Юлия. Ромул!
Ромул. Что, моя дорогая?
Юлия. Хоть бы в такую минуту ты перестал жевать!
Его величество кладет вилку и нож.
Ромул. Пожалуйста, Юлия.
Юлия. Я, Ромул, очень беспокоюсь. Обер-гофмейстер Эбиус намекнул мне, что получены ужасные вести. Я, правда, Эбиусу не слишком доверяю, он ведь германец, его настоящее имя Эби…
Ромул. Эбиус — единственный, кто свободно говорит на всех пяти международных языках — по-латыни, по-гречески, по-еврейски, по-германски и по-китайски. Впрочем, я, признаться, не вижу разницы между германским и китайским. Но, как бы то ни было, Эбиус набрался такой учености, какая римлянину и не снилась.
Юлия. Ты просто германофил, Ромул.
Ромул. Чепуха, я люблю их куда меньше, чем моих кур.
Юлия. Ромул!
Ромул. Пирам, поставь моей жене прибор и принеси первое яйцо Одоакра.
Юлия. Подумал бы о моем больном сердце.
Ромул. Вот поэтому садись и ешь.
Императрица, вздыхая, садится слева к столу.
Юлия. Ты мне скажешь наконец, что за страшная весть пришла сегодня утром?
Ромул. Понятия не имею. Гонец, который ее доставил, спит.
Юлия. Так вели же его разбудить, Ромул!
Ромул. Жена, побереги свое сердце.
Юлия. Как государыня…
Ромул. Как государь я, наверное, последний римский император и уже поэтому занимаю довольно жалкое место во всемирной истории. Так или иначе, я кончу худо. Но в одном я дорожу своей репутацией. Никто не посмеет сказать, что я хоть раз позволил себе зря разбудить человека.
Справа входит принцесса Рея.
Рея. Здравствуй, отец.
Ромул. Здравствуй, дочка.
Рея. Как ты спал?
Ромул. С тех пор как я — император, я всегда хорошо сплю.
Рея садится справа к столу.
Пирам, поставь прибор для принцессы и принеси второе яйцо Одоакра.
Рея. О Боже, Одоакр снес второе яйцо?
Ромул. Этот германец неутомим. Хочешь ветчины?
Рея. Нет.
Ромул. А холодного жаркого?
Рея. Нет.
Ромул. А рыбки?
Рея. Тоже нет.
Ромул. А спаржевой настойки? (Хмурится.)
Рея. Нет, отец.
Ромул. С тех пор как ты стала брать у актера Филакса уроки драматического искусства, ты совсем потеряла аппетит. Что же ты репетируешь?
Рея. Предсмертный плач Антигоны.
Ромул. Брось ты эти старомодные трагические вирши! Возьмись-ка за комедию, это нам больше подходит!
Юлия. Ромул, ты же понимаешь, что девушке, у которой жених уже три года томится в германском плену, неприлично играть комедию.
Ромул. Успокойся, жена. Кто дышит на ладан, как мы, тот способен понять только комедию.
Ахилл. Военный министр Марес просит разрешения обратиться к вашему величеству. Неотложное дело.
Ромул. Не понимаю, почему военный министр вечно является именно тогда, когда я беседую о литературе. Пусть придет после трапезы.
Юлия. Ахилл, передай военному министру, что императорское семейство радо его видеть.
Ахилл кланяется и уходит налево. Его величество вытирает рот салфеткой.
Ромул. Ты, дорогая жена, опять стала не в меру воинственной.
Военный министр Марес входит слева, кланяется.
Марес. Ваше величество!
Ромул. До чего бледны сегодня мои приближенные! Меня уже министр внутренних дел этим поразил. Что тебе нужно, Марес?
Марес. Как министр, ответственный за ход войны с германцами, я вынужден просить ваше величество немедленно принять префекта кавалерии Спурия Тита Мамму.
Ромул. Этот рекордсмен все еще не спит?
Марес. Солдату не пристало спать, когда он знает, что его император в беде.
Ромул. Беззаветная преданность моих офицеров начинает меня обременять!
Юлия. Ромул!
Ромул. Что, Юлия?
Юлия. Сию же минуту прими Спурия Тита Мамму!
Пирам что-то шепчет императору.
Ромул. Это ни к чему. Пирам только что доложил, что Одоакр снес третье яйцо.
Юлия. Ромул, империя рушится, солдаты проливают кровь, а ты все время говоришь только о своих курах.
Ромул. После того как гуси спасли Капитолий, для этого есть все основания. Спурий Тит Мамма мне больше не нужен. Германский князь Одоакр взял Павию, это ясно, ибо курица, носящая его имя, снесла три яйца. Такие соответствия необходимы, не то в мире не было бы уже совсем никакого порядка.
Рея. Отец!
Юлия. Это неправда!
Марес. К сожалению, правда, ваше величество. Павия пала. Рим потерпел самое тяжелое поражение за всю свою историю. Префект привез последние слова командующего войсками Ореста, который со всей своей армией попал к германцам в плен.
Ромул. Я знаю, что говорят мои полководцы перед тем, как сдаться в плен: «Покуда кровь течет в наших жилах, мы не сдадимся». Все это говорили. Военный министр, прикажи префекту кавалерии лечь наконец спать.
Марес молча кланяется и уходит налево.
Юлия. Ты должен что-то сделать, Ромул, ты должен немедленно что-то сделать, не то мы пропали!
Ромул. Сегодня после обеда я набросаю обращение к моим солдатам.
Юлия. Все твои солдаты до последнего перебежали к германцам.
Ромул. В таком случае я произведу Мареса в рейхсмаршалы.
Юлия. Твой Марес — набитый дурак.
Ромул. Это верно, но где найдешь в наше время разумного человека, который согласится быть военным министром Римской империи? Я велю опубликовать бюллетень о моем здоровье.
Юлия. Какой от этого прок?
Ромул. Дорогая, чего ты еще от меня хочешь? Достаточно того, что я управляю государством.
Аполлион, который слез с лестницы, подходит к императору и показывает ему бюст.
Аполлион. Ваше величество, за этого Овидия я даю три золотых.
Ромул. Четыре. Овидий был великий поэт.
Юлия. Ромул, кто это?
Ромул. Антиквар Аполлион из Сиракуз, я продаю ему мои бюсты.
Юлия. Кто тебе позволил разбазаривать великих поэтов, мыслителей и государственных деятелей, принадлежащих нашему славному прошлому?
Ромул. У нас распродажа уцененных товаров.
Юлия. Не забывай, что эти бюсты — единственное, что тебе оставил мой отец Валентиниан.
Ромул. Он еще и тебя мне оставил, дорогая.
Рея. Я не могу этого больше вынести! (Встает.)
Юлия. Рея!
Рея. Пойду учить монолог Антигоны! (Уходит направо.)
Юлия. Видишь, родная дочь перестала тебя понимать!
Ромул. У нее голова забита трагическими ролями.
Аполлион. Три золотых и шесть сестерциев — я, ваше величество, больше не дам.
Ромул. Возьми еще несколько бюстов, и сочтемся сразу.
Аполлион опять влезает на лестницу.
Слева вбегает министр внутренних дел.
Тулий Ротунд. Ваше величество!
Ромул. Ну, что тебе еще, Тулий Ротунд?
Тулий Ротунд. Император Восточной Римской империи Зенон Исаврийский[9] просит убежища.
Ромул. Зенон Исаврийский? Стало быть, он тоже не чувствует себя уверенно в своем Константинополе?
Тулий Ротунд. Никто уже себя в этом мире не чувствует уверенно.
