал он, – мне кажется вполне вероятным, что сэр Эдвин ничего не заметит, женившись на вас. Если вы выйдете за него, ничего ему не сказав, это даже нельзя счесть обманом. Ведь в конце-то концов нельзя сказать, что вы ему изменили, верно? В сердце своем вы были ему верны, А от меня он никогда ничего не услышит. И никто не услышит. Если только вы сами не признались кому-нибудь – а я думаю, что вы этого не сделали, – то никто ничего не узнает.

Она раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, только провела кончиком языка по губам.

– Не нужно так переживать, – говорил граф. – Ведь ничего страшного не произошло. Ничего, что могло бы привести к такому состоянию. Пора уже оставить все это в прошлом, забыть обо всем. Я уже давно забыл.

Майра улыбнулась одними губами.

– Вот как, милорд? – проговорила она. – Но о чем вы говорите? О чем вы забыли? Признаюсь, я не понимаю вас. Зимой я простудилась и до сих пор не оправилась от простуды. Теперь стало теплее, и, надеюсь, я быстро пойду на поправку.

Напрасно он притворился, что все забыл. Он совершил промах: глупо было так говорить! За светскими интонациями ее голоса явственно звучал гнев. Но и Кеннет рассердился. Если бы она знала, как себя вести, то вышла бы за него замуж три месяца назад и ему не пришлось бы жить с чувством вины. В его жизни была бы только Майра, навсегда только Майра.

– Прошу прошения, мисс Хейз, – сказал он, чопорно поклонившись и поворачиваясь лицом к гостям.

И тут же танцующие, которые уже встали в два ряда – леди против джентльменов, – попросили мисс Хейз сыграть контрданс.

– Я и забыл, – сказал мистер Гаскон, – как умеют веселиться в деревне. И какие в деревне хорошенькие и бойкие девушки! Ей-богу.

– Самая красивая здесь девушка – старшая мисс Гримшоу, – заявил лорд Пелем. – А не создалось ли у вас впечатления, Нэт, что рыжеволосому юному джентльмену очень хотелось всадить нам пулю в глаз всякий раз, когда мы приглашали ее танцевать или втягивали в беседу о шляпках?

– Мисс Сара Гримшоу гораздо миловиднее, – ответил мистер Гаскон. – И к тому же она смелая крошка. А вы действительно хотите дать бал в Дапбертоне, Кен?

Тот пожал плечами:

– Я согласился, когда меня попросили об этом. Наверное, придется сдержать слово.

Мистер Гаскон откинулся на спинку сиденья кареты и какое-то время молча смотрел на друга.

– Вы ничего не выдали, Кеннет, – сказал он. – Неужели вы действительно не увлечены ни одной из этих леди? Или вы старались заморочить нам голову и потому не обращали внимания на вашу избранницу?

– Он пытался заморочить нам голову, Нэт, – подхватил лорд Пелем. – Хотя не нужно забывать: Кен живет здесь и должен проявлять осмотрительность, чтобы не выказать слишком большой интерес к одной из леди. Иначе его тут же стреножат.

Мистер Гаскон фыркнул.

– Сегодня Кен был-таки очень осмотрителен, Ид, – сказал он. – Вместо того чтобы танцевать с какой-нибудь молодой леди, он подошел к фортепьяно и принялся слушать, как играет пианистка. Будь она молоденькой и хорошенькой, мы могли бы прийти кое к какому выводу.

– Это бледное чучело? – спросил лорд Пелем. – Но мы все равно можем прийти к такому выводу, Нэт. По моей теории это именно она и есть. Наш Кен воспылал страстью к пожилой особе, к бескровному трупу. Наверное, он решил, что молодость и пышная красота ему надоели – ведь он так долго имел с ними дело.

– Какой вы злой, Ид! – проговорил мистер Гаскон. – А вот я так уверен: у этой леди чахотка.

– Ах, наверное, наш Кен возымел страсть… – начал лорд Пелем. – И наверное, – перебил его Кеннет, – вы постараетесь заткнуться, Идеи, если вам нечего сказать.

Лорд Пелем улыбнулся, подмигнул:

– Я чувствую, что на верном пути, Нэт. Я поймал Кена с поличным. Он определенно возымел страсть к этому пугалу. Но она его отвергла. Она метит выйти за герцога.

– Мне кажется, Ид, – сказал Гаскон, – что Кен обижен тем, как вы говорите о его соседке. Я бы оставил одно предположение: у этой леди действительно чахотка. Она не виновата ни в своем возрасте, ни в худобе, ни в том, что некрасива.

– Ей-богу, Кен, – проговорил лорд Пелем, выпрямляясь, уже совершенно серьезным тоном, – я не имел в виду ничего обидного. Прошу прощения.

Кеннет улыбнулся.

– Насколько мне известно, – сказал он, – все мисс Гримшоу пожелали показать вам пляж и пристань. Полагаю, вы обойдетесь без моего общества. Без меня у вас будет по две мисс на одного – по даме с каждой стороны.

– Что до меня, Кен, – сообщил лорд Пелем, – то мне хватило бы одной дамы – в том случае, если на берегу найдутся пещеры или укромные уголки.

– Остается только надеяться, – добавил мистер Гаскон, – что день завтра будет солнечный.

– Завтра, – сказал Кеннет, – я должен написать Рексу. Если ему нужно залечить душевные раны, он вполне может заняться этим здесь.

Надежда заманить виконта Роули в Корнуолл умерла, едва родившись. Спустя всего лишь неделю после прибытия друзей и задолго до того, как можно было ожидать ответа на письмо Кеннета, в Данбертон пришло послание, адресованное всем троим. Не проведя и дня в Стреттоне, Рекс вернулся в Дербишир и через неделю собирался жениться на миссис Уинтерс. Он намерен отправиться с молодой женой в Стреттон и надеется; что его друзья приедут к ним туда.

Его друзья прочли это письмо по очереди. Потом посмотрели друг на друга, потеряв дар речи. Рекс намерен жениться?! То есть теперь он уже скорее всего женат. На женщине, которая до последнего времени пресекала все его посягательства и заставила поспешно сбежать в Стреттон?

– Здесь какая-то тайна, – сказал Кеннет. – Весьма интригующая тайна.

– Дьявольщина! – воскликнул лорд Пелем. – Наверное, он ее обесчестил и ему пришлось возвращаться и поступить, как полагается порядочному человеку. Если я не ошибаюсь, по настоянию Клода. Клод ведет себя гораздо пристойнее своего брата-близнеца.

– Клоду это не очень-то пришлось бы по душе, – заметил мистер Гаскон.

– Равно как и Рексу, – добавил лорд Пелем. – Когда он волочился за этой леди, я не заметил, чтобы у него на уме были какие-то брачные планы.

– Полагаю, что у миссис Уинтерс их тоже не было, – усмехнулся Гаскон. – Конечно, скорее всего она уже не миссис Уинтерс, но виконтесса Роули. Черт возьми! Старина Рекс женился!

– Если вы не ошибаетесь, Иден, – с невозмутимым видом проговорил Кеннет, – и если поступить так его заставили понятия о чести, то он не будет счастлив. Но думаю, это лучше, чем если бы леди не позволила ему совершить достойный поступок. Во всяком случае, он восстановил свою честь.

– Я еще не встречал женщины, которая отказала бы тому, кто ее обесчестил, – сказал лорд Пелем. – Ему никогда не грозила опасность потерять честь, я полагаю. Так мы едем в Стреттон?

– Так быстро? – воскликнул мистер Гаскон. – Мы ведь только что приехали. А Кен дает бал на следующей неделе.

– Бал можно отложить. Существует на свете такая вещь, как любопытство, – сказал Кеннет. – Я даже не видел эту леди.

– И никому из нас не известно, что в действительности скрывается за этим поспешным браком, – заметил лорд Пел ем.

– Кроме того, – добавил мистер Гаскон, скорчив гримасу, – Рексу может понадобиться наша моральная поддержка. Не покинем же мы его в беде?

И они уехали. Кеннета снедало любопытство и искреннее желание видеть своего только что женившегося друга – хотелось пожелать ему счастья, если только счастье возможно в браке, начавшемся, судя по всему, так неудачно. Он уехал потому, что все его заботы, вес светские развлечения, которые он почтил своим участием, даже неделя, которую он провел со своими друзьями, не смогли поднять ему настроение и приглушить чувство вины.