— Я с ним согласен, — промолвил полковник Клаус фон Штауффенберг. — Имеется лишь одна возможность, и ее должно использовать. И предпринимать попытки до тех пор, пока они не увенчаются успехом.

Похожая на туман пыль от развалин висела над Берлином. Она поднималась от руин и, казалось, заволакивала стекла окон, покрывала плотным слоем крыши домов. Не было ни одного человека, на одежду которого не осела бы эта пыль.

Но ботинки лейтенанта Константина фон Бракведе были начищены до блеска, свежевыстиранные перчатки и многочисленные награды ослепительно сверкали. Он стоял на Курфюрстендамм, перед кинотеатром, и, заметно волнуясь уже в течение получаса ждал графиню Ольденбург-Квентин.

Лейтенант смотрел на кирку, воздвигнутую в память какого-то святого, на сооружения станции «Зоо» и на темную громаду дома, протянувшуюся до соседней улицы. Залепленные бумажными полосами, кое-где разбитые окна домов глядели на мир, словно глаза мертвецов. Однако эти окна не интересовали Константина. Не обращал он внимания и на снующих мимо в серых мятых одеждах, с испитыми землистыми лицами прохожих. Он хотел видеть только Элизабет.

И она пришла. Одетая в серое шелковое платье, красиво облегавшее ее фигуру, графиня шла ему навстречу и нежно улыбалась.

— Как хорошо, что вы есть и что вы пришли! — благодарно прошептал Константин.

— Я очень рада, что мы встретились, — говорила Элизабет, но ее взор рассеянно скользил по людям, исчезавшим в шахте метро. — Вероятно, опять объявят воздушную тревогу, однако до этого мы постараемся хорошо провести время.

Они зашли в ресторан, который располагался на соседней с Курфюрстендамм улице. Он назывался «Вайншток», и посещали его в основном офицеры с Бендлерштрассе. Хозяин участвовал в движении Сопротивления, исполняя роль связного, а для своих единомышленников охотно резервировал столики.

— Я, конечно, сообщила вашему брату, куда мы с вами пойдем, — сказала Элизабет. — Это так неприятно, но на нашей службе положено всегда находиться в сфере досягаемости для руководства.

— Я надеюсь, он не против, если вы побудете в моем обществе?

— Это ему, кажется, даже понравилось, — призналась графиня. — Вас это не смущает?

Константин, слегка покраснев, отрицательно качнул головой и склонился над спасительным меню. Но не успел он что-либо выбрать, как появился хозяин и сообщил, что хочет предложить им особое меню и лучшие вина из собственных запасов. Он улыбнулся графине и сказал, что получил указания по телефону от капитана фон Бракведе.

Блюда, которые им подали, были не только обильными, но и изысканными в той мере, в какой это было еще возможно в Берлине. Ну а о французских винах и говорить не приходилось.

Молодые люди беззаботно проболтали почти целый час, когда появился капитан фон Бракведе. Он подсел к их столику и сказал улыбаясь:

— Я уверен, что помешаю, но этого не избежать. А потом, потерю можно будет возместить.

— Я в вашем распоряжении, — заверила капитана Элизабет.

— Речь идет не о вас. Я намерен умыкнуть Константина. Мы договорились с полковником Штауффенбергом, и он не против, если мой брат будет меня сопровождать. Для него — это единственная возможность, и вы предоставите ее ему, графиня, не правда ли?

Она тихо спросила:

— Это действительно необходимо?

— Да, — сказал капитан, — я считаю, это необходимо, а для Константина это, вероятно, последняя возможность приобщиться к нашему движению. Вы ведь ничего не смогли сделать, графиня, но все равно — сердечное спасибо! Итак, пошли, малыш.

— Только вперед! — воскликнул Штауффенберг капитану фон Бракведе. — Вновь я занимаюсь моим любимым делом — готовлю государственную измену.

Полковник весело рассмеялся, а лейтенант фон Бракведе, прибывший к Штауффенбергу вместе со своим братом, принял это за своеобразную шутку. Среди генштабистов ежедневно можно было слышать подобное, особенно в этом здании.

Полковник на минуту отложил телефонную трубку, подошел к лейтенанту и протянул ему три пальца левой руки:

— Рад с вами познакомиться, господин фон Бракведе. Ваш брат кое-что рассказывал о вас.

Штауффенберг очень редко смеялся от души — только иногда, в присутствии самых близких друзей, и тогда становилось понятным, какой это жизнерадостный человек. Но сейчас он олицетворял собой решимость и энергию.

Оставив лейтенанта, полковник опять взялся за телефонную трубку — на сей раз он говорил с начальником штаба одной из групп армий:

— Последнее письменное донесение, поступившее от вас четырнадцать дней назад, утверждено. — И одновременно, не прекращая телефонного разговора, он произнес, обращаясь к капитану: — Исправленное воззвание и текст первого обращения по радио перед тобой, Фриц.

Капитан направился к письменному столу, вытащил из нижнего правого ящика папку и опустился с ней в кресло. Константин стоял, будто окаменев, в стороне. Всем своим существом он ощущал пронизывающее беспокойство, которым, казалось, в этом помещении был пропитан даже воздух.

А полковник уже вновь говорил по телефону:

— Нет, он не сможет размножить материалы. Да, он знает, как это было бы необходимо. Однако, заглядывая в ближайшее будущее, нужно учитывать, что существующий порядок вряд ли сохранится… Это война, мой дорогой. Начинаются гонки, которые могут закончиться падением в пропасть. Думали ли вы об этом? Или хотите уйти в сторону? Нет? Ну, тогда в добрый путь!

Полковник не выпускал трубку из руки. Менялись абоненты, а Штауффенберг говорил и говорил. Лейтенант Бракведе присел на стул около двери. Отсюда ему был виден брат и по-юношески оживленный начальник штаба. Казалось, они понимали друг друга без слов.

— Нет! — воскликнул вдруг Клаус Штауффенберг с решимостью в голосе — только что он звучал тихо, почти мягко, однако изменился буквально в несколько секунд. — Нет, этого нельзя допустить! Если немцы потянутся из восточных областей в рейх, нужно помогать им, а не отправлять обратно. Даже если Командование вермахта откажет в помощи, гражданское население никоим образом не должно пострадать.

— Твои телефонные разговоры становятся за последнее время чересчур откровенными, — сказал капитан фон Бракведе, отрываясь от изучения каких-то документов.

— Все еще недостаточно откровенны и четки, — поправил полковник.

Он не положил трубку на вилку и приказал соединить его с тремя абонентами: с уполномоченным по вооружению, с ведомством Розенберга и с группой армий «Б» на Западе. Пока его соединяли, Штауффенберг закурил сигарету. При этом никто ему не помогал. Константин бросился было к полковнику, но капитан фон Бракведе удержал его. Несмотря на то что у Штауффенберга осталось всего три пальца на левой руке, он все делал без посторонней помощи, а на указательном пальце по-прежнему носил перстень-печатку с надписью: «Начало конца».

Поскольку связь с вызываемыми абонентами задерживалась, полковник обратился к Константину:

— Как вы оцениваете положение, господин лейтенант?

— Для правильной оценки у меня нет необходимого кругозора, — ответил Константин.

— Он благонамеренный, относится к числу тех, кто готов умереть за Германию. При этом он путает Германию с Гитлером. Широко распространенная ошибка…

Штауффенберга вновь отвлекли. Сейчас он говорил с уполномоченным по вооружению. Широкие, сильные плечи полковника были при этом слегка подняты, а открытый лоб оставался гладким.

— О том, что мы живем в ненормальных условиях, говорят даже на Бендлерштрассе. Мне известны ваши трудности, но солдатам на фронте нужно оружие и вы обязаны поставлять его, пока ваше учреждение не будет полностью разбомблено.

В промежутках между телефонными разговорами он попытался объяснить Константину обстановку на фронтах:

— Группы армий «Центр» практически не существует. Прорыва Восточного фронта следует ожидать в ближайшие недели. Русские вскоре форсируют Вислу, затем Одер и в обозримом будущем подойдут к Берлину. Такова, господин лейтенант, обстановка.