Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Слушая собственную речь в жилом бункере, Гитлер все время одобрительно кивал и наконец заявил:

— Я хочу видеть, как они висят! Я это хочу видеть!

— Что вас так испугало, дорогая? — ободряюще улыбнулся капитан фон Бракведе графине Ольденбург и опустился в кресло. — А я думал, что вы будете мне рады, даже если я приду к вам среди ночи…

Элизабет растерянно посмотрела на него и машинально поплотнее запахнула халат.

— Боже мой, как вы очутились здесь?

— Вы боитесь?

— Не за себя, за вас!

Элизабет погасила верхний свет, оставив включенной лишь лампу под красноватым абажуром возле кровати, и поспешила к окну. Дрожащими руками она отодвинула в сторону узкую полоску шторы затемнения и боязливо выглянула наружу.

— Не бойтесь, я у вас не задержусь, — попытался успокоить ее фон Бракведе. — Но прежде чем удалиться, я хотел бы узнать, что вы, собственно, сделали с моим братом, мальчик совсем потерял голову. Что произошло?

— Здесь было гестапо… почти весь день, — объяснила Элизабет. — И сейчас, как мне думается, они снова сюда пожаловали.

Фон Бракведе быстро подошел к окну, выглянул наружу и увидел, как к дому подкатил темно-серый лимузин. Из машины вылез Фогльброннер и посмотрел на окна третьего этажа.

— Молодец этот Майер, знает свое дело! — восхищенно сказал капитан. — Однако всего предусмотреть и он не в состоянии. Где я могу спрятаться?

Элизабет втолкнула его вместе с портфелем в узкую, без окон, каморку между кухней и туалетом, в которой в свое время прятались «гости» фрау Валльнер.

— Что вам угодно? — спросила графиня Ольденбург у Фогльброннера, который застыл перед ней в выжидательной позе. — Вы что, явились арестовать меня? Так пожалуйста, я в вашей власти.

— Что вы! — возразил гестаповец. — Я пришел, чтобы сообщить вам, что штурмбанфюрер Майер желает встретиться с капитаном фон Бракведе. Штурмбанфюрер придает огромное значение сотрудничеству с ним. Поэтому чем быстрее произойдет эта встреча, тем лучше для всех нас, включая и вас. Вы поняли? Или мне выразиться яснее?

В эту ночь служебная резиденция рейхсминистра Йозефа Геббельса в Берлине превратилась во временную тюрьму. Бывшего командующего армией, предварительно выдав ему бутылку вина, заперли в курительной комнате. В музыкальной комнате поместили графа Хельдорфа, полицей-президента Берлина. Генерал фон Хазе расположился в салоне, и ему тоже выдали бутылку вина. А когда он потребовал вторую, Геббельс, пребывая в прекрасном настроении, заявил:

— Так и быть, он ее получит! Но я не позволю вылакать все мои запасы.

Как только рейхсминистр осознал, что контролирует ситуацию, к нему вернулись и ирония, и чувство превосходства.

— И это заговорщики! — пренебрежительно воскликнул он, ибо арестовать ему удалось одного генерала за другим, не встретив с их стороны ни малейшего сопротивления. — Они даже не в состоянии как следует произвести взрыв. Неудивительно, что мы никак не можем довести войну до победного конца.

В разговоре же с рейхсфюрером Гиммлером он презрительно фыркнул:

— Революция по телефону! — Затем слегка сощурил глаза и добавил: — Всего несколько винтовочных выстрелов — и кто знает, где бы мы сейчас были… — И он снова засмеялся…

А в Париже генерал фон Штюльпнагель, наоборот, вынужден был признать:

— Судьба была против нас.

Вслед за тем он отдал приказ освободить почти всех ранее арестованных по его распоряжению главарей СС, СД и гестапо и сделал это в столь вежливой форме, что подполковник Цезарь фон Хофаккер с горечью спросил:

— Не устроить ли нам для этих господ еще и вечер примирения?

Генерал промолчал. Однако генерал-лейтенант Ганс фон Бойнебург-Ленгсфельд, взявший на себя роль посредника в переговорах Штюльпнагеля с эсэсовцами, по своей инициативе разыграл невиданную доселе комедию: посещая арестованных руководителей СС, он всякий раз с изысканной вежливостью восклицал: «Какая достойная сожаления ошибка!» — и приглашал их в отель «Рафаэль» на бокал шампанского. Все приняли приглашение с удовлетворением.

В отеле «Рафаэль» генерал фон Штюльпнагель встретился с группенфюрером СС Обергом, которого в Париже называли не иначе как «мясником». Генералы вымученно улыбнулись друг другу. Оберг принял поданный ему бокал шампанского и выпил за здоровье Штюльпнагеля, которого с этого момента можно было уже считать покойником.

Началась единственная в своем роде «веселая ночь». Офицеры вермахта пили вместе с функционерами СС, испытывая при этом большое облегчение. Гул голосов все усиливался, батареи бутылок росли, и то тут, то там можно было наблюдать «трогательные» сцены примирения.

Не было только подполковника Цезаря фон Хофаккера. Он, словно окаменев, долго стоял в своем кабинете, а затем принялся жечь оставшиеся документы.

Тем временем генерал фон Штюльпнагель и группенфюрер СС Оберг расположились в углу. Отто Абец, посол в Париже, взял на себя роль посредника, и благодаря его усилиям была достигнута «договоренность», в соответствии с которой в Париже была просто объявлена учебная тревога, и ничего более. Это будто бы было заранее полностью согласовано с руководством СС. Оставалось лишь как можно быстрее довести «договоренность» до сведения задействованных войск и руководящих органов НСДАП во Франции.

— Ну разве это не лучшее решение из всех возможных? — вопрошал довольный посол.

— Вероятно, — согласился группенфюрер Оберг, поднял бокал шампанского, приглашая Штюльпнагеля выпить, и доверительно спросил его: — Вы что, серьезно надеетесь этим отделаться?

— Посмотрим, — промолвил тот.

— Боюсь, что на сей раз вы поставили не на ту лошадь, господин генерал, — с улыбкой обронил группенфюрер.

Оживление царило и на Бендлерштрассе. Штурмбанфюрер Майер обнаружил в апартаментах генерала Ольбрихта папку с документами, в которых содержалось около ста фамилий. Эти документы были немедленно вручены Кальтенбруннеру и Скорцени, и шеф гестапо Мюллер уже приказал доставить на Принц-Альбрехт-штрассе три дюжины подозреваемых лиц, а в будущем планировал довести их число до шести дюжин.

Обер-лейтенант Герберт выставил все свои запасы спиртного, распределив их между соратниками, связистами и командирами задействованных частей. Оснований для празднования было больше чем достаточно, ибо к этому времени они уже получили первые знаки признательности от фюрера.

Кроме майора Ремера, произведенного в полковники, еще три штабных офицера получили такое же повышение. Лейтенант войск связи Рериг стал капитаном, а его фельдфебель — офицером.

— Игра стоила свеч! — лепетал Герберт, при помощи своей невесты откупоривая следующую бутылку.

Его краснощекое лицо лоснилось от удовольствия — ведь он стал майором! Но этим не исчерпывались благодеяния фюрера «за ликвидацию предательства на Бендлерштрассе». Герберт вдобавок ко всему был награжден Железным крестом — орденом, который обычно вручался «за особое мужество, проявленное в борьбе с врагом».

— Где мой друг Константин? — кричал Герберт, новоиспеченный майор и национальный герой. — Я должен обнять его. А где капитан Бракведе, мой покровитель? Я хочу прижать его к своей груди.

— Дорогие друзья, хочу представить вам нашего нового товарища по борьбе, — бодро произнес Гном, снова превратившийся в крановщика Западного порта. — Он — друг Юлиуса Лебера, и этим, я думаю, все сказано. — И Леман указал на графа фон Бракведе, застывшего в дверях подвала.

Капитан держал под мышкой портфель и, поблескивая моноклем, с заметным любопытством рассматривал присутствующих.

Гном по очереди представил их графу, и Фриц Вильгельм каждому подал руку.

— Вы видите перед собой сборище государственных преступников, — счел необходимым пояснить Леман.

— Прекрасно, — обрадовался фон Бракведе, — тогда мы все свои люди.

— Что мы можем сделать для вас? — спросил драматург.

79
{"b":"543984","o":1}