— Вы должны образумить своего брата, а если понадобится, дать показания против него. Знаю, что требую от вас слишком много, но я хочу вместе с вами уберечь вашего брата от самого худшего, даю слово. Готовы ли вы поговорить с ним?

Константин кивнул и поднялся. Какой-то гестаповец проводил его в подвал, а один из охранников провел в камеру графа Фрица Вильгельма фон Бракведе. Возле капитана сидел врач — он прилагал неимоверные усилия, чтобы в кратчайший срок поставить «пациента» на ноги и передать в руки тех, кто подвергнет его дальнейшим пыткам.

Константин растерянно взглянул на брата. Тот лежал с закрытыми глазами, словно мертвый, однако из его широко открытого рта доносились тихие хрипы. Лейтенант подошел поближе. Врач и охранник удалились и закрыли за собой дверь.

Прошло несколько тягостных минут, прежде чем Константин встал на колени и склонился к разбитому лицу графа.

— Фриц! — чуть слышно позвал он.

Капитан застонал. Его руки судорожно задвигались, веки вздрогнули, и он открыл глаза:

— Малыш!..

— Ты ничего не должен говорить, Фриц, — с нежностью сказал Константин. — Я все понимаю.

— Это еще не конец, — прервал его капитан. — Только не надо жалости.

— Нет-нет, — успокоил его Константин, — я же твой брат.

— Это очень плохо, — задыхаясь, произнес Фриц и попытался подняться, однако острая боль, словно ножом, полоснула его, и он опять потерял сознание.

Покинув небезызвестное заведение на Принц-Альбрехт-штрассе, лейтенант Константин фон Бракведе отправился в бывшую квартиру графини Ольденбург-Квентин и там застрелился.

— Поезжайте на площадь Савиньи. Остановитесь там возле телефонной будки, той, что у афишной тумбы, — инструктировал штурмбанфюрера Майера ефрейтор Леман, — и позвоните мне оттуда.

Майер был уверен, что теперь-то уж добьется желанной цели, ибо причислял этого Лемана к тому типу людей, которые даже родную мать продадут, если сделка сулит им выгоду. Наверное, поэтому штурмбанфюрер принял все условия игры: с ним поехали только Фогльброннер, его доверенное лицо, да штандартенфюрер СС — лучший специалист в управлении по взрывчатым веществам.

Точно в назначенное время зазвонил телефон. Леман указал Майеру номер дома и уже через пять минут предстал перед гестаповцами собственной персоной.

— Добро пожаловать! — приветствовал Гном «гостей».

На столе перед ним лежала стопка бумаг. Рядом стоял портфель — именно такой портфель был и у полковника фон Штауффенберга, и у капитана фон Бракведе.

— Входите, господа, у меня есть для вас кое-что интересное.

Мансарда, в которой очутились гестаповцы, оказалась почти пустой, лишь на ее наклонных стенах висело множество эскизов.

— Вот эта стопка бумаг не что иное, как документы, которые прятал граф фон Бракведе. А в этом портфеле граф Штауффенберг хранил бомбу, от взрыва которой должен был взлететь на воздух наш несравненный фюрер…

— Хорошо, — помягчел сразу штурмбанфюрер, — перейдем к Деловой стороне вопроса.

— Разрешите сначала дать краткое пояснение, — обратился Леман к гестаповцам, стоявшим примерно в трех метрах от стола. — И пожалуйста, не двигайтесь во избежание недоразумений…

— Не надо длинных речей, перейдем к главному, — настаивал Майер.

— Я как раз и перехожу к делу, — заверил его Леман, — и поэтому хочу обратить ваше внимание на портфель. В нем содержится взрывчатое вещество, которое было применено двадцатого июля, причем в тех же количествах. Действие его вам известно. В заряде находится кислотный взрыватель той же серии. Однако в знак особого расположения я приготовил вам небольшой сюрприз. Посмотрите, пожалуйста, внимательнее на аппарат, который лежит передо мной. — Леман указал на приставку величиной с ладонь, похожую на ключ аппарата Морзе. К ней была подсоединена батарейка от карманного фонарика, от которой отходили две проволочки, спрятанные в портфеле.

— Контактный детонатор, — тихо пояснил специалист по взрывчатым веществам.

— Совершенно верно. Примитивный, но надежный, — подтвердил Леман. — Легкий нажим — и эта мансарда взлетит на воздух. Я дотянусь до кнопки, прежде чем кто-либо из вас успеет выстрелить или сбежать. Ясно?

— Он может пойти на это, — выдавил из себя Фогльброннер.

— Не будем терять самообладания, — произнес Майер дрожащим голосом, хотя старался говорить спокойно. — В этом весь Леман. Я всегда говорил, что он большой пройдоха.

— Не пытайтесь подойти ближе, чтобы рассмотреть эту вещицу, — предостерег Леман, держа палец на кнопке.

Наконец штурмбанфюрер, пересилив себя, рассмеялся:

— Господи! Я ведь не круглый идиот и прекрасно понимаю, что весь этот розыгрыш понадобился вам как надежная гарантия выполнения всех поставленных вами условий…

Фогльброннер облегченно вздохнул — Майер опять оказался прав.

— У меня сразу появилось какое-то странное чувство, как только я вошел сюда и увидел посреди стола этот «сюрприз».

— Помолчите-ка лучше! — недовольно проворчал штурмбанфюрер и, обращаясь к Леману, продолжал. — Мы все подготовили, как было условлено: заграничный паспорт, тысячу настоящих долларов, железнодорожный билет на проезд в вагоне первого класса до Базеля, разрешение на выезд со специальным пропуском.

— С Базелем я не прочь познакомиться, — сказал Леман.

— Ну так в чем же дело, дорогой? — К штурмбанфюреру вернулась его обычная уверенность. — А теперь уберите с кнопки вашу клешню — это меня нервирует. Договор дороже денег!

— И вы не будете охотиться за мной? — спросил Гном. — Не закроете границу и не внесете меня в списки лиц, подлежащих задержанию, если, конечно, предположить, что мне удастся выйти из этого дома?

— Даю вам слово, — заверил его Майер.

— Слово подлеца, — уточнил Леман.

Штурмбанфюрер побагровел, а затем выдавил с угрозой:

— Не заходите слишком далеко!

— Он не хочет… — с ужасом прошептал Фогльброннер.

— Не двигаться! — предупредил специалист по взрывчатым веществам. — Секунда и…

— Леман, будьте благоразумны, — хрипло проговорил штурмбанфюрер.

— Что такое благоразумие? — презрительно посмотрел ефрейтор на Майера. — Для чего оно нужно, если живешь среди шакалов? Не лучше ли попытаться прикончить нескольких из них, прежде чем погибнуть самому.

— Он ведь не шутит… — еле слышно произнес Фогльброннер.

— Он хочет всего-навсего, чтобы мы наложили в штаны, — возразил Майер, не теряя самообладания.

— Взрыв может снести половину дома… — уточнил специалист по взрывчатым веществам.

— Это не суть важно, — вяло возразил Леман. — Вы разве не обратили внимания, что здесь размещаются партийные учреждения. Один партайгеноссе предоставил, между прочим, это помещение в мое распоряжение, а на это время назначил совещание в подвале, стало быть, мы здесь одни.

— Чего вы хотите? — покорно спросил Майер. — Требуйте!

— Чтобы вы вернули мне двоих покойников и одного кандидата в покойники, то есть графиню Ольденбург, лейтенанта фон Бракведе и графа.

— Это же, это… — Штурмбанфюрер растерянно смотрел на Лемана, его лицо покрылось пятнами, он дрожал всем телом. — Нет, это же невозможно!

— А кроме того, я требую вернуть мне мою родину, в гибели которой повинны вы и вам подобные…

— Боже мой! — задыхаясь, пролепетал Фогльброннер.

— А теперь будьте вы все прокляты! — почти весело воскликнул Леман и нажал на кнопку.

Дом задрожал, на несколько секунд скрылся в густых столбах дыма и рухнул, похоронив под обломками и гестаповцев, и ефрейтора Лемана.

Перед Роландом Фрейслером предстал бывший генерал-полковник Эрих Гёпнер, и председатель «народного трибунала» заранее предвкушал дьявольское удовольствие от общения с ним. Еще при изучении документов он наметил Гёпнера в качестве подходящей мишени для своих насмешек.

— Итак, обвиняемый, — начал председатель, не глядя в свои записи, — еще 19 июля вы отправились в Берлин. Зачем?