Ирида. Ты в Абдере, Тифид, и не зашел ко мне?
Тифид. Ирида! Смотри, пожалуйста, Ирида! Конечно, я зайду к своей невесте. Как раз собирался. Хотел только надеть парадный мундир. Выгружаем рыбий жир из Фуды, так от меня немножко попахивает.
Ирида. Я ждала целый вечер. Мы же помолвлены!
Тифид. И как еще! Накрепко! Быть помолвленной с моряком — это все равно что быть дважды замужем!
Ирида. О Тифид, наконец-то ты опять со мной! Я все время думала о тебе, все время! И сегодня я надела госпоже платье наизнанку, так я думала о тебе. Мой Тифидик! Посмотри, какая луна над бухтой! Совсем как серебро…
Тифид. Как персидская серебряная монета. За нее на Самосе дают целый бочонок абрикосовой настойки.
Ирида. …А звезды тонут в ее молочном блеске. О Тифид! Миллионы искр рассыпаны по Черному морю и танцуют вместе с волнами.
Тифид. Завтра задует норд-ост. Но сейчас ты должна извинить меня, мне надо уходить.
Ирида. Уходить?
Тифид. К сожалению. Срочное дело. Я сразу вернусь. Мне нужно только на ту сторону бухты, в Ксантию.
Ирида. Это ты и в прошлый раз говорил, но так и не вернулся.
Тифид. Правда? Теперь припоминаю: я хотел вернуться, да нализался у вавилонского консула. Но больше этого не будет. Я стал солидным человеком — ничего удивительного, с такой невестой. К тому же еще и консула перевели, да еще я должен привезти один груз — верблюдов — в порт Амфиполис. Они нужны правительству Пеллы.
Ирида. Верблюды? В наших краях?
Тифид. Македония хочет стать великой державой.
Ирида. И для кого нужны верблюды?
Тифид. Еще как нужны! Главным образом верблюды. Уйма верблюдов. Без верблюдов теперь не обойтись. С хорошо выдрессированной верблюжьей кавалерией они подомнут под себя всю Грецию, ведь верблюды гораздо выше, чем греческие лошади. Это всем понятно.
Ирида. Но завтра ты опять вернешься?
Тифид. Ровно в шесть часов. Я же тоскую по своей невесте. Ведь я мужчина. Что ты теперь скажешь, моя толстушка?
Ирида. Тогда возьми меня с собой, Тифидик! Сейчас, когда над морем такая полная луна…
Тифид. И буду сидеть без ветра посреди моря! Она, видите ли, хочет поехать со мной! Этна и Стромболи![36] Эти невесты липнут, как смола. Но, к счастью, я вдруг вспоминаю историю с треклятой ослиной тенью. Попробуем-ка это средство. Шторм и тайфун, если оно не поможет, я могу оказаться все равно что женатым. Послушай, милая толстушка, говорю я, сделай мне большое одолжение, мне и моему брату Мастаксу, который все-таки хочет жениться на модистке… И начинаю с отчаяния рассказывать ей всю чертову историю.
Ирида. Какое доброе сердце у моего Тифидика! Бедный погонщик ослов! Я сразу же все расскажу Телезии, она тоже так сочувствует нужде и всяким подобным вещам. И вот я опять стою на набережной. А он, мое сокровище, широко расставил ноги на капитанском мостике. Он шатается от боли, потому что должен уехать, а на мачтах полно матросов!
Тифид (поет).
Ни бога здесь, ни черта,
И шхуна льдом затерта…
В апрельском черном шквале
Отыщут нас едва ли!
Ирида. Тифидик! Мой Тифидик! Вот ты и отплываешь в желтое сияние своей круглой луны, весь корабль — темная тень. Но завтра он вернется! В шесть часов!
Тифид (издалека).
Голодные шакалы,
В руках у них кинжалы,
На шканцах и на баке
Всегда готовы к драке.
Добыча на примете
И кулаки что гири,
Они орут, как дети,
Закрытые в сортире…
И солнце в небеса…
Ирида. Вот корабль и пропал из виду, как всегда. Тифидик, мой Тифидик, я стою на набережной одна, как всегда. Только звезды надо мной и волны плещут. Тоже как всегда.
Боже мой, я совсем забыла про свою танцовщицу, ведь она идет сегодня к жрецу, а перед этим купается в новой мраморной ванне из Коринфа! О Тифидик, я сегодня же вечером помогу Антраксу, а завтра, когда ты вернешься из Ксантии с верблюдами, я стану твоей женой!
Слышно, как она убегает.
Плеск воды в ванне.
Телезия. Наконец-то ты пришла. Видишь, я уже лежу в ванне, в моей коринфской ванне из черного мрамора. Как это освежает в нашем ужасном климате. Такая жара! Ирида, добавь-ка сюда еще две бутылки ослиного молока. Вот так, хорошо. И миндальные отруби, и бобовую муку. А теперь приготовь косметику. Возьми сегодня растертый крокодилий помет, смешай его со свинцовыми белилами, землей с Хиоса и добавь немного слюны. Надеюсь, ты не ела сегодня на ужин лук! Эта Фракия портит мне цвет лица. Осенью я вернусь в Милет. В Абдере, наверно, страшно холодно зимой. И всюду мошкара. Не понимаю, ведь тут везде лягушки. Сейчас я выйду из ванны, Ирида. Подай мне полотенце. Дай мне египетский головной убор, моему старшенькому жрецу это нравится, и потом — критские браслеты и прозрачное платье с острова Коса. А теперь косметику и духи. И расскажи мне что-нибудь из жизни народа, Ирида, пока я буду украшать себя, — ты же знаешь, я люблю народ.
Ирида. Вот сейчас, госпожа, как раз произошла история с погонщиком ослов Антраксом.
Телезия. Погонщиком ослов? Прелестно! Обожаю погонщиков ослов. Они шествуют гордо рядом со своими ослами, поют песни — бедны, но счастливы. Бедняки всегда счастливы, Ирида, у них нет забот. И что же случилось с этим добрым человеком? Тяжба? Потому что зубной врач уселся в тени его осла? Я все расскажу своему старшенькому жрецу. Он тоже любит народ, совсем как я. Я все расскажу ему сегодня же вечером, когда мне придется изображать эти скучные статуи богинь. Он будет сидеть передо мной на мягких подушках, и глаза его наполнятся слезами, когда я буду рассказывать ему и при этом, под медлительные звуки лидийских флейт, поднимать то одну, то другую ногу. Снаружи, подле открытого окна, ветер овевает кипарисы, а в ближнем храмовом пруду квакают, как обычно, священные лягушки…
Слышно кваканье и звуки лидийских флейт.
Стробил. Какую трогательную историю ты рассказываешь, Телезия, изображая при этом Персефону Праксителя. А теперь — Нику Мирона. Левую руку на правую грудь, левую ногу слегка отставить назад… Отлично! Немножко прямее правое колено и попытайся встать на цыпочки: так мы достигаем большего сходства с необычным движением оригинала.
Телезия (вздыхая от напряжения). Вот так?
Стробил. Превосходно. А теперь я должен обязательно продлить изучение культа Афродиты. Может быть, лучше всего начать с той статуи Фидия, где богиня любви, сидя на коленях у Юпитера, поглаживает его бороду.
Телезия. Но ведь у нас нет Юпитера, Стробил.
Стробил. Неважно. В крайнем случае я могу изобразить Юпитера, ведь меня, как исследователя, ничто не должно останавливать.
Телезия (ласкаясь к нему). А ты поможешь Антраксу, мой старшенький жрец?
Стробил. Не оставлю же я человека из моего прихода в беде. Он ведет тяжбу с зубным врачом Струтионом? Я давно слежу за этим врачом из Мегары. Каждый житель Абдеры, страдавший от зубной боли, с незапамятных времен исцелялся в храме Латоны. Приносили в жертву богине двух куриц и выздоравливали, а теперь явился этот зубной врач, со своими научными фокусами… Конечно, богиня не всегда помогала, но тогда надо было сразу применять рациональный метод лечения, можно было, в конце концов, принести в жертву и трех куриц вместо двух, тогда-то уж помощь богини была бы обеспечена. А что дает народу этот прогресс вместо простой, здоровой веры, которая так необходима всем нам? Одни сомнения, даже больше — отчаяние. Это пропасть, в которую прогресс пытается ввергнуть наш бедный народ. Теперь наконец можно продемонстрировать наглядный пример. Зубной врач почувствует всю силу моей власти! Завтра соберется парламентская комиссия по вопросам культа, и я поговорю с некоторыми судьями, всегда благосклонными к делам храма Латоны. Зубной врач погиб! А теперь вернемся к изображению Афродиты, любимая дочь моя!.. Флейты, громче!..