— В чем мы ошиблись, Бракведе?
— Мы приняли крыс за полноценных домашних животных, — Бракведе произнес это с нескрываемой злостью. — Мы должны потребовать, чтобы все эти деятели, невзирая на чины, решили наконец, на чьей они стороне. Или у них есть честь — или нет.
Бек опять заметался по комнате. Ему не хотелось ставить чересчур жесткие требования, он ведь полагал, что пользуется у заговорщиков большим доверием, а теперь не находил его.
— Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас, — тихо промолвил он.
— Это вполне естественно, господин генерал-полковник.
Неожиданно, вероятно в знак сердечной признательности, Бек положил руку на плечо капитана. Вряд ли он сделал бы что-либо подобное в другое время, но ему было очень одиноко, а капитана он считал в некотором роде своим сыном.
— Что же мне предпринять, дорогой Бракведе, чтобы повернуть все на правильный путь?
— Позвоните генерал-фельдмаршалу фон Клюге, — настоятельно посоветовал капитан. — Попытайтесь принудить его принять наконец решение.
— А если он откажется?
— По крайней мере, мы будем знать об этом.
Бек кивнул. Бракведе попросил соединить его с главнокомандующим войсками «Запад», и через несколько минут фон Клюге подошел к телефону:
— Какова обстановка?
Бек начал с обстоятельного вступления.
— Для Клюге, — прошептал слушавший доклад Бракведе, — не стоило делать подобного вступления. Этим его не убедишь, Он реагирует лишь на факты.
Генерал-полковник Бек потер лоб и затем спросил:
— Клюге, ответьте определенно: поддерживаете ли вы наши теперешние действия, подчиняетесь ли мне?
Несколько секунд Клюге молчал.
— Все это для меня так неожиданно, — промолвил наконец главнокомандующий войсками «Запад». — Конечно, мое отношение к существующему режиму не изменилось, однако я должен посоветоваться, прежде чем принять окончательное решение.
— Спросите его, сколько времени ему для этого понадобится, — подсказал фон Бракведе генерал-полковнику шепотом.
Бек казался очень бледным, но оставался спокойным. Бесстрастным голосом он задал фон Клюге вопрос, предложенный капитаном.
— Я позвоню вам через полчаса, — заверил генерал-фельдмаршал и закончил разговор, а генерал-полковник Бек с горечью произнес:
— В этом весь фон Клюге!
Чтобы обезопасить себя со всех сторон, штурмбанфюрер Майер на несколько часов укрылся у одной давно симпатизирующей ему дамы. Дам подобного сорта он знал немало. На этой он остановился лишь потому, что ее квартира находилась на Лютцовуфер, как раз посередине между Бендлерштрассе и Принц-Альбрехт-штрассе.
Сейчас Майер возлежал на застланной красным покрывалом софе. Значительную часть одежды он снял, и отнюдь не по причине жаркой погоды. Однако это не мешало ему развивать бурную деятельность — правда, по телефону.
— Из твоих пяти добродетелей, — заявил он своей подруге, — одну ты должна на некоторое время исключить. Не подслушивай и ступай куда-нибудь подальше.
Преимущество Майера состояло в том, что он звонил, а ему позвонить не могли, потому что он не сообщал никому номера своего телефона. Он уверял всех, что находится в пути.
Наконец дошла очередь до Фогльброннера. На вопрос о положении дел на Шиффердамм Фогльброннер ответил следующим образом:
— События могут развиваться в любом направлении…
— Смотрите не ошибитесь, мой милый, — предостерег его Майер. — Обнаруженные вами факты при определенных условиях могут стать бесценными. Усекли?
Следующим собеседником Майера стал капитан фон Бракведе. С ним штурмбанфюрер разговаривал в нежно-доверительных тонах:
— Ну, мой многоуважаемый, каково положение на фронтах?
— Приходите к нам и посмотрите! — Голос графа звучал оптимистично. — Мы арестовали почти полдюжины генералов.
— Действительно? — удивился штурмбанфюрер. — И штандартенфюрер Пиффрадер в числе арестованных? — Получив утвердительный ответ, он поинтересовался: — И меня вы, наверное, посадили бы в качестве заложника?
— При случае я охотно воспользуюсь вашим советом.
Майер громко захохотал:
— Мы же договорились, что я первым поздравлю вас в случае вашей победы и отправлю вас в каталажку в противном случае… Не правда ли?
Эта беседа удовлетворила штурмбанфюрера. Он ласково похлопал свою даму ниже спины и набрал номер следующего абонента — обер-лейтенанта Герберта. Лучшего собеседника, чтобы перестраховаться, он вряд ли нашел бы.
— Как, вы еще живы? — спросил его Майер. — Я имею в виду: вы еще на свободе?
Герберт слегка закряхтел и произнес:
— Здесь все как-то непонятно, неуловимо. Не могли бы вы посоветовать, что мне предпринять?
— Во-первых, пейте поменьше. Вы говорите так, будто у вас во рту вместо языка тряпка. Сейчас вам, как никогда, надо иметь трезвую голову. В противном случае вы не сможете выполнить вашего долга.
— Ясно, ясно. Но что мне делать конкретно? Как вы думаете?
Майер почувствовал удовлетворение.
— Мой совет совершенно однозначен, и я надеюсь, что вы вовремя вспомните о том, кто взывал к вашей совести. Не забудьте, речь идет о Германии.
После того как эта содержательная беседа закончилась, штурмбанфюрер соединился со своим рабочим кабинетом. Телефонную трубку взял один из его помощников:
— Хорошо, что вы позвонили, шеф. Вас здесь все время требуют.
— Самое важное сейчас то, чем я занимаюсь. Я вышел на след. С уверенностью могу сказать, что мы имеем дело с широко разветвленным заговором. Информируйте немедленно рейхсфюрера! А нашим коллегам передайте: настало время действий.
Для каких действий настало время — он не сказал, потому что рассчитывал таким образом обезопасить себя. А в последующие четверть часа он всецело предоставил себя в распоряжение своей всегда готовой к услугам подруге.
Караульную службу на Бендлерштрассе нес батальон охраны. Все шло своим чередом, никаких особых указаний на проходную не поступало. Однако после 16 часов здесь появился капитан, который лично проверял прибывающих и давал команду «Пропустить!».
Поначалу никто не усмотрел в этом ничего удивительного. Так бывало неоднократно, когда командующий давал приемы или когда проводились специальные конференции. Но первого капитана сменил второй, второго — третий. Все они были вежливы, выдержанны и, казалось, точно знали, что им нужно. С ними несли службу несколько ефрейторов.
В 18.50 к проходной подъехал автомобиль. Капитан отдал честь и бросил привычное «Пропустить!». Часовой открыл ворота, и капитан сказал ефрейтору:
— Полковник Глеземер.
Ефрейтор продублировал слова капитана ефрейтору Леману, тот — капитану фон Бракведе, а капитан в свою очередь доложил генералу Ольбрихту:
— Начальник танкового училища в Крампнице полковник Глеземер просит принять его.
— Что нужно полковнику Глеземеру? — спросил генерал-полковник Гёпнер с удивлением. — В этот самый момент он должен находиться совсем в другом месте.
— Мы его сейчас примем, — сказал Бек, и это был приказ.
Полковник Глеземер, подтянутый, энергичный, остановился у двери и изумленно уставился на собравшихся. Он узнал Бека и вежливо поклонился, но обращаться к нему не стал, а подошел к Ольбрихту:
— Могу я срочно переговорить с командующим по очень важному делу?
Ольбрихт на этот вопрос ответил отказом:
— Генерал-полковника Фромма сейчас нельзя видеть. Можете обращаться ко мне.
— Так точно! — отчеканил начальник училища. — Я получил приказ ввести в действие план «Валькирия».
— Совершенно верно, — подтвердил генерал. — Надеюсь, вы уже отдали необходимые распоряжения?
— Нет, — откровенно признался полковник Глеземер.
Это предельно лаконичное заявление вызвало оживление присутствующих. Послышались недовольные восклицания. Ольбрихт не смог скрыть своего удивления. Один генерал-полковник Бек оставался невозмутимым. Он подошел к начальнику танкового училища в Крампнице и спросил: